Борис Наумов - А почему бы и нет

— Нет, хватает.

— Давай документ. Или нет, ложись вот сюда, отдыхай. Завтра покажешь бумаги.

Остаток ночи и часть утра я спал мертвецким сном. Когда проснулся, глянул на часы и обомлел. Рабочий день уже начался, хотя, по степени уличной освещённости днём это время назвать было трудно. Полярная ночь всё ещё не хотела уступать временные владения полярному дню.

Акраминский был за своим рабочим столом, прищурив глаза, без тени упрёка спросил:

— Проспал? Без привычки трудно адаптироваться. Девять часов разница с Москвой. Хотя, вы не из Москвы. А на Урале сколько сейчас?

— Разница с Москвой на Урале два часа, или три. Не помню.

— А я вот москвич. Первое время, как приехал сюда, не мог привыкнуть. Днём дремал, а ночью книги читал.

— Ничего, привыкну, я ещё молодой.

— Да, да. А чего же ты сегодня припозднился?

— Ушёл я от Григория. Спать не даёт, и не потому, что он не может адаптироваться, а потому, что дела у него срочные есть, ночные.

— Пьёт?

— Не перестаёт. Одной ночи мне хватило. Вторую я уже не выдержал. Ушёл в портовую гостиницу.

— Говорил, что завязал. Он и у меня в партии пил. Хороший геолог, но пришлось его выгнать. А как там, в портовой?

— Жить можно.

— Я тебе вот что скажу. Есть у нас тут райгрувский дом приезжих. Комнаты на трёх-четырёх человек. В одной из комнат жили двое моих друзей. Они вчера выехали. В Магадан. Там остался один человек в номере. Вроде, он завтра тоже должен уехать. Советую сегодня пойти туда и поселиться, а то может занять кто-нибудь.

Зайди сейчас в отдел кадров, там есть комендант, распоряжается расселением нашего брата. Попроси у него направление в этот дом.

Моё поселение в дом-гостиницу нашего управления стоит особого воспоминанья.

Второй этаж. Предложенная мне койка — в комнате номер восемь. Стучусь — тишина. Я осторожно открыл дверь, боясь кого-нибудь разбудить. Тут трудно понять режим сна и бодрствования у местных жителей. Три часа светлого времени, остальное — тёмная ночь.

Я зашёл в комнату. Горел очень яркий свет, все лампочки включены. Комната площадью метров двадцать пять, по углам четыре кровати. Напротив двери, между двумя окнами стоял большой деревянный стол, полностью заставленный бутылками и закуской. В основном, там была красная рыба и икра. За столом сидел мощный, крупный, седой мужчина. Шевелюра на голове весьма представительная, седые, ухоженные усы и борода. Был он в белой, красивой рубашке с засученными по локоть рукавами. Руки, широко расставленные, лежали на столе.

Он, молча, смотрел на меня, видимо, пытаясь понять, что это перед ним за явление с чемоданом? Я прочитал много книг о богатых купцах, о промышленниках Демидовых, Строгановых и других. Все они представлялись мне мужскими глыбами, именно такими, какого я увидел за столом среди бутылок и всевозможных яств. Мне на секунду почудилось, что я в позапрошлом веке стою в кабинете какого-то хозяина тайги или повелителя гор.

— Садись, — густым басом он сказал первое слово и показал пальцем на стул перед ним.

— Здравствуйте, — несмело произнёс я в ответ на приглашение.

— Я сказал, садись, — снова, не меняя позы и повелительного тона, приказала мне глыба.

— Я сыт, — попытался я каким-то образом выйти из глупого положения.

— Выпьешь спирту, потом будем определять, сыт ты или нет.

— Извините, я никогда спирт не пил, — до сих пор я стоял возле двери, держа в одной руке чемодан. Уже минут десять прошло с тех пор, как я зашёл в комнату. Не знаю, дрожали у меня колени или нет, но точно помню, очень хотелось присесть, ноги плохо держали меня. Седой человечище не менял положения. Если бы я не слышал его, мог бы подумать, что передо мной картина талантливого художника.

