Сергей Шойгу - Про вчера [litres]

Это, кстати, касалось не только санитарной авиации, но и пограничников, которые прилетали в разные посёлки, в частности к староверам. А староверы всегда, и в советское время, и сейчас, живут крепкой самостоятельной жизнью, у них всегда и свой мёд, и свои соленья, копченья, рыба, дикое мясо. Конечно, была пушнина – лисы, рыси, белки и прочее, прочее.

Иногда два этих явления – праздник и санавиация – объединялись… Прозвучит неоднозначно, но перед праздниками все, кто связан с санитарной авиацией, ждали, чтобы поступил вызов из какого-нибудь отдалённого пункта. И тогда можно будет, пользуясь знакомством с пилотами или за деньги, слетать туда и раздобыть, заказать что-то для праздничного семейного стола, ну и впрок, разумеется. Конечно, если речь не шла о какой-то тяжёлой эвакуации, когда в санитарном самолёте или вертолёте нет места.

Как правило, друзья и знакомые, которые дежурили по линии санавиации, говорили: «О, есть вызов!» То есть, с одной стороны, он плановый, он необходим и надо лететь, а с другой – этим можно воспользоваться, чтобы решить житейские вопросы с таёжными продуктами.

Естественно, не в ущерб оказанию помощи. Просто так не летали. Поскольку каждый вылет, каждый рейс регистрировался.

Итак, это случилось в преддверии праздника, зимнего праздника. Стоял жуткий холод, даже по местным, сибирским меркам. Казалось, промёрзло всё и насквозь. Помню, был полный штиль, никакого ветра, полная тишина. Только звук трескающихся от мороза заиндевевших деревьев.

«Ан-2» полетел на вызов. Сейчас трудно понять, что произошло, ведь у «Ан-2» не было ни речевых, ни параметрических самописцев, чёрных ящиков так называемых, но самолёт пропал… Пропал в горах.

Начали искать. Летали на двух вертолётах вдоль предполагаемого маршрута, смотрели и в конце концов нашли. Чуть-чуть ему не хватило высоты – не знаю, то ли высотомер был неисправен, то ли что-то ещё, – и он врезался в самую вершину горы. Неплохо сохранился самолёт, хотя слово «неплохо» здесь неприменимо, конечно. Единственное – двигатель улетел далеко вперёд.

А внизу была река. Замёрзшая, естественно. С учётом того, что русло было зажато между горами, в некоторых местах снег выдувало и оставался голый лёд. Но на лёд садиться не решились, посадили вертолёты на косе, шедшей от пологой части сопки.

Пока шла работа по поиску и расследованию происшествия, спасать, к сожалению, по тем морозам и по тем условиям было уже некого – хотелось поскорее закончить. Когда есть какая-то надежда, не думаешь об окончании работы, думаешь: «А может, вот здесь или здесь надо искать, может быть, в этой точке найдём или в том районе?» Здесь шансов не было, поэтому хотелось поскорее поставить точку.

Мне трудно сейчас понять, почему мы не разбивали лагерь, не разводили костров. Наверное, потому, что это была жизнь до МЧС. Есть особо нечего было – кольцо колбасы, в камень замёрзшей, такой же хлеб и ещё спирт. Колбасу порубили топором, получились не совсем тонкие и не совсем эстетичные куски. Уже завершая работу, решили как-то помянуть.

Очень своеобразно получалось: когда ты выпиваешь – тут же закидываешь в рот этот кусок колбасы, как речную гальку, согреваешь во рту и начинаешь обгрызать, что оттаяло. А за это время на этом морозе напиток, который ты выпил, становится густым и медленно, как подсолнечное масло, течёт по горлу.

И, казалось бы, завтра праздник, завтра садиться за стол, завтра отмечать, все ждут, вот-вот наступит Новый год, ура! А праздника совсем не хотелось. И желания праздновать никакого не было, хотелось поскорее оттуда улететь. Тем более что среди погибших были две замечательные женщины, которые никакого отношения к этому медицинскому рейсу не имели. Они просто хотели своим близким что-то к празднику в подарок купить.

Вся нелепость истории кристаллизовалась на этой речной косе с выдутым до гальки снегом, с голубым этим льдом прозрачным, с этими лиственницами и соснами в инее. С этой колбасой, вкус которой был не понятен никому, так же как и смысл закусывания.

Катастрофы бывают разные. Редко бывают такие катастрофы, когда ты не думаешь и не пытаешься понять, отчего это всё случилось. И редко бывают катастрофы, когда ты не понимаешь причины произошедшего. Редко, очень редко.

Это только говорят, что неизвестны причины. Но даже когда понятно – землетрясение, за этим дальше стоит нечто более глубокое. Построили не на ту балльность, применили не те материалы, не приняли мер, когда выяснили, что балльность стала другой, и так далее и так далее.

В данном случае как раз понятно, зачем эти женщины туда полетели. Внутренне не было никакого осуждения, нет его и сейчас. Это жизнь, и мы все так жили. Как здесь, в Москве, махнул рукой попутке: «Подвези!» – так же было и там, только немножко по-другому. Так жили все в Сибири, на Севере, и ничего особенного в этом нет. И кто-то заказывал оленьи языки своим друзьям-лётчикам, кто-то ехал за ними сам, кто-то заказывал себе песцов из тех мест, где их было много, как кошек в городе. Но вот эти две женщины… Найти хоть что-то, чтобы осудить их или лётчиков, – нет. Я понимаю, если бы они летели закупиться, потом продать. Нет, они летели так же, как из Сибири и с Урала летели в Москву. Люди им давали деньги: купи то, возьми это.

Гостинцы. Ужасный «подарок» на Новый год.

Весна. Весна в Сибири, весна в Саянах – это потрясающей красоты время, потрясающая картина. Особенно в районе строительства Саяно-Шушенской ГЭС, и дальше в Саянах, и через них, в том углу, начинает цвести багульник.

Багульник – это розовые цветы. На расстоянии, когда они сливаются в единое полотно, горы окрашиваются в нежный розовый цвет. И с учётом того, что хвоя сосен, кедров не меняет свой цвет, получается такая розово-зелёная пастель. Когда ты едешь в это время по дороге через Саяны – всегда видишь наступление весны.

Рододендрон, вереск, багульник. Ботаники считают их родственниками, а подмосковные дачники бесконечно экспериментируют с формами и размерами. И вот уже багульник с цветами размером с розу или гиацинт. А там, в Сибири, это маленькие розовые цветы. Куст можно сорвать в любой день начиная с ноября по апрель, поставить в воду – и он зацветёт.

Для нас багульник всегда был предвестником весны. Начинали таять снега, появлялись первые пятна асфальта, по которым приятно было ходить, над ними поднимался лёгкий парок. В Саяногорске асфальта вообще было немного, и эти оттаявшие дорожки откровенно радовали.

Кроме багульника, солнца и тёплых тротуаров, весна в то время приносила с собой… хоккей. Чемпионат мира по хоккею. Его смотрели все, какой бы ни был телевизор в квартире: цветной, чёрнобелый, едва принимающий сигнал. Неважно.