Виктория Мочалова - Лытдыбр [Дневники, диалоги, проза]

Вторая часть – “Заметки к воспоминаниям об Иосифе Бродском” в русском переводе Владимира Бабкова – текст, публикуемый впервые на каком бы то ни было языке. Это записи о советском периоде жизни Бродского (с которым Профферы познакомились в 1969 году в Ленинграде), его эмиграции и первых годах жизни в США. Над этим текстом умирающий Карл Проффер работал перед самой смертью, в 1982–1984 годах, но в изданный посмертно его сборник заметки не вошли: против публикации категорически возражал сам Бродский, которому остро не понравился его собственный образ в воспоминаниях умершего друга, редактора и издателя. “Заметки к воспоминаниям об Иосифе Бродском” стали той самой купюрой в корпусе текстов о поэте, от которой удалось избавиться лишь теперь – оттого книга и озаглавлена “Без купюр”.

Ранее, в 2015 году, то же издательство “Corpus” выпустило в переводе Голышева книгу воспоминаний Эллендеи Проффер Тисли “Бродский среди нас”. История о том, как Бродский запретил Эллендее публиковать воспоминания мужа о себе, там рассказывается. Почему-то думаю, что и её собственные мемуары он тоже запретил бы, только не с кем стола вертануть .

Это, впрочем, всё достаточно известные истории. При всей большой моей любви к Бродскому мне кажется, что Карла Рея Проффера и вспомнить, и прочесть сегодня важней из-за других сюжетов. И его рассказы о встречах в брежневской Москве, и вообще всю историю “гаражного” издательства Ardis Publishing, учреждённого в 1971 году Карлом и Эллендеей в далёком Мичигане и успевшего, до поглощения издательской группой Outlook в 2002 году, выпустить “на коленке” 400 названий книг по-русски, по-английски, на двух языках сразу… Ardis Publishing – это ярчайшая глава “тамиздата”.

В их изданиях, окольными путями просачивавшихся в СССР, я впервые читал Бродского, Набокова, Платонова, Пильняка, Сашу Соколова, Владимира Войновича, запрещённую или не издававшуюся в России прозу и поэзию живших там писателей. Именно в “Ардисе” вышло первое полное собрание сочинений Михаила Булгакова, которое в СССР мучительно готовилось к изданию, но по цензурным соображениям так и не случилось. Кроме того, они издавали русскую классику по-английски: протопопа Аввакума, Пушкина, Салтыкова-Щедрина, Гоголя, Достоевского, Сологуба, Иннокентия Анненского… Экономического смысла деятельность Профферов не имела: в США такие издания пользовались очень ограниченным спросом и не могли легально распространяться в СССР. Факсимильные издания сборников поэтов Серебряного века предпринимались больше для сохранения этих книг, чем для их распространения…

Советская власть эту деятельность как-то терпела на первых порах и мирилась с её существованием, даже допустила участие “Ардиса” в московских книжных выставках-ярмарках на ВДНХ в 1977 и 1979 году – впрочем, изъяв на стенде книги по-русски. Запретили “Ардис” в Советском Союзе (и закрыли Профферам въезд в страну) только после издания альманаха “Метрополь”, выход которого был расценён советской цензурой как политическая диверсия.

Ardis Publishing создавался в эпоху до копирастии. Многие их издания в сегодняшней Америке были бы невозможны. Причём помешали бы им не авторы и/или наследники, а Советский Союз, присоединившийся в 1972 году к международной конвенции об охране авторских прав – не ради теоретических гонораров, а прежде всего именно для того, чтобы с помощью копирайтных рычагов помешать изданию на Западе запрещённых в СССР текстов, коллективным правообладателем которых за рубежом выступала советская власть в лице “Межкниги” и ВААПа. Создатели “Ардиса” первыми осознали эту угрозу, и тогда же, в 1970-х, добивались того, чтобы в Америке “авторские” права СССР на тексты замученных в ГУЛАГе русских писателей (Мандельштама, Бабеля, Пильняка, Клюева, Введенского) не признавались и не “охранялись”. “Копирайтные” претензии советская власть предъявляла и по Булгакову, и по Платонову, утверждая, что издание их запрещённых в СССР текстов “нарушает авторские права”. Но тогда Ardis отбился от этих наездов. А сегодня американский издатель едва ли рискнул бы разместить тексты даже в интернете, сознавая, что ответом на публикацию может стать копирастический иск.

На вечере памяти Карла Рея Проффера в 1985 году Бродский сказал, что создание “Ардиса” было самым важным событием в истории русской словесности со времён изобретения книгопечатания.

Скандальный текст Дмитрия Быкова о Довлатове вызвал страшное возмущение – в особенности среди людей, которые так и не удосужились его прочесть. И это, в сущности, нормально для наших времён, когда у каждого в запасе есть час-другой, чтобы высказать собственное мнение, но нет секунды на то, чтобы услышать чужое. [157] 9 сентября 2015 года в журнале “Русский пионер” Д. Быков опубликовал статью “Компромисс”, в которой утверждал, что Сергей Довлатов – “средний” писатель, а славой своей обязан читателям.

В своей колонке про Довлатова Быков ставит в упрёк покойному писателю то, в чём Довлатов нисколько не виноват: посмертный культ, сложившийся в русскоговорящей ноосфере после его смерти. Я лично знаю немало людей, для которых Довлатов – важнейший и актуальнейший прозаик XX века, круче любого Бунина и Набокова. Меня это нисколько не раздражает, я не рвусь в арбитры в делах вкуса. Но Быкова, с его учительской привычкой расставлять писателям оценки и ранжировать их по уровню гениальности, понять нетрудно: он пытается строго блюсти границу между Литературой с большой буквы и развлекательной беллетристикой, оттого так нетерпим к попыткам провозгласить Довлатова главным русским писателем прошлого столетия. Другой вопрос, что если ты не мыслишь о писателях в быковских категориях “великий / талантливый / заурядный”, а просто получаешь от чтения их текстов своё читательское удовольствие, то тебе нет никакой причины втягиваться в этот спор вокруг табели о рангах.

Это ж не про одного Довлатова история: есть Михаил Веллер, например, о значимости которого для великой русской литературы пусть судят потомки, а “Легенды Невского проспекта” – очень важная для меня книга, которую я безо всякого сомнения могу рекомендовать всякому, кто её не читал. Или, скажем, Исаак Бабель, про которого я с полной уверенностью могу сказать, что Литература с большой буквы там близко не ночевала, просто он виртуозный стилист, так что читать и перечитывать его рассказы – сплошное наслаждение. Даже если он сам себе не может объяснить, кто в них герой, а кто – последний ублюдок, и его морализаторские потуги всякий раз выглядят попыткой провинциального комика сыграть шекспировскую страсть. Слёзы бабелевских комиссаров над трупами легендарных одесских бандитов – это совершенно картонная, трёхкопеечная симуляция человеческого чувства, so fucking what. Просто мы забываем эти беспомощные концовки с потугами на многозначительность, едва перевернув страницу, а искромётные диалоги помним и цитируем всю жизнь.