Денис Ахапкин - Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной

Я не пишу Дару. Мое письмо Вам одновременно ответ и ему. Если не трудно, передайте Давиду Яковлевичу все, о чем я пишу Вам…

Вскоре Ахматова пишет второе письмо Суркову:

В дополнение к моему предыдущему письму спешу сообщить Вам, что две недели тому назад Иосиф Бродский выписан с Канатчиковой Дачи с диагнозом шизоидной психопатии и что видевший его месяц назад психиатр утверждает, что состояние его здоровья значительно ухудшилось вследствие травли, которую больной перенес в Ленинграде. <���…> Нельзя ли признать переводы Бродского работой и тем самым восстановить справедливость? Простите, что обременяю Вас тем, что так тяготит меня. Совесть не позволяет поступить мне иначе [231] Ахматова А. А. Записные книжки. C. 421. .

Также она становится одним из организаторов кампании в поддержку Бродского после его осуждения, призывая литераторов и деятелей искусства выступить в его защиту. Подпись Ахматовой стоит под многими коллективными письмами. Вот пример одного из них:

И. о. Генерального прокурора СССР

т. Малярову, Михаилу Петровичу

В Ленинграде по указу о тунеядцах был осужден и выслан на 5 лет в места спецпоселения начинающий поэт-переводчик, Иосиф Александрович Бродский (год рождения 1940).

Мы, нижеподписавшиеся, профессиональные литераторы, просим освободить И. А. Бродского от пребывания на поселении, ограничив срок его осуждения временем, истекшим со дня приговора.

Мы хотели бы, чтобы Бродский вернулся к полюбившейся ему работе — работе поэта-переводчика. В течение полутора лет, предшествовавших его осуждению, любимый труд, литературная среда и первые успехи на избранном поприще явственно излечивали Бродского от заблуждений и ошибок прошлого.

Мы обещаем Вам заняться дальнейшим воспитанием молодого поэта, добиваясь того, чтобы Бродский прочно утвердился на пути советского литератора, неустанно отдавая свои силы работе, в соответствии со своей квалификацией (по договору с издательствами или на других законных основаниях). Мы убеждены, что И. А. Бродский, при его несомненном таланте, систематически занимаясь трудовой деятельностью, безусловно, обеспечит себе необходимый прожиточный минимум.

Всецело сознавая свою ответственность, мы чувствуем себя в силах выполнить свое обещание.

Дело Бродского получило широкий резонанс в литературной среде. Сосед Ахматовой по комаровской даче поэт Александр Гитович писал поэту Владимиру Лившицу: «С Бродским — дело страшное. Я до всех этих дел часто видел его — он постоянно бывал у Ахматовой, а значит — под моими окнами, так сказать. Но его стихов не знал совсем. Но — уже после фельетона — приехал ко мне профессор геологии и литературовед Македонов и привез стихи „молодого тунеядца“. И я со всей ответственностью могу сказать, что если Бродский проживет еще лет 10–20, то цены ему не будет. А если он снова вскроет себе вены, и на этот раз это окажется роковым — все равно его стихи останутся. И кое-кому История никогда не простит» [233] Кичанова-Лившиц И. Прости меня за то, что я живу. New York: Chalidze Publications, 1982. C. 144. .

Все усилия остаются тщетными, Бродский отправляется в ссылку, и только через полтора года усилия русской интеллигенции и мировой общественности достигают успеха, впрочем, лишь потому, что совпадают с желанием московского центра разобраться с ленинградской парторганизацией [234] См. документы, публикуемые в статье: Эдельман О. В. Процесс Иосифа Бродского. — дело об освобождении Бродского рассматривается на уровне ЦК, и срок ему сокращают до фактически отбытого.

Лидия Чуковская записывает, что 27 мая Ахматова дала ей несколько листов со стихами Бродского и попросила прочесть вслух, предварив просьбу словами «гениальная симфония» [235] Чуковская Л. К. Записки. Т. 3. C. 219. . Это была «Прощальная ода», стихотворение, написанное Бродским в Тарусе, в январе 1964-го (согласно авторской датировке) и, видимо, дошедшее до Ахматовой только теперь.

Можно считать, что до некоторой степени реакция Ахматовой была вызвана текущими обстоятельствами. Бродский продолжал оставаться в ссылке, навестившие его в Норенской молодые московские врачи были обеспокоены его состоянием здоровья и прежде всего функциональным расстройством сердечной деятельности, усугубленным тем, что ссыльному поэту приходилось заниматься тяжелым крестьянским трудом.

«Впечатление на меня как на врача Бродский произвел тяжелое, — писал Л. К. Чуковской Евгений Герф, один из двух врачей, приезжавших к ссыльному поэту. — Я обнаружил у Бродского признаки декомпенсации порока сердца — боли, кровохарканье» [236] Там же. C. 410. .

«Прощальная ода» была не единственным стихотворением, присланным Бродским из ссылки — однако, именно она удостоилась столь высокой оценки. Это один из текстов, который знаменует новый период в творчестве поэта, подготовленный «Большой элегией Джону Донну» и рядом других произведений, но начинающийся на рубеже 1963–1964 годов.

Почему Ахматова называет «Прощальную оду» «гениальной симфонией»? Возможно, потому, что стихотворение оказывается построено на цитатном многоголосии, свойственном русской семантической поэтике, в том числе ее собственной поэзии? Такая высокая оценка Ахматовой, не любившей бросаться «высокими» словами, требует пристального взгляда.

Та же Л. К. Чуковская так пишет о впечатлении от этого стихотворения: «Это сильно, это берет за сердце. Это обращение к возлюбленной, вопль разлуки, это молитва к Богу и к ней» [237] Там же. C. 219. . Действительно, это, наверное, одно из самых эмоциональных стихотворений Бродского, которое по психологическому накалу можно сравнить только с написанным в 1981 году «Горением», обращенным к тому же адресату — М. Б.

Но в «Горении» воспоминания находятся под контролем, это в полной мере соответствует определению, которое Вордсворт дал когда-то поэзии: «Эмоция, припоминаемая в состоянии покоя» [238] Coleridge S. T., Wordsworth W. Lyrical Ballads 1798 and 1800 / Ed. by Michael Gamer and Dahlia Porter. Broadview Press, 2008. C. 183. . «Прощальная ода» — непосредственная реакция на кошмар, на страх потерять рассудок и предчувствие надвигающейся трагедии. Может быть поэтому Бродский не публиковал это стихотворение, которое было напечатано при его жизни лишь однажды, в первом томе четырехтомника «Сочинения Иосифа Бродского» [239] В четырехтомнике стихотворение напечатано с ошибкой, пропущена одна строка. Эта ошибка исправлена в первом томе семитомника. .