Леонид Борткевич - «Песняры» и Ольга

— Ну а как же иначе, ведь вы единственный, кто находится в группе с момента ее образования?

— Да, у меня уже четвертый состав.

— Чем же вы, не любитель гастролей, зарабатываете на хлеб с маслом?

— «Песняры» — бюджетный коллектив, государство платит нам ежемесячные минимальные зарплаты — около 3,5 тысячи ваших рублей. За это мы должны отработать определенную норму — шесть концертов в месяц. Если не шиковать, жить можно. К тому же у нас есть кое-какие приработки.

— Зарплату, значит, отрабатываете на правительственных концертах?

— К сожалению. Не всегда это радует, потому что, как правило, поешь не то, что хочешь, а то, что надо. Но, наверное, мы уже стали эмблемой Беларуси и вынуждены нести свой крест.

— Вас не огорчает, что былая популярность коллектива уже в прошлом?

— За последние пятнадцать-двадцать лет я немного устал от примитивных песен. И переключился на серьезные программы, театрализованные миниспектакли, где мы показывали, как проходили обрядовые славянские праздники — колядки, ночь Ивана Купали. В какой-то момент меня это по-настоящему увлекло, и мы наплевали на публику, хотя надо было изредка показываться на телевидении с песнями. Но нет ничего страшного в том, что мы прошли пик популярности, можно сказать, мы ею объелись.

14 мая 2002 года, когда белорусы отмечали Радуницу — день поминовения усопших, Владимир Мулявин ехал со своей дачи, что находится на Минском море, к себе домой. На резком повороте его «Мерседес-420» на большой скорости вылетел на встречную полосу и попал в кювет. Машина врезалась в дерево и опрокинулась. После аварии автомобиль выглядел, как груда железа, так что вообще невероятно, что Владимир остался жив.

В клинике на консилиум перед операцией собрались ведущие специалисты Беларуси по нейрохирургии, так как у Мулявина было тяжелейшее повреждение позвоночника. Операция длилась несколько часов и прошла успешно. Мулявин медленно стал оправляться от перенесенной травмы и летом при непосредственном содействии Иосифа Кобзона был переведен московскую клинику. Но травма оказалась серьезной, и в конце концов Владимира Георгиевича Мулявина не стало.

Утром 26 января нам позвонили и сказали, что произошла трагедия… Сердце у Мулявина дважды останавливалось, но его запускали. В третий раз не смогли…

Врачи говорят, что если человек постоянно лежит, то сердце его слабеет. Хотя у нас даже мысли не возникало, что может произойти такое! Мы думали: пусть он не сможет ходить так, как раньше, но… Ему же и гитару в больницу передали. И сам он говорил: «Скоро концерт. Выйду вместе с вами на коляске…» И смеялся рассуждая о том, как будет держаться микрофон: прикрепленным к коляске или как…

К Мулявину пускали только тех, с кем он вместе работал. Кобзона и Лученка, например… Даже жену врачи в последнее время пускали редко. Ему нельзя было волноваться.

Мы в последний раз привезли ему две наши новые работы, чтобы он внес коррективы. Первая вещь — ремикс на старую песню «Ты моя надежда» из фильма «Ясь и Янина». Вторая — «Седина в бороду» — была написана Лорой Квинт специально для Мулявина. Мы записали ее уже без него — каждый спел по куплету. Причем пришлось переписывать три раза, поскольку Мулявин каждый раз говорил: «Это не годится. Переделывайте аранжировку».

Из больницы не было связи с внешним миром, и Владимир Георгиевич купил на свои деньги радиотелефон — он по-прежнему осуществлял руководство «Песнярами».

Еще он попросил принести ему в больницу диктофон. Мулявин говорил: «Мне не всегда удается с кем-то поговорить, поэтому те мысли, которые будут возникать, я могу наговаривать на диктофон, чтобы потом передать их вам». Думаю, что какие-то записи есть, поскольку диктофон постоянно лежал у него на тумбочке рядом с фотографией, где он с Папой Римским, и парой иконок… У него, кстати, еще были четки, которые он постоянно крутил, чтобы разрабатывать пальцы и, как он сам говорил, успокаиваться. Он очень переживал, как мы без него, поскольку наша концертная деятельность продолжалась… Тоже, кстати, по его же желанию. Он сам сказал: «Ребята, работайте».

Пока Мулявин лежал в больнице, многие великие люди нашего времени спешили отдать ему дань уважения.

Евгений Светланов: «Мулявин вписал свою славную страницу в историю искусства…»

Оскар Фельцман: «Мулявин — настоящий талант, самобытный, мощный…»

Валентин Распутин — в больницу Мулявину: «Владимир Георгиевич, поднимайтесь! Сегодня и один в поле воин, а без одного, без такого, как Вы, и воинство не воинство».

Петр Проскурин: «С огромной радостью слушаю Вас и желаю дальнейшего процветания, полного слияния с глубинами народной души, с песней народа, которая всегда была опорой и надеждой на тяжелом пути укрепления и защиты своих национальных корней».

Олег Табаков: «Дорогой Володя! Двадцать лет я слушаю тебя и твоих ребят. Власти были разные и проблемы стояли разные, а голосом Вы говорили всегда человеческим и пели человеческими, реальными голосами. А я слушал с радостью музыку, которая часто трогала меня до слез, и всегда после этого так хотелось работать на всю силу».

Тихон Хренников: «Дорогой Владимир! Всегда восхищался Вашим искусством и той индивидуальностью, которая присуща только Вам! В Вашей индивидуальности есть нечто гипнотическое, что существует только в высших категориях художественности!»

Мулявин на эти лестные отзывы отреагировал репликой:

— Вот это да! Настоящая фантастика! И думать не думал, что все это есть у меня…

На прощание с композитором и музыкантом пришло огромное количество людей. Многие так и не сумели попасть в Дом офицеров, где была организована гражданская панихида. На протяжении всего дня лил дождь, как будто сама природа прощалась с великим музыкантом.

Владимир Мулявин был в курсе всех современных музыкальных стилей и течений. В том, что он делал, многие находили пересечения с приемами «Manhattan Transfer Singers Unlimited Take 6» и многих других групп. Найти их, конечно, можно — но у Мулявина был свой почерк, свой стиль звучания, который и сделал «Песняров» мгновенно узнаваемыми и неповторимыми.

При этом — самое главное — никогда в работах «Песняров» не ощущалось даже намека на эклектику, которой грешили другие наши ансамбли, опиравшиеся на классическую, фольклорную, этническую, старинную и другую нероковую основу.

С первых же песен «Песняров» знатоки поняли, что творческий почерк Мулявина отличается необычайным чувством внутренней свободы, свободы от стилевых рамок и канонов, от стремления быть не хуже других, которое так часто выливается в стремление быть как все. Большинство групп использовали только электрогитары, ударные и орган, а Мулявин вводил в ансамбль скрипку и народные инструменты, не боясь показаться старомодной деревенщиной. Если надо, он вводил и духовую секцию, не боясь показаться теперь уже старомодным джазменом. Он смело шел и на увеличение численного состава ансамбля, хотя восемь (а то и двенадцать!) человек в группе выглядели как-то необычно на фоне других рок-групп, в которых и шесть музыкантов уже считалось много.