Василий Шатилов - В боях рожденное Знамя

Впереди нашей огневой позиции, перед Редцами, затаился в кустах знаменитый снайпер Захар Киля. Весь фронт его знал, все говорили о нем. Сто сорок четыре фашиста уложил.

Захар Киля, когда первый раз пошел на «охоту», пролежал в засаде более трех часов. Зорко вглядывался в заросли бурьяна сожженной деревни Редцы. Немцы как вымерли. Молодой снайпер начал волноваться, но вдруг показался фашист. Хоть и ждал этого момента Захар, но сначала растерялся. Выстрел — и гитлеровец грузно упал на землю. Снайперский счет открыт.

Как-то однажды на моем НП оказался известный снайпер Алексей Пупков. Сидели мы с ним рядом и наблюдали за поведением противника. Пупков мне рассказал о Захаре:

— Киля с Дальнего Востока. Когда весть о войне дошла до глухой нанайской деревушки Найхан, он не мог больше оставаться дома. Напутствуя сына, отец Данила, таежный охотник, сказал: «Ты умеешь бить белку в глаз, бей немца в самое сердце». Перед тем как идти в засаду, Киля совсем не спал. Сон никак к нему не шел. Он ждал, когда наступит утро.

Волнение новичка я заметил, спали с ним рядом. «Давай пойдем в засаду вместе», — сказал я однажды.

Быстро, стараясь не шуметь, не разбудить товарищей, оделись и вышли. В этот день Киля убил трех гитлеровцев. Вечером он писал отцу письмо: «Я выполняю твой завет, по моему счету четыре фашиста».

…День ото дня росло мастерство снайпера Захара Кили, все грознее становился он для фашистов. В листовках, которые сбрасывались с самолетов, враги рисовали его чуть ли не Иваном Поддубным — русским богатырем с могучими мускулистыми руками. А он был безусым, хрупким пареньком. И чего только не писали в листовках о Захаре! «Знаем вашего снайпера, не такой уж он у вас неуязвимый», — тешили себя надеждой захватчики. Однако бояться его не переставали. И неспроста. Виднеется ли на равнине куст, стоит ли подбитый танк или возвышается где едва различимый бугорок — отовсюду летят меткие пули.

Десятки охотников-добровольцев открывали личные счета истребленных немецко-фашистских оккупантов.

Скоро всему фронту стали известны имена классных мастеров снайпинга — Захара Кили, Шахмурата Абдулаева, Мельвы Курашвили, Жадова, Виноградова, Царицына, Лисина, Зайцева, Хасанова, Латокина, каждый из них истребил более сотни фашистов.

Особенно выделялся знатный снайпер, неутомимый мститель за погибшего отца Алексей Пупков. Его любимыми словами были: «Если сегодня снайпер не убил оккупанта, как может он спокойно спать?»

Захар Киля был награжден орденом Ленина. Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР был помещен на первой странице газеты «В бой за Родину». А под Указом стихотворение Николая Шатилова, посвященное герою Килю. Заканчивалось оно так:

Николай Шатилов не однофамилец, а мой родной племянник. Моя мама Степанида Трофимовна взяла его в 1921 году четырехлетним мальчиком в нашу семью, где он воспитывался четырнадцатым ребенком. Во время войны сражался с фашистскими захватчиками под Ленинградом, воевал на Северо-Западном фронте. Его стихи, статьи, рассказы, очерки часто появлялись в газете и всегда привлекали внимание солдат.

Наступала осень, дождило, часто туман затягивал весь передний край.

Однажды перед самым рассветом вместе со мной на НП пошли Островский и Курбатов. Мы пробирались в темноте подлеском, ориентируясь в основном по дальним вспышкам ракет переднего края врага. Ракеты взлетали то в одном, то в другом месте на всей линии немецкой обороны. Ночная тишина то и дело всплескивалась отрывистыми пулеметными очередями: по ночам фашисты методично несколько минут обстреливали наш передний край.

Перешли глубокий овраг, где растянулась вторая позиция, поднялись, прошли метров триста напрямую к НП. В теплой землянке сидели снайперы, обогревались, сушились, о чем-то разговаривали. Когда мы вошли, все встали.

— Садитесь!

Киля сидел на краю скамейки у раскалившейся докрасна печки, сушил мокрую одежду.

— Ну и погодка! Хоть отдохнете, — произнес я.

— Нет дела рукам, нет веселья, — ответил за всех старший сержант Захар Киля и сам улыбнулся, закрыв узкие глаза. — В тайге, — продолжал он, — тот не охотник, кто пережидает погоду и сидит дома.

— Но что можно сделать, если дождь полосует, туман закрыл весь передний край? — спросил Алеша Пупков.

— Дождь, туман — это хорошо. Пробрался поближе к противнику и выжидай, — не унимался Захар.

Качают головами бойцы и не понимают старшего сержанта. Понять Захара им трудно, логика его рассуждений подкреплялась его личным опытом.

Ждали из поиска группу разведчиков. Начальник разведки майор Зорько, рослый темноволосый красавец лет двадцати трех, войдя и не заметив меня, спросил капитана Авдонина:

— Еще не пришли?

— Нет, — тихо ответил тот и кивнул в нашу сторону.

Зорько извинился.

Вскоре появился старший сержант Михаил Процай, командир взвода из разведроты дивизии. Совсем юный, глаза голубые, живые. О нем говорили, что он ночью видит, как днем, и сам он этого не отрицал. И все же по виду трудно было представить, что это один из лучших разведчиков. Его знал не только начальник разведывательного отдела армии полковник Яков Никифорович Ищенко, но и сам командующий. А разведчики ласково звали его Мишей.

Войдя в блиндаж, он приложил ладонь к пилотке и негромко доложил:

— Задачу выполнили, — и отошел в сторонку, к дверям, пропуская пленного. — Это его письма, — протянул Процай конверт переводчику лейтенанту Бейлину.

Тот стал читать:

— «…Днем нельзя показаться из блиндажа или окопа, потому что русские снайперы наблюдают, как дьяволы. А ночью над нашими головами работает авиация. Если не убьют и не ранят, то через месяц попадешь в сумасшедший дом».

Снайперы переглянулись.

Бейлин стал допрашивать пленного, а я обратился к командиру взвода Продаю:

— Как же вам удалось в такую непогоду взять его?

— Мы почти двое суток выжидали. Сам на нас напоролся.

— А правда ли, что ночью видите не хуже, чем днем?

— Зрение у меня хорошее, — улыбнулся старший сержант.

Пленного увели в штаб.

Наступал рассвет. Сизый туман обволакивал болота, овражистые поля, плыл над новгородской землей.

Снайперы скрылись в тумане, уйдя на задание. Ушли и разведчики. Где-то послышался гул самолета…

— И нам пора, — решил я.