Сергей Шойгу - Про вчера [litres]

– Ты коммунист? – спрашивает Володя.

– Коммунист! – быстро отвечает румяный начальник бетона, как будто только этого вопроса и ждал.

– Клади сюда партбилет! – требует Володя.

– Не вы давали, не вам и забирать! – ощетинился бетонный товарищ.

– Чего боишься! Вот мой!

И Володя положил свой партбилет на край стола, как будто предлагая бетонному начальнику поучаствовать в какой-то игре. Начальник бетона насупился, помедлил (мыслительный процесс полностью отражался на его лице) и вынул бумажник из внутреннего кармана своего чёрного овчинного полушубка. По объёму бумажника было понятно, что там, в нём, вся его жизнь: водительские права, паспорт, свидетельство о рождении, диплом, аванс и много ещё чего.

Из бумажника он бережно извлёк свой партбилет в хорошей непотёртой корочке с вытисненным профилем вождя. И аккуратно положил на край стола рядом с партбилетом Володи.

Надо понимать, что это был с его стороны смелый поступок, если не сказать – отчаянный. Он рисковал. В те времена утрата партбилета была сопоставима ну почти с изменой Родине. Получить его вновь было крайне трудно. Могли вообще исключить. На развороте обложки партбилета были слова Ленина: «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи», и потерявший свой партбилет в глазах однопартийцев автоматически терял ум, честь и совесть. Чтобы восстановить партбилет, надо было пройти несколько кругов ада.

Начальник бетона принял вызов Володи и ждал, что будет дальше, не в силах отвести взгляда от своего партбилета на столе. Но вот дальнейшего развития событий он не ожидал.

Володя действовал быстро: выдвинул из-под стола урну, на четверть наполненную окурками, и с возгласом: «Какие мы, на хер, с тобой коммунисты, если бетон стройке дать не можем!» – выкинул в неё оба партбилета.

Начальник смены не успел остановить кощунство над партийной святыней. Румянец сошёл с его лица. Он упал на колени, вытряхнул всё содержимое урны на пол, достал партбилеты, обдул, отряхнул от пепла. Свой партбилет быстро спрятал в карман, а Володин положил на стол.

– Вы за это ответите! – злобно проговорил он.

– Ты, сука, стройку без бетона оставил, а я отвечу?! – гремел Володя.

Партбилеты восстали из пепла. Но «бетонный», конечно, настучал. Последовало разбирательство на заседании бюро горкома. Завершилось выговором с занесением в учётные карточки. Хотя нашлись и такие, кто требовал исключить Володю из партии, а в то время это означало автоматическую потерю руководящей должности и профессии.

Всегда с теплотой вспоминаю тех неугомонных ребят, умеющих с одинаковым азартом работать, любить, гулять – жить полной жизнью.

Если б они знали, что пройдёт немногим более десяти-пятнадцати лет и появятся другие люди. Другой станет мера ответственности, и уйдёт (надеюсь, не навсегда) работа не только за деньги, а за что-то большее.

Лет через двадцать был там проездом, зашёл в местный городской музей – посмотреть, вспомнить замечательных людей, время, дела. Огорчение и разочарование. Не сдержался, сказал музейному и местному начальству: «В вашем городе были две крупнейшие союзные стройки, отсюда вышли два министра СССР, секретарь ЦК КПСС, руководитель Агростроя СССР, первый заместитель председателя Совета Министров РСФСР… И не только! Тут история целого поколения строителей и заводчан во время войны. Госпитали были в каждом удобном здании…»

За что, говорю, вы так с ними, с нами? Исключили из экспозиции музея всё, что касается великой эпохи, нашей истории, наших родителей, учителей.

Всё это сняли, а на стендах теперь огромные цветные фотографии новых хозяев. Вот собственник предприятия на встрече с рабочими, вот он на отгрузке партии продукции за рубеж, на совете директоров, с детьми рабочих и инженеров в школе… построенной не им.

Это даже не крохотный культ личности, а культ пустоты.

Да, иногда советское общество держалось на страхе потерять партбилет. Но теперь и этого не стало.

Случай типичный. И касается он не только одного сибирского города. Рассказал местным городским ветеранам, старшим друзьям. Надеюсь, экспозицию музея поменяли, вернули. Отыскали. Вспомнили. Этот город заслуживает большего. Эта страна – тоже.

Пять лет у нас не было ни одного выходного. И вот однажды его почему-то дали. Это была первомайская демонстрация. Мы идём, в руках транспаранты. Вдруг из-за трибуны начальник строительства – был такой тат из Дагестана, замечательный человек и руководитель, Олег Оширов, пожалуй, один из первых моих учителей, – подзывает: идите скорее сюда. Заходим прямо из колонны за трибуну, он нам с надрывом: «Какой-то мудак ради экономии электроэнергии приказал на майские праздники отключить электричество на всей площадке строительства завода». А завод строился на болоте, всё на сваях, котлован огромный, огромная система водоотведения – чтобы не затопило.

Когда приехали, уже в обед, проведя выходной на демонстрации с портретами вождей, площадка была затоплена. Торчали лишь стрелы кранов.

Воду откачали, краны отремонтировали, и жизнь стройки продолжилась. Пять лет тяжелейшего труда, объекты нефтехимии, это самое сложное – безопасность, пожаробезопасность, сложности конструкции, наладки, отладки. И вот мы подходим к финалу, к сдаче. Остались мелочи. Но, если это не будет сделано, должен кто-то отвечать – заказчики, генподрядчики, наладчики, строители, подрядчики. В советское время так было всегда и везде.

Я в то время, как главный инженер одного из управлений, отвечал за эстакаду налива светлых и тёмных нефтепродуктов. Огромный объект, грузятся на железную дорогу нефтепродукты. Рядом цех химических реагентов, туда по железке что-то подвозится, куда-то добавляется, что-то в итоге получается – я не нефтехимик, не скажу точно.

И мы всё никак не можем запустить этот цех химреагентов. Уже шум, гам, скандал. На совещании орут, крик до потолка:

– Почему не можете пустить?

– Нет оборудования!

– Оборудование кто поставляет?

– Такой-то завод.

– А какого оборудования нет?

Называют совершенно неизвестную мне деталь – курбель. Вот нет её и без неё ничего нельзя запустить. Долго обсуждаем, один из партийных руководителей, который потом за этот завод получил орден «Знак Почёта», кричит: «Немедленно на завод! Отправляйте самолёт! Мы не можем сорвать сроки! Партия! Родина!» – и так далее.

Там кто-то даёт команду: свяжитесь с заводом.

– А где он находится?

– Чёрт знает где, Винница…

А мы в Сибири, много часов лёта до них. И тут пересменок, я поехал домой поесть и, как у нас говорили, сменить бельё. Обратно надо было пройти от дома до железной дороги через гаражи. И вижу – сидят мужики, которые обслуживают эту дорогу. Чёрт меня дёрнул, подхожу к ним: