Борис Наумов - А почему бы и нет

Пройдя половину пути, мы вдалеке увидели поезд, который вёз какие-то громадные металлические конструкции, Так как в этом районе не было никакого железнодорожного сообщении, мы были удивлены, пытаясь рассмотреть странные сооружения на платформе вагона. Издав протяжный гудок и, выпустив клубы черного дыма, паровоз дальше потащил свой груз.

Наступивший воскресный день был полностью в нашем распоряжении. Накануне я, вспомнив о грузовом поезде в степи, спросил у начальника:

— Виктор Михалыч, а что это за железная дорога в степи и поезд с какими-то громадными грузами?

Потапочкин долго на меня смотрел и молчал.

Я повторил свой вопрос.

Наконец он что-то решил, взял меня за руку и отвёл в сторону.

— Ты это видел?

— Да.

— Больше не увидишь. Никому ничего не говори.

— Почему?

— Здесь расположен Байконур. Космодром, с которого запускают спутники.

Я был ошеломлён: «Мы рядом с тем местом, откуда запускаются спутники. Вот это да! Нам повезло быть в таком месте!».

В воскресенье с утра я предложил Юре выйти в степь, погулять и посмотреть космодром с близкого расстояния.

— Ты понимаешь, — говорил я, — быть рядом с Байконуром и не увидеть космодром, хотя бы издалека. Это непростительно.

— А зачем тебе это?

— Будет что потомкам рассказать.

— Да брось. Думаешь о потомках! Надо ещё дожить до них.

Несмотря на мои уговоры, Юра так и не захотел посмотреть космодром. Я сидел, сидел, потом выдал ему:

— Я пойду один. Никому не говори. Я быстро. Туда — и обратно.

Выбрав момент, когда рядом никого не было, я вышел «в степь широкую».

Направление в сторону космодрома я запомнил, так что искать дорогу мне не приходилось.

Пройдя километров пять, я стал замечать следы строительства: какие-то предупредительные знаки, столбы, валялись пустые железные бочки, обломки рельсов и много разного хлама.

Где-то вдалеке показались вышки, дома. Я дошёл до одноколейной железной дороги и присел отдохнуть.

Засвистел гудок, и паровоз без вагонов приблизился ко мне. Отойдя от дороги метров на сто, я присел и стал наблюдать. Паровоз остановился. Два человека соскочили на землю и направились ко мне. Не бывая раньше в подобных ситуациях, я не успел испугаться и ждал, что скажут мне эти — двое.

Оказалось, что говорить они ничего не хотели, зато быстро надели на меня наручники и приказали:

— Пошли.

— Куда? Я ничего не сделал. Я здесь отдыхаю.

— Отдохнёшь у нас. Иди.

Я вспомнил слова Потапочкина и постепенно начал понимать, в какую ситуацию я попал.

Паровоз свистнул, и мы поехали в обратную сторону. Мне завязали глаза и нос так плотно, что я с трудом смог дышать. Ехали мы недолго, минут пятнадцать, не более, но отсутствие свежего воздуха и жара сделали эту поездку мучительной. Наручники не позволяли мне хоть немного приподнять повязку, приходилось дышать только ртом.

Меня привели в милицейское отделение и сняли повязку.

— Вот, товарищ майор, привезли того наблюдателя, который шатался вокруг, всё высматривая, — доложил обо мне один из ловцов шпионов.

— Кто такой? — не поднимая головы от бумаг, спросил майор.

— Говорит, отдыхал он здесь.

— Отдыхал? И всё? — он положил ручку на стол и пристально посмотрел на меня. Окно было сзади майора, свет падал на его затылок и на моё лицо.

— Я тут проходил мимо, устал, присел отдохнуть, — я понимал, что говорю глупость, но другого ничего придумать не мог.

— И давно ты тут проходишь мимо?

— Нет, недавно.

— Откуда взялся?

— Я геолог. Будущий геолог, а пока студент.

— И как же ты, будущий геолог, сюда забрался? — майор понимал нескладность моих ответов и, видимо, решил позабавиться.

— Я здесь… мы работаем в этих местах.

— А-а-а, так ты здесь не один?

— Я не один, у нас целая партия.

— Как называется ваша партия? Демократы? Лейбористы?

— Нет, у нас поисково-разведочная партия. Мы ищем уран и другие полезные ископаемые.

— Уран? Зачем же вам уран? Уж не бомбу ли вы собрались делать?

— Мы ничего не собирались делать. Мы только ищем его.

— А сколько членов в вашей партии?

— Десять или одиннадцать, — я не знал, можно ли Лесика считать членом партии.

— То есть десять членов и один, примкнувший к ним?

Стоявшие рядом милиционеры тихо хохотнули.

— Я не знаю, как считать. — кажется, я совсем растерялся, говорил несуразицу, но не понимал, как выпутаться.

— Ну, так вот, ещё не геолог, сейчас пойдёшь в наш гостиничный номер, ночь там посидишь, отдохнёшь, раз уж ты сюда отдыхать пришёл, а завтра, завтра тобой займутся соответствующие органы. Лейтенант, в одиночку его проводи.

Грубо схватив за руку, лейтенант развернул меня и толкнул к двери.

— Пошёл, — только и сказал он.

Я едва не упал от такого сопровождения, но спортивные навыки помогли мне удержать равновесие.

Втолкнув меня в пустую, тёмную комнатку, лейтенант шумно захлопнул дверь.

Я, присмотревшись, увидел у стенки широкую скамейку, которая, видимо, служила постояльцам кроватью.

Посидев несколько минут, я, наконец, стал серьёзно оценивать своё положение, в которое попал по своему незнанию и легкомысленности. Я не представлял, как выкрутиться из него, каким образом сообщить Потапочкину о месте моего пребывания.

Ночь наступила незаметно. В этой конуре и ночь — ночь, и день — почти ночь. Чтобы быстрее пролетело время, я решил уснуть. Полежав на одном боку, я почувствовал тупую боль. Повернувшись на другой бок, через некоторое время я снова ощутил неприятное давление с другой стороны. На спине долго отлёживаться мне тоже не удалось. Мне приходилось ездить в плацкартном вагоне на третьей полке без постели, но там я, почему-то не чувствовал такого издевательства. Возможно, вагонная тряска помогала мышцам разминаться. Но здесь тишина, тряски нет, и у меня даже возникло подозрение, что скамейка-кровать сделана из особо твёрдого дерева. Одним словом, к утру я так «отдохнул», что захотелось сидеть, бежать, стоять, хоть на одной ноге.

Я представлял себе, что творилось у нас в лагере, когда Юра сообщил Михалычу о моём исчезновении. Одни мысли об этом так угнетали меня, что я начинал рычать от злости. От злости на себя, на майора и, даже на космодром Байконур.

Как потом рассказал мне Юрий, он до самой темноты ждал, молчал и надеялся на моё возвращение. Наконец, не выдержав, он пошёл к палатке Потапочкина и попросил Лесика позвать папу.

— Виктор Михалыч, у нас ЧП.

— Что такое? Почему-то я Наумова не вижу.

— Вот я об этом и хочу сказать.

— Говори, — насторожился начальник партии.

— Сегодня утром он решил пойти в степь, посмотреть на космодром.

— Вот дурень, а я и не понял, зачем это он меня выспрашивал. Не подумал я. Даже мысль такая не возникла.