Марина Жуковски - Эта необычная Польша. Захватывающая история о переезде в Восточную Европу и различиях менталитетов

Учитывая происхождение полковника, я хоть чуть-чуть осмелилась понадеяться на то, что Томаш понравится моему отцу. Хотя бы немного.

Я решила заранее подготовить обоих и предусмотреть все возможные сценарии. Пану капитану я рассказала, что папа — полковник, человек непростой и служил не только в армии, но и занимал руководящую должность в соответствующих службах, где занимался поисками шпионов. При слове «шпион» у Томаша загорелись глаза, и он буквально требовал быть представленным как можно скорее.

С полковником я провела отдельную беседу. Объяснив, что в свои почти тридцать я, кажется, наконец могу начать думать о мальчиках, тем более как раз таковой подвернулся. Я долго думала, как сообщить, что мальчик — иностранец, но не шпион, а просто летчик.

Полковник слушал с настороженным и серьезным видом, как будто на кону была судьба всей страны. Вячеслав Борисович забарабанил пальцами по столу, прищурив один глаз, а вторым сверля меня, спросил:

— А чем он занимается?

— Он летчик, — с дрожью в голосе ответила я.

— Ну что ж. Хорошая профессия. А звать его как?

И тут наступил тот момент, который я так долго оттягивала.

— Томаш.

Полковник вздрогнул. Застыл с сигаретой и упер в меня свой пристальный взгляд чекиста [6] Чекист в широком смысле — первоначально сотрудник ЧК (Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем), далее ее организаций-правопреемников, то есть сотрудник органов государственной безопасности: органов ГПУ НКВД РСФСР, органов НКВД, (НКГБ, МГБ и КГБ), ФСБ, ФСО, СВР, СБУ на Украине и КНБ в Казахстане и др. .

— То… Как?

— Томаш.

Полковник понял, что не ослышался. Он моргнул и хрипло выдал.

— Иностранец???

— Ну да. Поляк.

Вячеслав Борисович побагровел и заморгал чаще.

— Что ты говоришь, он здесь делает?

— Летчик, говорю же. Летает там, где я летала.

Кажется, работа в КГБ и поимка шпионов оставили такой неизгладимый след в его душе, что при слове «иностранец» он автоматически готов был изловить подлеца, допросить с пристрастием и выслать туда, откуда он приехал.

Но с тех пор, когда иностранцам в страну въезд был строго запрещен, прошло много времени, и теперь не только к нам в страну приезжают иностранцы, но и мы сами можем стать иностранцами, поехав в другую страну. Однако потенциальное наличие шпиона в семье полковника все же настораживало.

Отец посмотрел на меня с подозрением, но вслух только сказал:

— Хорошо, когда встреча?

— Я с ним поговорю и дам знать.

— Договорились, — сказал папа без особой радости в голосе.

Я радовалась, что наконец все рассказала, но, конечно, не сказала самого страшного, что мы уже почти год живем вместе. Полковнику тяжело было бы с этим смириться. В его мечтах в свои почти тридцать я должна была выйти замуж невинной девушкой во всех смыслах этого слова. Связь с иностранцем и проживание с ним под одной крышей выходили за рамки приличий, по мнению Вячеслава Борисовича.

Придя домой, я тут же доложила пану капитану о разговоре с потенциальным папой и о моих переживаниях.

— Да не переживай, не съест же он меня, — подтрунивал надо мной мой польский сожитель.

Я немного вздрогнула при слове «съест». Взгляд у полковника порой бывал такой, что создавалось впечатление, что и правда может кого-нибудь съесть или даже проглотить целиком.

— Не съест. Наверное. По крайней мере, я надеюсь, что он этого не сделает.

— Мы с ним дагаваримся, — пытался поддержать меня мой польский друг.

День Х настал. Решено было идти в ресторан и непринужденно пообщаться за обедом, если такое вообще возможно, учитывая, что полковник уже заранее подозревает моего избранника в шпионаже.

Мы с Томашем пришли немного раньше и заняли столик. Ровно в назначенное время и ни минутой позже входная дверь ресторана открылась, и на пороге появился полковник во всей своей красе.

Одевался папа всегда с иголочки — выглаженные рубашки, брюки с идеальными стрелками, так что мимо пролетающие мухи могли порезать крылышки о стрелки его штанов. Туфли, начищенные до блеска. Волосы уложены ровными рядами, аромат мужского одеколона чувствовался издалека.

Увидев нас, полковник медленным, размеренным шагом направился к нашему столику. От испуга и волнения я встала по стойке смирно и мельком глянула на пана капитана. Последний, расплывшись в улыбке, встал из-за стола, сделал шаг в сторону полковника в отставке и о ужас… попытался его приобнять.

Нормальный, дружеский жест, если бы мы были в Польше. Но мы не были в Польше, мы были в другом месте, к тому же папа полковник был категорически против фамильярности и панибратства.

Глаза полковника расширились и ненатурально округлились. Такой фамильярности он не ожидал.

Полковник вытянул руку и сухо сказал:

— Добрый день.

— Зрасвуйте, — заулыбался ничего не подозревающий пан капитан и пожал руку папе.

От пережитого шока я не успела их друг другу представить, но мужчины сделали это за меня.

— Вячеслав Борисович, — так же сухо произнес отец.

— Томаш. Приятно познакомиться, — с трудом выговорил мой будущий муж.

Мы сели. Возникла неловкая пауза. Полковник делал вид, что ищет очки, Томаш смотрел на отца и продолжал улыбаться.

— Может, закажем что-то, — пытаясь спасти ситуацию, пролепетала я.

Все закивали и углубились в меню, изучая ассортимент. Подошла официантка и приняла заказ. Далее снова повисла неловкая пауза, которую нарушил мой будущий муж.

— А Маринка говорила, что вы в КГБ работали. Может, расскажете что-нибудь интересное?

Ничего хуже он произнести не мог. Хотя нет, было бы хуже, если бы он сказал, что он вовсе не летчик, а шпион.

Полковник Ковалев отслужил в КГБ тридцать лет, и, уйдя на пенсию, он никому и никогда ничего не говорил о своей работе. Даже находясь в состоянии, очень далеком от трезвости, он свято хранил все вверенные ему когда-то государственные секреты. Когда-то я тоже задала ему тот же вопрос, он в мгновение сделался серьезным, посмотрел на меня и сказал, как отрезал:

— Никогда! Никогда больше не задавай мне таких вопросов.

Больше я и не задавала никаких вопросов, связанных с его профессиональной деятельностью. Эта тема была табу, и мне об этом было хорошо известно. К сожалению, я не смогла предвидеть, что мой польский друг вдруг начнет разговор с темы табу.

Когда пан капитан задал запрещенный вопрос, я замерла. На мгновение мне показалось, что мир остановился и сейчас наступит что-то страшное. Либо Вячеслав Борисович достанет откуда-то пистолет и пристрелит его на месте, решив, что перед ним коварный шпион, а не летчик, либо приближающаяся официантка опрокинет на моего польского возлюбленного содержимое тарелки, в которой вместо супа окажется яд.