Леонид Борткевич - «Песняры» и Ольга

Госконцерт заплатил огромную неустойку. Но тогда денег никто не считал, на первом месте была идеология.

Легко представить себе выражение лиц импресарио и тех людей, которые пришли в понедельник утром в гостиницу для проведения очередных переговоров по поводу продления гастролей и никого не обнаружили. Как ни странно, но нашему отъезду также удивились встречающие нас сотрудники Министерства культура и Госконцерта:

— Почему вы вернулись? Вы не должны были возвращаться так рано.

А мы и сами ничего не знали. Утешало только то, что наши концерты в Америке имели большой успех.

Конечно же, из-за срыва гастролей мы потеряли многое, но и приобрели тоже — именно тогда мы подружились с ребятами из «Орера» и дружим с ними до сих пор.

За всю жизнь мне доводилось встречаться со многими интересными и знаменитыми людьми. Был я знаком и с Владимиром Высоцким.

Мы встречались несколько раз. Первый раз я его увидел очень давно, когда жил в районе Тракторного завода. Я дружил тогда с Ариком Крупом, у которого собирались молодые поэты, барды-песенники. Было время романтизма, песен у костра, походов в горы. У городской интеллигенции того времени это был чуть ли не единственный способ самовыражения. У Арика собирались такие ребята, как Саша Косенков, Саша Чуланов, который впоследствии был ведущим программы «Ветер странствий» на Белорусском телевидении, приходили барды Озерицкий, Клячкин и другие. Мы пели под гитару свои песни, рассказывали всякие истории из походной жизни…

И вот однажды мы в очередной раз собрались у Арика. Кто-то сказал, что придет Владимир Высоцкий. Он тогда снимался у Виктора Турова в фильме «Я родом из детства». Мы сидели, разговаривали, пели песни. У меня тогда тоже было написано несколько песен, как я их называл, туристических. Одну из них я до сих пор помню. Она начиналась так:

У дельфина спина черная,

У нее глаза были карие.

А морская волна зеленая,

Всю мою печаль унесла волна…

За разговором я и не заметил, как зашел какой-то человек невысокого роста, совсем невыразительный с виду. Он присел, поговорил с кем-то из ребят и ушел. Видимо, у него было мало времени. Я тогда подумал, что это кто-то из соседей. В конце вечера я спросил у Арика:

— А где же Высоцкий? Он уже, видимо, не придет.

— Так он же приходил, — сказал Арик. — Сидел прямо напротив тебя.

Я был поражен. Я ожидал увидеть крупного, высокого мужчину, привлекающего к себе внимание. Когда слышишь на пленке «Лучше гор могут быть только горы», трудно представить, что это поет обычный человек, невысокий и какой-то по-домашнему свой парень, которого ты как будто уже где-то видел. Вот такой была моя первая встреча с Высоцким.

Вторая состоялась в Москве. «Песняры» принимали участие в очередных правительственных концертах. Нам предложили билеты в «Театр на Таганке», который пользовался тогда бешеной популярностью, на спектакль «Десять дней, которые потрясли мир». Мулявин по каким-то причинам не смог пойти, и я пошел вместе с Владом Мисевичем.

При входе в театр нас встретили два красноармейца, которые стояли по обе стороны входа и накалывали на штыки входные билеты. Вы тут же попадали в атмосферу того времени. В фойе была устроена своеобразная ярмарка, где переодетые актеры предлагали отведать бублики, чай и всякую всячину. У входа в буфет висел плакат с известным четверостишием В. Маяковского «Ешь ананасы, рябчиков жуй, час твой последний приходит, буржуй». А в буфете ряженые матросы вместе с Валерием Золотухиным, который играл на гармошке, пели песню «Как родная меня мать провожала…»

Высоцкий в этом спектакле играл Керенского. И то ли он нас узнал, то ли ему сказали, что на спектакле присутствуют «Песняры», в антракте к нам подошел Янклович и попросил нас прийти за кулисы к Высоцкому.

Мы зашли к нему в гримерную, когда он переодевался и стоял в галифе. Поздоровались.

— Я бы хотел записать с вами пластинку, — сказал Высоцкий. — Как вы на это смотрите?

Мисевич ответил, что мы сами не решаем таких вопросов, все решает наш художественный руководитель Мулявин. Тогда Высоцкий нас попросил, чтобы мы пригласили Мулявина на следующий спектакль, а зто был «Гамлет», на который невозможно было достать билеты. Мы договорились встретиться с Высоцким за полчаса до спектакля на углу Таганки.

На следующий день мы сообщили Мулявину о предложении Высоцкого. На мой взгляд, это был грандиозный проект, но Мулявин тогда промолчал и на спектакль с нами не пошел.

В половине седьмого мы с Мисевичем стояли возле театра. К нам подъехала иномарка, из которой вышел Высоцкий и дал нам билеты на спектакль. Спросил:

— Ну что? Мулявин будет?

— Нет

— Ну ладно.

Высоцкий побежал в театр, а мы пошли на спектакль.

Спектакль «Гамлет» тоже начинался неординарно. Когда зрители еще только рассаживались по местам, в полумраке на полу, в глубине сцены, Высоцкий перебирал струны гитары, затем запел: «Зал затих. Я вышел на подмостки…» Мне понравилось все: и режиссерское решение, и игра Высоцкого, и необычные декорации (веревочный занавес, который был своеобразным действующим «лицом» спектакля).

После спектакля я пошел за кулисы и поблагодарил Высоцкого за спектакль.

— Ну что же Мулявин? — спросил он. — Не хочет писать пластинку?

— Не знаю, — честно ответил я. — Он ничего мне не сказал.

— Я понял, — усмехнулся Высоцкий.

Третья встреча с Высоцким произошла в 1980 году, за четыре месяца до его смерти. Ему кто-то сказал, что если он будет в Минске, то пусть обязательно посетит дом Корбут и Борткевича. У нас действительно был очень гостеприимный дом. Высоцкий позвонил нам и около 12 часов вечера приехал. Он привез с собой ящик вина. Помню, мы тогда просидели целую ночь: разговаривали, выпивали, пели песни. Причем Высоцкий пел свои лирические песни нормальным голосом, с хрипотцой, конечно, но без надрыва. Вспоминали песни Вертинского. Владимир тогда сказал, что вся его жизнь теперь — это Марина. Он ее очень любил. Во время разговора он вдруг сказал: «Сидя здесь, я уже придумал две новые песни».

У него была феноменальная память, мне кажется, он мало что изменял, работая над текстом. И когда я просил его о нашей первой с ним встрече у Арика Круза, то он вспомнил и эту встречу, и некоторые детали, и сказал мне, что Арик Круп трагически погиб: его в горах, где-то в Саянах, накрыло лавиной.

Эта встреча запомнилась мне на всю жизнь. Произошла она уже после того, как я ушел из «Песняров» и работал в ансамбле Юры Денисова «Мальвы».

Наш очередной концертный марафон заканчивался в Магадане. Мы там задержались на неделю, поскольку в этом городе было несколько концертов. И вот на одном из концертов к нам за кулисы пришла женщина и передала письмо от Вадима Козина. Он приглашал нас к себе домой.