Он налил полный стакан из бутылки, на которой была наклейка «Спирт питьевой» и протянул его мне. Хотелось повернуться и бежать отсюда.

— Ну, иди сюда! — приказал мне грозный визави.

Я, наконец, заметил, что он живой, шевелится, и даже глаза его меняют выражение. После этих слов они стали страшными, бескомпромиссными.

Ничего другого, как только сесть на указанное мне место, не оставалось мне делать. Так, с чемоданом в руке я подошёл к столу и сел на стул.

— У тебя в чемодане золото? Ты золотоискатель? Старатель?

— Нет, я техник-геолог, — не знаю, для чего я представился техником, как будто после этого, он сделает мне маленькую поблажку, и не будет заставлять выпить стакан спирта.

— Ну, если геолог, тогда давай знакомиться. Я — Филипп, — он протянул мне могучую руку с пальцами, украшенными какими-то кольцами.

— Борис, — подставил я ему свою, в два раза меньшую, ручонку.

— Да, поставь ты свой сундук с золотом, бери стакан.

Понемногу я стал приходить в себя, взял стакан и поднёс его ко рту.

Мне приходилось пробовать, и не раз, раньше водку, я помнил её вкус и запах, но этот, наполненный доверху спиртом стакан, сразу чуть не свалил меня со стула.

— Смелее. Залпом, — он подвинул ко мне большую вазу с красной икрой и шмат белого, свежайшего хлеба. — Вот ложка, ешь не стесняйся. В геологии такого не подают.

Наконец я силою воли приказал себе: «выпей», и я, закрыв глаза, потянул из стакана эту страшную жидкость. На целый стакан моей силы воли не хватило, но четверть, может быть, больше, я одолел. Я закашлялся и начал задыхаться.

— Вдохни и выдохни, — приказал Филипп.

Минуты мне хватило, чтобы снова увидеть белый свет. Я схватил ложку и вонзил её в гору, торчащую из большой вазы.

Через минуту я осмелел и начал говорить обычным человеческим голосом.

— Мы закончили геологоразведочный техникум, и вся наша группа приехала сюда на работу. И ребята, и девчонки. У нас была дружная группа, мы всегда были вместе, — развязался у меня язык. Не знаю, для чего это я начал ему рассказывать о наших ребятах и о группе, но в этот момент, сидящий напротив меня, человек стал казаться милым, добрым старичком.

— Где вы будете работать?

— Все в разных партиях. Некоторые поехали в Анадырь, а другие собрались в Билибино, в Бараниху.

— Знакомые места, — расслабился Филипп. — Я эту Чукотку, как свои пять пальцев знаю. Нет уголка, где бы, я не был. Тридцать лет я топтал эти места.

Филипп наполнил стаканы.

— Давай, геолог, за нас — северян.

Я снова осторожно поднял стакан. Второй раз жидкость не казалась уже такой противной. Я глотнул раз, потом второй — полстакана, как не бывало. Я опять закашлялся, глубоко вздохнул — выдохнул, рука сама потянулась за ложкой.

— А вы кто? — после второго стакана дедусь не казался таким уж страшным, совсем, наоборот.

— Я с тридцать седьмого здесь. Отец родной — Иоська сделал меня врагом народа за недостачу в одном из магазинов. Я ревизором был, вот мне и пришили дело. Тринадцать лет я оттрубил на рудниках и драгах. Потом меня освободили без права жить в центральных районах страны. Вот я и оказался здесь. Снова стал ревизором, объездил всю Колыму и Чукотку. Магадан для меня, как дом родной. Я был главным контролёром по всем золотодобывающим, дорожным, строительным и рыболовецким конторам. У меня до сих пор знакомства! Все они, — Филипп пальцем показал куда-то вверх, — у меня вот здесь.