Марина Жуковски - Эта необычная Польша. Захватывающая история о переезде в Восточную Европу и различиях менталитетов

Пани Барбара стала намного чаще разговаривать со мной по скайпу, интересуясь теперь уже не только состоянием здоровья своего ребенка, но не забывала поинтересоваться и состоянием моих дел тоже, что дало мне понять, что в глазах будущей свекрови за мной окончательно закрепилось лидирующее место. К встрече в реальной жизни я была готова.

Настало лето, и мы начали планировать мою первую поездку в Польшу. Не могу не отметить, что пан капитан в то время был истинным патриотом своей страны. Он искренне считал, что нет на свете места лучше и красивее его края.

— Ты увидишь, там так красиво. Знаешь, какие у нас леса! А море какое! У нас самые красивые пляжи, песчаные, длинные, широкие! А песок какой, знаешь? Даже на Мальдивах нет такого песка, — не уставал восхищаться он.

— А ты был на Мальдивах?

— Не был, но мой друг был. Говорит, у нас лучше. А еще у нас кристально чистые озера. Нигде таких нет, только в Польше.

Я внимательно слушала. Раньше я никогда не была в Польше, но была в других странах Европы и на других континентах. То, что описывал мне мой суженый, напоминало истинный рай на земле: песок лучше, чем на Мальдивах, озера чище швейцарских, леса больше и гуще, чем в России.

Я слушала и верила. Невозможно не верить человеку, которого беззаветно любишь. А я любила, поэтому и верила каждому его слову и искренне считала, что так и есть. В те времена чувства так затмевали все вокруг, что, если бы он забрал меня в далекую африканскую глубинку и сказал, что это самое лучшее место на планете Земля, я бы тоже поверила и искренне разделила его мнение.

Кроме дифирамбов, посвященных своей чудесной стране, он также пел дифирамбы своим родителям. Этот вопрос волновал меня, признаюсь, больше, чем кристально чистые озера и зеленые леса.

Родители моего капитана расстались так же, как и мои, лет тридцать назад. Было что-то общее между нашими родителями. Они также прожили в законном браке пятнадцать лет, у них родилось двое детей: мальчик и девочка, но в один прекрасный день они решили расстаться.

Со слов Томаша, разошлись они мирно и спокойно, но общаться друг с другом не желали.

— Расскажи мне про своих родителей, что они любят, чего не любят.

— Ни пириживай, — говорил он. — Они тебя точно полюбят.

— Добро пожаловать в Варшаву, температура за окном +15 градусов, — вещал приятный голос стюардессы.

— Пятнадцать? Июль за окном!!!

— Завтра будет теплее, — философски ответил пан капитан.

В международном аэропорту Варшавы нас встречал пан Станислав, папа моего избранника.

Увидев нас, он заулыбался и, протянув мне руку, сказал:

— Зравсвуй! Дабро пажалавать в Полшу.

Акцент у него был такой же, как и у моего Томаша, и ошибки он делал точно такие же.

Пан Станислав, а коротко пан Стащ, был невысокого роста, с короткими седыми волосами. Поприветствовав меня, он, понятное дело, переключился на сына, расспрашивая о работе, здоровье и полетах.

Полетами он всегда интересовался с особым пристрастием, и не просто так. Пан Стащ тоже был летчиком. Правда, уже несколько лет как на пенсии, но работу, кажется, не переставал любить и после выхода на пенсию.

Теперь, когда его сын тоже стал летать, пан Стащ был особенно горд за отпрыска, и общих тем у них стало больше в разы.

Когда пан капитан, будучи в Алматы, звонил отцу, то первым делом пан Стащ спрашивал, куда он летал в последнее время. Обязательно обсуждался график бывший и предстоящий. Дальше следовал ряд вопросов о подходе самолета на посадку, высоте, скорости, что где нажать и зачем, и только после этого разговор переходил на темы нейтральные: погода, природа и все остальные менее важные и интригующие темы.

Свою летную карьеру пан Стащ начинал на советских самолетах, а заканчивал уже на «Боингах». Сын же на «Боингах» никогда не летал, отлетав немного на небольших самолетах, получил лицензию на эйрбас, на котором до сих пор и летает.

Разница в системах управления самолетов очень интересовала и старого, и молодого летчиков. Пан капитан рассказывал об особенностях управления эйрбасом, пан Стащ повествовал, как это было на «Боингах».

Кажется, о самолетах и обо всем, что с ними связано, отец и сын могли разговаривать бесконечно. Когда же темы авиационные заканчивались, оба пана переходили на темы политические. В этом между ними также было полнейшее согласие. Политикой рьяно интересовались оба и так же могли часами обсуждать как политику внутреннюю, так и международную.

Пан Стащ жил в предместьях Варшавы, в большом двухэтажном доме. Там были три спальни, в одной из которых спал пан Стащ, в остальных хранились коробки с вещами бывшей супруги, пани Барбары. Лет двадцать назад она пообещала забрать и вещи, и коробки, но до сих пор обещания не сдержала, при этом трогать, а уж тем более выкидывать ничего не разрешалось. Пан Станислав не возражал и честно хранил все, что осталось от пани Барбары.

На момент нашего знакомства пану Станиславу было семьдесят лет. Выглядел он не старше шестидесяти, а состояние его здоровья я бы оценила на сорок с небольшим.

Каждый день папа моего будущего мужа вставал в пять утра. На мой вопрос, зачем так рано, он пожимал плечами и говорил:

— Больше ни нада мине.

Выпив чашечку кофе, он отправлялся на пробежку с собакой. Бегал час, и это, замечу, в семьдесят-то лет. Каждый год он обязательно выбирался в горы, чтобы покататься на лыжах. Пан Станислав был огромным любителем горнолыжного спорта. Детей он тоже приучал ездить с самого раннего возраста. Например, моего мужа он начал учить кататься на лыжах в три года.

Трехлетний будущий капитан стараний отца не оценил и ездить отказывался, но пан Станислав с сыном не цацкался и после очередной истерики применял силу физическую, слегка шлепая по мягкому месту лыжной палкой. Скажу сразу, что палку к попе пан Станислав прикладывал в целях воспитательных и никаких шрамов ни на попе, ни в душе маленького Томаша подобные инциденты следов не оставили.

Поняв, что криками и слезами ничего не добиться, маленький будущий капитан решил пойти иным путем. Послушно съехав с горы пару раз, в третий раз, сев на креслице, которое завозило больших и маленьких лыжников на гору, мальчик решил скинуть лыжи с ног, чем и решил бы свою проблему. Лыж нет, ездить не на чем. Логично.

Но план дал сбой: избавиться удалось только от одной лыжи, вторая плотно сидела на ботинке. Решив, что и так сойдет, с одной ведь все равно далеко не уедешь, трехлетний Томаш гордо продемонстрировал отсутствие одной лыжи, но не учел одного маленького, но важного нюанса. Пан Станислав ехал на следующем кресле за сыном и лицезрел картину воочию, как отпрыск пытается избавиться от лыж. За содеянное снова пришлось терпеть попе.