Сергей Шойгу - Про вчера [litres]

– Ты что, козёл, не видел, что тащил?! Завтра в контору, уволю без выходного пособия! А теперь пошёл на хер!

Водила сел и уехал… вместе с «Москвичом».

Полушубок остался в «Москвиче». Тьма. Вася побежал по дороге, не стоять же на ледяном ветру. Впереди неодолимые километры. И вот пока он дождался попутку, пока добрался – чуть не замёрз насмерть. В одном свитере.

Разбитый «Москвич» вахтовики оставили на площади перед диспетчерской. Увидели, что он болтается сзади, затормозили, и «Москвич» влетел под «Урал».

Эта история потом обросла домыслами и весёлыми подробностями.

Но, несмотря на такие вот случаи, завод сдали. Хороший получился завод. Современный. Потом пришло новое время, новые люди, владельцы, у которых есть, наверное, свои истории, как они что-то строили, что-то создавали, модернизировали производство. И сегодня мало у кого уже есть сомнения, что это именно они, новые хозяева, построили, запустили, отладили. Как-то увидел передачу: директор этого завода даёт интервью. Представляется чуть ли не героем-первопроходцем. Да… Может быть, новым хозяевам стоит как-то поскромнее рассказывать о том, как они пахали по шестнадцать часов в сутки… по уже вспаханному. Пахари…

Была довольно серьёзная ситуация, мы подошли с очень сжатыми сроками к завершению объекта. Объект значимый – Ачинск, установка каталитического риформинга, детали поймут только специалисты, одним словом – работа сложная.

Народу не хватало, нужны были хорошие монтажники, которые могли делать все эти газгольдеры, варить толстостенные трубы. Решили срочно выписать несколько бригад с других строек. Одна должна была приехать из Норильска, из Талнаха. Крепкие мужики, опытные, уже строившие и монтировавшие то, что нам нужно было построить и смонтировать.

Не скажу, что ждали мы их как спасителей, потому что уже сами были тёртые, привыкли доверять не рассказам о подвигах, а конкретике. Пижонов своих хватало. На каждой большой стройке были сибирские умельцы. Сварщики, которые могли «левой ногой сварить шов на потолке», а руками при этом либо курить, либо пить чай. Экскаваторщики, ковшом закрывающие спичечный коробок или разливающие бутылку по стопкам. То есть пижонили по праву.

А тем, кого мы ждали, как и принято в приличном строительно-монтажном сообществе, на предыдущем объекте устроили «отвальную». И всё бы ничего, если бы, как всегда, пили проверенный продукт – пищевой спирт с газировкой «Буратино» или на худой конец с «Крем-содой». Но тогда на Север начал поступать новый продукт – жидкость для заливки в радиаторы.

Чтобы каждую смену не мучиться – слил воду, ушёл, пришёл, разогрел эту воду, снова залил в радиатор, – технику старались вообще не глушить. А техники было много: бульдозеры, грейдеры, КрАЗы, МАЗы, ЗИЛы. Вот и жидкости было много, а раз она не замерзает – значит, на спирту. Значит, отметить «отвальную» можно, просто подставив кружку к сливному крану радиатора.

Конечно, всех предупреждали, что это яд, опасно, не вздумайте! Но кто же поверит, не попробовав, не проверив на себе! И проверили. Всей бригадой. И хорошо пошла!

На втором или третьем часу застолья бригадиру что-то заплохело. Он вышел из бытовки, с мучительным рыком изверг всё – и жареную картошку, и сало, и кильку в томате, и вечно зелёные помидоры. Добрёл до соседней бытовки, свернулся калачиком и, опустошённый, уснул.

Утром из двенадцати монтажников-спецов неостывшим был только он один. Один и приехал, с грустным для тех, кто знал эту историю, прозвищем Антифриз.

Стройка. Спешим, работаем даже по ночам. Из Москвы приехало очередное начальство. Ходит, высматривает. Контроль, едкие замечания, ценные указания – всё как всегда. Вечером штаб собрали. Разбор полётов. Мы все уже опытные, морально готовы.

Расселись. Ждём. Столичный начальник требовательно смотрит на меня. И спрашивает:

– Почему уже в течение недели срываете суточный план укладки кабеля? С подобными темпами вы загоните нас в ж… в безвыходную ситуацию!

Мне есть что сказать. Неторопливо, с удовольствием отвечаю:

– Мы кабель не кладём, это к электромонтажу вопросы.

Москвич переводит взгляд на Витю Зиненко:

– Я не с вами разговариваю, а вот с этим человеком!

Витя тут же возмущается:

– Мы вообще-то бетон заливаем!

Москвич опять уставился на меня:

– И не с вами!

Грех смеяться, но, когда мы поняли, что у москвича косоглазие и смотрел он совсем не на того, с кем разговаривал, было поздно и было стыдно.

Сдача объектов, или просто сдача, – это всегда отдельная песня, всегда и везде. В советское время особенно. Потому что всегда чего-то не хватало, всегда это помехи начальства, всегда это окрики и решения из Москвы – партийных органов или Центрального Комитета как максимум. А как минимум – постоянное присутствие представителей крайкомов, обкомов, горкомов.

При сдаче всегда происходили весьма неожиданные события.

В 1985 году мы должны были сдать первую очередь Саянского алюминиевого завода. Сдать к концу года, в декабре, как и сегодня это делается. К этому всё постепенно и двигалось. Но в конце 1984 года совершенно неожиданно пришла директива, которая нынешнему поколению будет не совсем понятна, как и вообще любому нормальному человеку.

«Год предстоит юбилейный. Страна будет отмечать 115 лет со дня рождения Владимира Ильича Ленина. И было бы неплохо ввести завод в строй не в декабре, а в апреле» – смысл такой.

Приехала огромная бригада проектировщиков Всесоюзного алюминиево-магниевого института. В то время этот институт проектировал всё, что касалось цветной металлургии. И они начали просчитывать усечённую схему запуска. В связи с этой усечённостью произошло много курьёзов.

Не все знают, что такое глинозём. Вообще, он как пудра, даже легче пудры. Тракт подачи глинозёма – это четыре транспортёра, которые должны подавать эту пудру в цеха, поднимать на определённую высоту, всё это должно быть ограждено. Но оградить не успели. Потому что времени в обрез, потому что к апрелю, потому что день рождения вождя.

Естественно, запустить-то запустили, начали первую прокрутку транспортёров. И подул ветер. Вся площадка Саянского алюминиевого завода вокруг корпусов электролиза, строящихся и пускаемых, вокруг литейного производства, сделалась припудренной, белоснежной.

Это, конечно, мелочь. Потому что сокращали, усекали, отсекали всё, что некритично. Так было и на других объектах, и на других заводах. При пуске цементного производства в Ачинске, например, когда в пусковой комплекс не вставили газоочистку и половина города Ачинска была припудрена тоже. Только не белым глинозёмом, а серым цементом. Всё согласно расчётам, по розе ветров. Серые тополиные листья, серые тротуары, полное ощу щение, что это не асфальтовые дорожки, а отли тые из бетона. И вообще, как перекрашенная пес ня: «Оранжевые листья, оранжевые песни».