Виктор Чувилкин - Девушки в шинелях

— Девочки, Польша! — крикнула она на всю теплушку.

А из вагонов уже выпрыгивали бойцы. Осматривались, закуривали…

«Вот она какая, земля польская! И ничего тут нет особенного, — с интересом разглядывала все вокруг Нина. — Как будто где-то в Калининской области. Такой же снег. Такие же сосны. И небо такое же. Одна и та же, выходит, земля. Только люди другие, говорят по-своему».

— По вагонам! — донеслась звучная команда, и все побежали к своим теплушкам.

Это была последняя станция, которая встречала и провожала мирной тишиной. А где-то за лесами, за холмами ждала их исстрадавшаяся в неволе Варшава.

Вагон, громыхая, раскачивался. В печурке весело полыхали сосновые поленья. Аня вполголоса напевала:

От этой мелодии веяло суровостью былых фронтовых дней, невообразимой тяжестью переходов по выжженным нолям, топким болотам. Вспомнились Обуховской погибшие подруги, мать, сестренка…

— Хорошая песня, — присела рядом с ней Полина.

— Да, за сердце берет, — задумчиво проговорила Нина.

— Видать, фронтовик сложил, раз в самую точку…

— Наверно. И у нас скоро начнутся бои.

— На чужой земле биться будем с фашистами.

Поезд резко затормозил.

— Что там случилось?

— Похоже, где-то пушки бьют, — прислушалась Полина.

— Вот и приехали. Девочки, подъем! — крикнула Нина, подхватывая свою снайперскую винтовку и вещмешок.

Все почувствовали — скоро выгружаться.

…Ветер обжигал лицо. Под ногами с хрустом проминался снег. Снег слепил глаза. Более часа шагали девушки навстречу зловеще ухавшим орудиям, и сердца их, как тогда, у Великих Лук, сжимались от неведомой тревоги. И чем ближе подходили они к фронту, тем оживленнее было на дороге. Мимо то и дело проносились пахнувшие бензином грузовики: одни спешили к фронту, а другие — в тыл.

Девушек разбудил громкий голос бойца. Открыв дверь, он крикнул:

— Младший лейтенант Лобковская тут ночует? К комбату!

Все всполошились. Сон как рукой сняло. Поспешно одевались. Подгоняли ремни, лямки вещмешков. Перематывали портянки, зачехляли снайперские винтовки. Вскоре вернулась Лобковская.

— Я вижу, вы уже наготове, — окинула она взглядом девушек. — Это хорошо. Сейчас выступаем на Варшаву.

— Даешь Варшаву! — радостно крикнула Аня. — Смерть фашистам!

Гулко рассыпался по половицам ее дробный перепляс, зазвенела частушка.

— Выходи строиться! — оборвала команда радостное настроение девушек.

Несколькими минутами позже они шагали по проторенной дороге к Варшаве, удивляясь массе людей и техники. В утренних сгустках рассвета двигались бесконечные колонны войск. Тягачи тащили пушки. С грозным урчанием обгоняли всех приземистые «тридцатьчетверки» и самоходки с красными звездами на башнях. Тяжело пыхтя, мимо проносились ЗИСы и «студебеккеры».

Все спешили на запад, где гремели бои.

За одним из перелесков навстречу девушкам выползла колонна пленных гитлеровцев.

— Нина, глянь, какой фриц смешной, — показала Аня на одного из них.

— Где?

— Да вон, с краю плетется. Сгорбился, как баба-яга. Только клюки не хватает, а то бы точь-в-точь…

Немец, о котором говорила Аня, действительно напоминал бабу-ягу. На его худом лице торчал длинный, широкий и чуть крючковатый нос. Пилотка, из-под которой тускло смотрели бесцветные глаза, глубоко надвинута на лоб. Ноги обмотаны не то портянками, не то шинельными лоскутами. Руки немец держал в карманах и всем своим обличьем напоминал немощного старика. «А когда-то небось ходил гоголем, орал вместе со всеми: «Дранг нах остен!» — подумала Нина… — Вот и шагает теперь на восток, чучело фашистское!»

Пленные брели мимо девушек серо-зеленой однообразной массой…

Дорога кажется нескончаемой. А где же Варшава? Сколько еще топать? Нина вглядывается в далекую кромку горизонта, но там ничего не видно, кроме серой пелены тумана.

И вот неожиданно возник огромный город, весь в руинах поверженных кварталов. Девушки с волнением смотрели на древнюю польскую столицу, разрушенную фашистами.

— Девочки, что носы повесили? — пробежала взглядом Лобковская по угрюмым лицам подруг и скомандовала: — А ну, сержант Носова, запевай!

Аня чуть-чуть откашлялась и запела:

И, когда дружно грянул припев: «Дорогая моя столица! Золотая моя Москва!» — Нина, словно очнувшись, вместе с подругами подхватила эти до боли родные слова.

Несколько поляков остановились на обочине. Печально они смотрели на девушек, и, казалось, в их измученных глазах плещется боль самой Варшавы.

Предместье польской столицы, Прага, в которую вступили девушки с головным батальоном 207-й стрелковой дивизии, уцелело и выглядело довольно-таки нарядным. Коробки зданий смотрели светлыми окнами, улыбками встречали жители… А за Вислой глазам девушек предстали сплошные руины. Полуобвалившиеся стены зданий с обожженными балками потолков и пустыми глазницами окоп поражали своим угрюмым однообразием. Улицы завалены битым кирпичом, труднопроходимы. Лишь кое-где мелькало уцелевшее здание с лепными украшениями, говорившими о былой красоте города.

Покидая Варшаву, девушки уносили в своих сердцах еще более острое желание мстить фашистам.

Батальон остановился на хуторе близ заснеженного леса. Девушкам отвели для ночлега заброшенный дом. Нина с Аней принесли по две охапки березовых дров. Полина с Клавой Маринкиной растопили голландку. Печь загудела веселым пламенем, и тепло разлилось по комнате.

Нина придвинула к голландке скамью и села, прислонясь спиною к горячим кирпичам. Сквозь гимнастерку приятно жгло лопатки. Скоро она разомлела, веки отяжелели. Клонило ко сну. Но слух улавливал громыханье котелка, в котором Полина разогревала консервы.

— Эй, Нинок, не спи! Сейчас ужинать будем, — подошла к ней Аня и тронула за плечо.

— Я не сплю, — и с трудом открыла глаза. — Разморило с дороги…

Поужинав, девушки улеглись прямо на полу на соломе, надерганной из стога, что стоял на задах усадьбы, и вскоре спали как убитые.

Утром, когда по низине возле леса еще стелился туман, девушки вновь зашагали на запад. Две недели, недосыпая и недоедая, шли они по польской земле вслед за отступавшими к Одеру гитлеровцами. Были и короткие стычки, и тревожные ночи в лесу, у костра. Нет, это был не тот тернистый путь, который девушкам пришлось преодолеть с боями в Калининской области и Прибалтике, где каждый клочок земли орошен кровью, изранен снарядами и бомбами.