Сергей Шойгу - Про вчера [litres]

В какой-то из сезонов перед самым началом учебного года пришло наводнение. И мы не могли выбраться. Это не сейчас – вертолёт, эвакуация. Конец сезона, есть уже практически нечего. Я до сих пор терпеть не могу консервированный виноград. И манку. Больше в лагере есть у нас было нечего. Рыбачить бесполезно – наводнение, вода мутная, сетей нет, пару раз поймали налима.

А были ребята, которых сейчас бы назвали «из блатных». Один – Сева, сын начальника экспедиции Александра Даниловича Грача. С ним был его друг, Андрей, оба примерно мои ровесники. Хорошие ребята, с таким естественным столичным гонором, но совершенно умеренным. Общались мы на равных, уровень образования в стране нам тогда это позволял, их преимуществом было только то, что они могли пойти в театр и в музей, могли слушать и видеть, а у нас такой возможности не было. У нас был один канал на телевидении, чёрно-белый, ещё не было Юрия Сенкевича, ещё не было Николая Дроздова, ещё не было даже Элеоноры Беляевой с её «Музыкальным киоском».

Пришло первое сентября, потом второе, и Андрей отправил радиосообщение маме в Ленинград: «Мама, тут такая беда, я застрял». Наверное, в надежде на то, что мама его будет спасать и выручать, бить в колокола. Но от мамы буквально на следующий день пришла спокойная радиограмма: «Работай спокойно, сынок. В школе я обо всём договорилась». Он прочитал, взгрустнул…

Естественно, вода ушла. Естественно, мы оттуда выбрались. Прошло много-много лет, десятков лет даже. Я уже был министром по чрезвычайным ситуациям. И назначили нового министра культуры, как она себя называла, «начальника тюрьм» – до назначения она руководила музеем «Петропавловская крепость». Наталия Леонидовна Дементьева.

На одном из заседаний в правительстве она сидела со мной рядом. И говорит: «Ну что, коллега?» И начинает рассказывать, что была в той же экспедиции, в соседнем отряде, что мы виделись. А дальше ещё интереснее – как-то принесла фотографию:

– А вот Андрюша.

– Ну да, Андрюша. Хорошо пел под гитару.

– Он и потом хорошо пел. И сейчас довольно неплохо поёт.

Это был 1971 или 1970 год. И это был папа Вани Урганта. Андрюша Ургант. Это было наше с ним знакомство. Естественно, связались, обменялись фотографиями тех лет. Тёплые воспоминания.

Мне исполнялось пятьдесят пять лет. И я попросил организатора, чтобы ведущим мероприятия был Ургант. Хороший парень, с которым мне есть что вспомнить.

Организатор говорит:

– Мы созвонились, он сказал «да», но у него там много чего-то наслаивается, много запланировано. Он постарается отменить. И вообще, Ваня сказал, что…

– Почему Ваня-то? – удивился я. – Я же вам говорил про Андрея.

Отправляясь в экспедиции, мы обычно проезжали мимо двух умирающих городов. Представьте город, где последние пятнадцать лет ничего не строится, не ремонтируется и, соответственно, разваливается. Потому что город должен войти в зону затопления. Зачем тратить на него деньги? Тем более что рядом с водохранилищем, на возвышенностях, будут два новых города, в которые запланирован переезд.

В экспедициях я был пять сезонов и год за годом смотрел на эти города, не понимая, отчего в них такое запустение. А когда узнал, задумался: большая энергетика, конечно, важна, но стоило ли оно того?

Тогда, на раскопках, никто таким вопросом не задавался.

Как-то раз, проезжая один из тех исчезающих городов, мы увидели длинную похоронную процессию. Сначала решили – что-то случилось, огромная трагедия в городе, раз такое количество гробов. Потом поняли, что это перенос могил. Люди переносили родных и близких. У них был выбор: перезахоранивать или не трогать. И это всё уйдёт под воду. Картина, конечно, удручающая. Потом эту процессию показали в каком-то документальном фильме.

Переносить мёртвых и вообще переезжать было недалеко, километров тридцать, но ясное дело, людям всегда тяжело оставлять родные, насиженные места, где жили их деды, прадеды, родители, где они сами родились. Где каждое дерево посажено их руками или руками предков. Особенно старикам тяжело было покидать родные дома. Хотя, конечно, партийные деятели убеждали народ, что на новом месте всё будет отлично: новые школы, детские сады, рабочие места, больницы и прочее.

Атмосфера в этих городах была как во сне.

Однажды в столицу региона приехал цирк, и нас всех – участников экспедиции – повезли туда окультуриваться, на один вечер. Это почти двести километров. В кузове грузовой машины. Проезжая один из тех городов, мы захватили с собой нескольких человек, они тоже ехали в цирк. А когда мы возвращались, эти люди между собой говорили: вот у нас скоро будет новый город, такой же цирк, Дом культуры и всё остальное…

Интересно, что один из этих перенесённых городов хотели сделать портовым городом, чуть ли не центром Азии. Город на берегу великого водохранилища. Но кто-то из больших инженеров то ли просчитался, то ли воды недолил, то ли слишком много денег потратил… Короче, граница водохранилища не дошла до места, где собирались строить порт. И всё это как-то повисло в воздухе, превратилось в сказку. Это стало, пожалуй, разочарованием для переселенцев.

Сейчас, когда я проезжаю эти населённые пункты, вижу, что нет в них рабочих мест, нет кинотеатров, нет современных больниц и школ. Но люди там живут. По сути, города никакого нет, он остался под водой. А здесь только то, что обещали, но не сделали.

Часто возвращаюсь мысленно в то время, когда говорили, что будет большая энергетика, самая дешёвая электрическая энергия для людей, самый современный город и так далее. И у меня от этого сильно портится настроение.

Конечно, что-то появилось с тех пор, что-то построили, но я часто вспоминаю этот огромный период безвременья, в котором оказались люди из умирающих городов. Такое впечатление, что остановилось всё. Да, есть дом, корова есть, ферма есть, но крыша провалилась и другой фермы не будет. Да, школа есть, но в этой школе туалет на улице. И другой туалет никто не построит. Да, есть сельская, поселковая или городская столовая, но в ней уже давно проваливаются полы, а новые настилать никто не будет.

И вот это безвременье – оно бесконечно. По крайней мере, для отдельно взятого человека. Потому что человек смертен и не может ждать, пока одна эпоха сменит другую. Сначала переносилось и затягивалось начало строительства, потом долго устраивали большое событие – перекрытие Енисея, потом шёл пропуск воды, плотина поднималась, вместе с ней поднималась вода. И всё это не дни и не месяцы, это были годы и пятилетки.

Я вспоминаю мёртвые города и вновь думаю: стоило оно того? Чтобы была большая энергетика, большая цветная металлургия? Наверное, стоило. Но здесь должна быть большая преемственность. Да, мы для вас построили ГЭС, алюминиевый комбинат, в Красноярске ещё один, в Братске третий, сейчас в Богучанах четвёртый. Построили для вас, но сегодня управляют этим какие-то новые люди, компании, которые думают только о прибыли. Хотя получили всё это, не вложив ничего: ни души, ни сил, ни времени. Они не имеют своих побед, которые были у каждого плотника, бетонщика, инженера, энергетика. Они отказались от тех обязательств, которые мы брали на себя, строя всё это. И я стараюсь об этом напоминать.