Кирилл Вышинский - «Жил напротив тюрьмы…». 470 дней в застенках Киева

На разговор с госпожой Денисовой пригласили беременную девушку и меня, вот такая получилась компания. Мы оба отказались от обмена, поскольку не понимали, что это такое. Мы в тюрьме, никаких юридических гарантий, никаких объяснений, зачем и кому это нужно. Хотя я уже понимал, что идёт игра для поднятия политического рейтинга Порошенко, ему на тот момент уже нечего было предъявлять стране, обманутой его обещаниями. Он решил, что история с обменом ему поможет заслужить поддержку украинцев на предстоящих выборах. В дальнейшем плодами этой истории воспользовался не Порошенко, а Зеленский. Как показала жизнь, на сегодняшний день это чуть ли не самое значительное, что вновь избранный президент может поставить себе в заслугу.

Ещё одно обстоятельство, представляющееся мне очень важным. В тюрьме так — каждый, кто туда попадает, поневоле становится юристом. Ведь все решения о содержании в тюрьме на Украине принимает суд. К человеку, там находящемуся, должны быть конкретные претензии, доказанные в строгом соответствии с юридическими процедурами, по Уголовно-процессуальному кодексу. Обвинения должны быть не просто словами. Поэтому все, кто в тюрьме, листают Уголовный кодекс и УПК, стараются сами разобраться, насколько законно то, что с ними происходит.

Ситуация с обменом была чрезвычайно странной с точки зрения закона. Речь шла о Сенцове, который продолжал считать себя украинским гражданином. Что получается? В российской тюрьме находится украинец (таким считал себя сам Сенцов, и таким его считали в Киеве) с приговором за подготовку террористического акта. Другой украинец — Вышинский — находится в украинской тюрьме даже без какого-либо обвинения, только с подозрением. Как можно их обменивать друг на друга? Украинца на украинца? Человека, чья вина доказана и есть приговор (Сенцов), на невиновного, только с подозрениями (Вышинский). С юридической точки зрения это нонсенс.

Об этом мне говорили и адвокаты во время свиданий — например, западники из украинской миссии ОБСЕ не понимают, как можно менять украинца на украинца. Да ещё и один из них без приговора суда — а вдруг он невиновен?

Порошенко заварил кашу с великим множеством правовых нестыковок. Я вообще не понимал, как это может быть сделано. Зато я хорошо понимал — на меня будут давить. Я-то к тому времени уже был к этому готов. Да и что мне могли сделать? Ухудшить условия пребывания в тюрьме? Вряд ли. Те, кто заварил эту кашу, явно боялись большого общественного резонанса. Применить меры физического воздействия? Тем более нет. Я сижу по нашумевшему делу, регулярно встречаюсь с адвокатами, могу в любой момент оказаться в суде. Любой синяк, след насилия бросится в глаза, и это сыграет против тех, кто на меня давит.

Остаётся одно — давить будут на моих родственников и коллег. После тех 10 обысков, что провели у родителей и моих сотрудников, я понимал: надо оградить близких мне людей от давления, сделать так, чтобы они почувствовали себя увереннее.

Поэтому на одном из заседаний суда по апелляции я сделал заявление. Сказал, что готов отказаться от украинского гражданства, но при этом прошу следствие оставить в покое моих коллег по редакции, которых начали таскать на допросы — пока в качестве свидетелей. У меня были опасения, что кого-то из них, из большого коллектива в 40 с лишним человек, могут сделать моим соучастником и в итоге человек тоже может оказаться в тюрьме. При очень расплывчатых подозрениях, что были мне предъявлены — обвинений и вовсе не было, — всё было возможно.

Сделав это заявление, я обратился к президенту России Владимиру Путину с просьбой защитить меня как профессионального журналиста. Было очевидно, что в политической плоскости мне больше опереться не на кого. На Украине — жёсткая кампания против меня. Украинское журналистское сообщество демонстрировало, мягко говоря, отстранение от ситуации. Не все, конечно. Были люди, которые меня поддержали. Например, мой коллега Вася Муравицкий, который просидел 11 месяцев в тюрьме по такому же обвинению в Житомире. Начиная с августа 2017 года мы за него боролись. Его взяли в роддоме, на третий день после рождения ребенка, его жена осталась с младенцем на руках, а муж сел в тюрьму. Когда Вася все же вышел под домашний арест, первым прислал мне посылку и письмо, в котором давал дельные советы, как себя вести в камере. Это было очень трогательно. В посылке были самые элементарные и необходимые вещи: пачка чая, сахар, лапша быстрого приготовления, две книжки. Он живёт в не самом богатом украинском городе Житомире. Сам не очень богатый человек, зарабатывал в то время преподавательской деятельностью и подрабатывал тем, что писал статьи. Он и его жена первыми меня поддержали.

Большую поддержку я чувствовал со стороны моего коллеги Игоря Гужвы и возглавляемого им сайта «Страна. юа» — ребята размещали мои тексты из тюрьмы, постоянно давали новости обо мне. Наверняка были еще какие-то попытки меня поддержать, но такие отдельные жесты со стороны моих украинских коллег никак не были показателем того, что происходило в информационном пространстве Украины. Там меня упорно величали не журналистом, а «российским пропагандистом». Из меня хотели сделать агента России, пойманного с поличным, как говорится, «на горячем»: «Этот «вражеский пособник» заслуженно сидит в тюрьме, и единственная польза от него для Украины может быть в обмене на нашего патриота, томящегося в российских застенках!»

Кампания была хорошо выстроена, в украинских новостях организовали массовую истерию, связанную с голодающим Сенцовым. Каждый день передавали, что он голодает 50-й день, 55-й… Митинги в его поддержку и тому подобное. Вывод из чётко отработанной кампании следовал только один — надо Сенцова срочно менять! На кого? Да всё равно — хоть на этого Вышинского.

Чем дальше, тем больше я убеждался — не в праве дело. Когда начал погружаться в материалы дела, увидел, насколько там всё сшито белыми нитками. Но это было потом. А тогда, весной-летом 2018-го, весь антураж был просчитан буквально по шагам. Смотрите сами, вот хронология событий:

14 мая, накануне открытия Крымского моста — Сенцов начинает свою голодовку;

15 мая, утро — меня арестовывают. Дальше начинается то, о чём я уже говорил. Херсон, суд, арест, апелляция;

конец мая — начало июня — хорошо подготовленная волна акций «Поменяем Сенцова!» Ежедневные сообщения о том, что он голодает из последних сил. К нему присоединяется еще кто-то из украинцев, сидящих в российских тюрьмах, потом они прекращают голодать;

9 июня — телефонный разговор между президентами Украины и России. Из сухих официальных сообщений понятно, о чем речь: «Была достигнута договоренность, что в ближайшее время заключенных посетят уполномоченные по правам человека обеих стран», — говорится в сообщении пресс-службы Порошенко. В Кремле уточнили, что достигнутая договоренность о визитах омбудсменов касается как украинцев, находящихся в заключении в России, так и российских граждан, находящихся в заключении на Украине. «Особое внимание уделено вопросам гуманитарного характера, включая обмен удерживаемых лиц. Владимир Путин подчеркнул необходимость незамедлительного освобождения российских журналистов, арестованных на Украине», — говорится в сообщении Кремля. Это по РБК.