Максим Коробейников - Я тогда тебя забуду

И ушел, жалкий, старый, озабоченный.

Иванушка ушел от нас с убеждением, что мы спасли его.

Много лет прошло с тех пор. А я и сейчас отчетливо вижу одну и ту же картину, которая навечно врезалась в мою память.

Стоят в лощине голые березы и наводят скуку. Поля покрыты мутным туманом. Оставшийся зимник обозначен размокшим конским навозом. В тумане эта подтаявшая дорога почему-то видна особенно отчетливо и ярко. Теплый ветер тянет от деревни. Оттуда пахнет только что испеченным хлебом. Иванушка-дурачок уныло бредет по деревне, обходя лужи и весеннюю грязь. Иногда он останавливается на сухих местах, куда зимой бабы выбрасывали золу из печек. Останавливается, чтобы обсушить мокрые обутки свои. От завалинок идет пар, они будто тлеют и дымятся. Иванушка-дурачок робко обходит собак, там и сям лежащих около домов. Собаки лениво жмурятся и нехотя тявкают. В избах темнеет, и вскоре в деревне становится туманно и тихо. Какой-то беззаботный петух вдруг ни с того ни с сего поет; видимо, оживление природы приходит и к нему, поэтому он и решается воспеть весну еще не устоявшимся, хриплым, срывающимся голосом. Куры дружно поддерживают его своими согласными криками на разные лады — кто как может. От костра и от весны становится тепло. От большого числа съеденных яиц внутри, в животе, в сердце, в голове, в руках и ногах, разливаются сладкая дрема и счастливая беззаботная детская лень.

Круглолицый и широкогрудый Сережа Содомовский был здоровый, крепкий и веселый гуляка.

Одно время его подсылали свататься к Авдотье-Мишихе, когда она овдовела, а потом к Афанасье, дочери учителя Сергея Аверкиевича, когда она еще была молодой.

Авдотья замуж за него не пошла, зато бабам без всякого стеснения рассказывала:

— Если бы ему разума хоть на копейку, а мужик-то он — я те дам. У него разум-то весь в эту силу ушел. Мой-то что был — робенок. А этот дурачок мужик стоящий. С ним на ночь-то на волосок не соснешь.

И правда, соседи видели, как Сережа Содомовский выходил по утрам от Авдотьи-Мишихи. Сам Сережа Содомовский говорил мужикам:

— Женюсь на Авдотье. А че? Баба она здоровая, и кормит больно сладко.

Авдотью бабы отговаривали:

— Че ты, с ума сошла, за дурака-то выходить? Ты погляди на него. Он как бабу увидит, так будто жеребец чалый.

И в самом деле, стоило ему близко увидеть женщину, как он останавливался, открывал рот, ворочал языком во рту и пускал слюну, глупо улыбаясь и издавая какие-то животные похотливые звуки. Скудость мысли удерживала Сережу Содомовского от разговора с женщиной, к которой его неудержимо влекли порывы страсти.

Когда Авдотья перестала пускать его к себе, он ее решение принял спокойно.

— У меня в Симахах баба есть, — говорил он мужикам, — так она кормит еще слаще.

Так они и разошлись. Авдотья хвалилась своим решением, но удержаться от желания побыть с мужиком не могла. Поэтому у колодца то и дело вспыхивали ссоры и потасовки Авдотьи с какой-нибудь бабой, которая не без основания ревновала своего мужика к вдове. В порыве откровенности Авдотья говорила бабам:

— Больно вы уж за мужиков-то за своих держитесь. А куда они, голодные да усталые? Да они все одного Сережи Содомовского не стоят, мужики-то ваши.

Потом она вспоминала о нем:

— Ох, если бы не стыд да не срам, дак рази бы я его отпустила! Не мужик, а золото. Вот че, бабы вы глупые, деревенские.

Сватался Сережа и к Афанасье, дочери учителя нашего Сергея Аверкиевича. Мачеха уж очень хотела сбагрить ее на сторону.

— Наша-то ведь тоже дура. Вот они бы и сошлись, как два лаптя, — говорила она соседям.

Афанасья плакала:

— Как я, матушка, с чужим мужиком да в постель ложиться буду? Ты-то с батюшкой моим, тебе-то хорошо. А это мужик чужой.

— Дак ведь и он будет тебе родной да близкий.

Но Афанасья рыдала, а Сережа Содомовский посмотрел на нее и сказал:

— Ну ее к лешему, дурочку экую. Я у нее голодный помру.

Соседи говорили об этом:

— Гли-ко, дурак, а все понимает.

И эта свадьба расстроилась.

Сережа Содомовский был ровесник Ивана, моего старшего брата. Потом он стал ровесником Василия, моего среднего брата. А потом как-то незаметно превратился в моего ровесника. Он был прямодушен, ни на кого не обижался, хотя и говорят, что с дураком не сладишь и вчетвером. Он умел петь и плясать. Бывало, встанет в круг и начнет губами наигрывать, имитируя звуки гармошки, и в то же время напевает:

— Ута, ут, ута, ут, содомовски ребята хороши…

Играет, поет и пляшет. Потом остановится, переведет дух, спросит:

— А накормите?

Мы киваем, и он продолжает весело, с воодушевлением играть, петь и плясать.

Иногда мы устраивали ему проверку. Обычно кто-нибудь спрашивал:

— А правда, Сергей, что Афанасья потому за тебя замуж не пошла, что у тебя бородавка под носом?

Сережа молчит.

— Ну что? — торопят его.

— А накормите?

— Накормим.

— Дак о чем спрашиваешь-то?

— Правда ли, что Афанасья из-за бородавки замуж за тебя не пошла?

— Бородавка телу прибавка, — лаконично отвечает Сережа и широко улыбается.

Иногда он проявляет упрямство и не торопится отвечать. Требует ясно и четко:

— А сначала поесть дайте.

— А ты когда поешь, так и говорить с нами не будешь.

— Буду.

— Побожись.

— Вот тебе крест и святая икона. Поем, тогда все расскажу.

Его кормят кто чем. Он ест с аппетитом, долго, показывая всем неприкрытое удовлетворение от поедаемой пищи. При этом громко чавкает, крошки летят в разные стороны. Но вот поел, перекрестился.

— Эх, сейчас бы выпить чего-ничего.

Кто-то набирает воды в фуражку прямо из лужи, приносит ему как драгоценный дар. Он с радостью берет и начинает пить, долго и основательно, пока в фуражке не остается ни одной капли. Потом аккуратно расправляет фуражку и плотно надевает ее на голову хозяина, причем говорит всегда одно и то же:

— Надень шапку-то, вши расползутся.

Хозяин шапки ревет, а Сережа Содомовский смеется так радостно и по-доброму, что и обижаться нельзя.

— Ну так как же насчет бородавки-то?

— Завтра отвечу, — говорит он.

— Ты что-то, Сережа, возгордился больно, — говорят ему ребята постарше. — Мотри, спесь-то собьем с тебя.

Но никто не смел обидеть Сережу действием — все отчетливо представляли силу его кулаков и неукротимость в драке.

Иногда, бывало, Иванушка-дурачок встречался с Сережей Содомовским. Как говорят, дурак с дураком сходились, друг на друга дивились. Как правило, их встречи заканчивались потасовками. Драка всегда шла в ущерб Иванушке: Сережа, молодой, здоровый, жестоко колотил его. Когда спрашивали, за что, он неуверенно отвечал:

— А пусть в мою епархию не заходит. Еще зайдет раз, убью и по Лебедке в Большой Перелаз пущу. Пускай плывет, там как раз кладбище на берегу. Баское больно.