Денис Ахапкин - Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной

Вообще можно заметить, что литературные отношения Ахматовой и Бродского, его «ученичество» у нее и вхождение с ее помощью в литературу моделируют, сознательно или невольно, ряд известных в русской культуре образцов. И, наверное, самый показательный из них, который можно спроецировать на «ученичество» Бродского — это случай Жуковского и Пушкина.

Поэтическое влияние Жуковского на Пушкина нельзя назвать определяющим, тогда как в жизненном и духовном плане это влияние невозможно переоценить. Жуковский, как признанный первый поэт десятилетия после отечественной войны, автор «Певца во стане русских воинов», в двадцатые годы подчеркивает первенство Пушкина в современной русской поэзии.

Вот отрывок из его письма Пушкину 12 ноября 1824 года: «На всё, что с тобою случилось, и что ты сам на себя навлек, у меня один ответ: ПОЭЗИЯ. Ты имеешь не дарование, а гений. Ты богач, у тебя есть неотъемлемое средство быть выше незаслуженного несчастия, и обратить в добро заслуженное; ты более нежели кто-нибудь можешь и обязан иметь нравственное достоинство. Ты рожден быть великим поэтом; будь же этого достоин. В этой фразе вся твоя мораль, всё твое возможное счастие и все вознаграждения. Обстоятельства жизни, счастливые или несчастливые, шелуха. Ты скажешь, что я проповедую с спокойного берега утопающему. Нет! я стою на пустом берегу, вижу в волнах силача и знаю, что он не утонет, если употребит свою силу, и только показываю ему лучший берег, к которому он непременно доплывет, если захочет сам. Плыви, силач. А я обнимаю тебя. Уведомь непременно, что сделалось с твоим письмом. Читал Онегина и Разговор , служащий ему предисловием: несравненно! По данному мне полномочию предлагаю тебе первое место на русском Парнасе. И какое место, если с высокостию гения соединишь и высокость цели» [187] Пушкин А. C. Полное собрание сочинений в 17 т. М.: Воскресенье, 1996. Т. 12. C. 120. .

Эта «высокость цели» напоминает ставшую хрестоматийной фразу о «величии замысла», приписываемую Бродскому и неоднократно воспроизводимую Ахматовой и другими. Эти слова дважды повторяются в письмах Ахматовой Бродскому в ссылку.

15 февраля 1965 года она пишет: «Сегодня ездила туда [в Комарово], вспоминала нашу последнюю осень с музыкой, колодцем и Вашим циклом стихов. И снова всплыли спасительные слова: „Главное — это величие замысла“». И летом того же года (письмо написано в Петров день, т. е. 29 июня: «И в силе остаются Ваши прошлогодние слова: „Главное — это величие замысла“».

Помимо «высокости цели» фраза Бродского о «величии замысла», с точки зрения Я. А. Гордина, может восходить к пушкинской характеристике «Божественной комедии» Данте [188] Гордин Я. А. Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского. C. 218. , данной в статье «Возражение на статьи Кюхельбекера в „Мнемозине“»: «единый план Ада есть уже плод великого гения» [189] Пушкин А. C. Полное собрание сочинений в 17 т. Т. 11. C. 42. .

Книгу о Бродском Гордин назвал «Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел», и идея «замысла», то есть сознательного жизнетворчества, проходит и через судьбу, и через стихи поэта. Ахматова во многом помогла ему этот замысел реализовать — ее стихи служат образцом создания своего места в русской поэзии, а жизнь — одной из важнейших моделей, показывающих место и роль поэта в литературе и обществе.

Важным уроком, который Бродский усвоил, общаясь с Ахматовой, стало осознание того, что не только каждая строчка, но и каждый поступок поэта способен стать частью его литературной биографии. И здесь есть выбор — отдаться на волю суждений современников и критиков или выстраивать свою биографию осознанно. Именно в те годы, когда они встречаются, Ахматова уделяет все больше внимания тому, чтобы поддержать свою собственную версию биографии, отвечая на многочисленные публикации исследований и мемуаров (прежде всего эмигрантских), связанных с ее поэзией и с литературной средой русского Серебряного века в целом: «Биография выстраивалась ею в расчете на восприятие потомков путем сознательного отбора материала, и конечным продуктом этого строительства оказывался „ахматовский миф“, то есть, иначе говоря, художественный образ» [190] Мусатов В. В. «В то время я гостила на земле…». Лирика Анны Ахматовой. М.: Словари. ру, 2007. C. 14. .

Элементом этой биографии является и обмен стихотворными посланиями и посвящениями. Посвящают стихи Ахматовой почти все поэты, посещающие ее в Комарово, в этот поэтический диалог вливаются и голоса «волшебного хора». Сам факт такого поэтического диалога между Ахматовой и «аввакумовцами» вызывает в памяти знаменитый обмен стихами между Ахматовой и Блоком.

Не исключено, что эта аналогия возникала и у самих поэтов.

В стихах Бродского есть несколько эпиграфов из Ахматовой — так, «Сонету» (1964) предпослана строка «Седой венец достался мне недаром…» из ахматовского стихотворения «Какая есть. Желаю вам другую…». Как замечает Лев Лосев, в 1964 году это стихотворение еще не было опубликовано (хотя написано в 1942 году) и могло быть известно Бродскому только от самой Ахматовой [191] Бродский И. А. Стихотворения и поэмы. В 2 т. / Вступ. статья, сост., подг. текста, примеч. Л. Лосева. СПб.: Лениздат, 2017. Т. 2. C. 596. . 24 января 1965 года Ахматова показывает Н. Готхарту этот сонет: «Он мне прислал сонет на Новый год. Прекрасный сонет. Не шекспировский вольный, а строгий, как у Петрарки. Почитайте его, он лежит в папке. И если хотите, возьмите, там есть еще экземпляры» [192] Готхарт Н. Двенадцать встреч с Анной Ахматовой. .

Бродский не только берет эпиграф из Ахматовой для своего сонета, но и развивает в нем один из важных мотивов поэзии Ахматовой — «мотив духоты, нехватки воздуха», который, как отмечает Лосев, «постоянно связан с трагической тематикой в поэзии Ахматовой» [193] Бродский И. А. Стихотворения и поэмы. В 2 т. Т. 1. C. 536. .

Вообще само внимание к эпиграфу как части текста — неотъемлемый элемент ахматовской поэтики. Она снабжает эпиграфами многие из своих стихов. Как отмечает Т. В. Цивьян, в поэзии Ахматовой «эпиграф становится не столько формулировкой определенной идеи, сколько указанием на некий текст, на некие смыслы; он становится элементом диалога» [194] Цивьян Т. В. Семиотические путешествия. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2001. C. 189. .

В одной из записных книжек Ахматовой читаем: «взять эпиграф к „Листкам из дневника“ из письма И. Б<���родского>: „Из чего же он (Человек) состоит: из Времени, Пространства, Духа? Писатель, надо думать, и должен, стремясь воссоздать Человека, писать Время, Пространство, Дух…“» [195] Ахматова А. А. Записные книжки. C. 724. .