Анатолий Гордиенко - Давно и недавно

Январь и февраль 1941 года — счастливое время. Аате и Лиля любят друг друга, как в первый медовый месяц. Они фотографируются и посылают снимки в Бузулук, в Канаду. Аате — в широком галстуке, Лиля — в нарядном тёмном платье с красивыми блестящими пуговицами. Надпись на тыльной стороне фотографии: «На память моим любимым родителям от дочки Лили и сына Аате». Следующая строка написана рукой Аате по-английски: «Помните, что хоть мы и далеко от вас, но мыслями мы с вами. 29.01.1941 г. Петрозаводск. Л. Питкянен. Аате».

Обращают внимание слова «от сына Аате». Тут можно предположить два толкования. Первое: у Аате не ахти как складывались отношения с родителями Лили. Запуганные репрессиями тридцать седьмого и тридцать восьмого годов, затурканные шпиономанией, поверившие в хитроумную агрессивную политику империализма, они, скорее всего, настороженно относились к зятю, приехавшему из Канады. К тому же у него такое странное имя. Хотя Лиля им не раз втолковывала, что Аате переводится как «идеал» и что её муж — на самом деле идеальный парень, убеждённый комсомолец.

Возможно и другое: родители Лили, Павел Макарович и Ольга Кондратьевна Царёвы, полюбили этого трудолюбивого белокурого парня с очаровательной, доброй улыбкой, увлечённого спортом.

«Об отце мама много рассказывала, — писал мне Альфред из Москвы. — Многое я запомнил. Запомнил, что отец в Бузулуке не ходил на работу пешком, а бегал, причём расстояние от нашего дома до завода большое, из одного конца города в другой. По утрам отец занимался гимнастикой. Закончив упражнения, обливался из ведра холодной водой, а потом долго растирался вафельным полотенцем. Мама рассказывала мне это часто-часто, видимо, для примера, чтобы и я шёл по стопам отца.

Ещё она говорила, что он мечтал о сыне. Если родится сын, то как только подрастёт, как только начнёт ходить, он, отец, сразу же поставит сына на лыжи. И ещё: он будет говорить с сыном только на английском».

…Война перечеркнула все мечты. Начался новый отсчёт времени.

Питкянена не призывают в армию. Ему дают бронь, и он увозит беременную Лилю в далёкий Бузулук к родителям. День, два он с ними. Надо возвращаться, надо спешить: идёт война.

Можно вообразить сцену прощания. Лиля не может сдержать слёз, её женское чутьё подсказывает, что она последний раз видит любимого мужа. Он же, наоборот, говорит жене, что война скоро кончится и захватчики будут разбиты наголову. Гудок паровоза. Прощальный взгляд Лили, поникшие родители, постаревшие за день…

Вернувшись в Петрозаводск, Аате продолжает работу на телефонной станции. По документам он числится кабельщиком. Что это за профессия? Прежде чем ответить на этот вопрос, посмотрим внимательно на довоенные открытки Петрозаводска. На улицах города много столбов с проводами, почему-то их все тогда называли телеграфными. Но правильнее бы их назвать телефонными. Почти вся телефонная связь в городе и за городом осуществлялась по наземным проводам, а на языке специалистов — по воздушным постоянным линиям.

Но существовала и кабельная связь, кабели шли где-то под землёй. Такая связь негласно называлась правительственной, она обслуживала ЦК партии республики, горком и райкомы, наркоматы, штабы военных. Конечно, по тем временам кабельная связь считалась секретной. Специалисты, которые знали, где лежат кабели, сколько их, куда ведут, техники, которые следили за исправностью линий, находились на секретной службе, следовательно, на особом учёте. Они были проверены до четвёртого колена, проверены не один раз в НКВД, и, как правило, состояли в партии или в комсомоле.

Кабельщиками как раз и были те люди, которые прокладывали кабели под землёй, вели их к нужным объектам, неусыпно следили за их полноценной работой и днём и ночью.

Именно этим занимался Аате Питкянен, и поэтому ему как специалисту такого профиля была предоставлена бронь, он не подлежал призыву в армию.

Следует обратить внимание и на то, что с начала войны связи придавалось первейшее значение, особенно правительственной. В связи с этим можно предположить, что группа кабельщиков, в которой был Питкянен, эвакуировалась вскоре после отъезда правительственных учреждений из Петрозаводска в Беломорск.

Чем был занят Аате и его коллеги в Беломорске? Скорее всего, знакомым делом — прокладкой подземного кабеля. Несомненно, они вели его из здания ЦК партии Карелии в ЦК комсомола. Расстояние между двумя этими зданиями, правда, там небольшое, так что работу свою кабельщики сделали быстро. Потом шла проверка линий, установка телефонов. Возможно, именно здесь Андропов вновь увидел Питкянена, вспомнил, что этот парень — знаменитый лыжник, знает финский, английский. Короче говоря, 1 декабря 1941 года Андропов забирает Аате к себе инструктором ЦК комсомола республики. Ходатайствует об освобождении его от призыва в действующую армию.

Сказал ли ему Андропов о том, как он видит дальнейший путь Питкянена? Сразу ли предложил ему стать подпольщиком, разведчиком, проводником, ходоком? Военное время торопило, и, скорее всего, такой важный разговор состоялся вскоре после принятия Аате в штат, а возможно, даже и до того.

Проходил ли Питкянен краткий курс подготовки разведчика? В спецшколе? Или его лично готовил Андропов? У Андропова был некий опыт подобной работы. Этим он занимался вечерами, ночами. Андропов разрабатывал легенды, биографии для тех, кого намечали заслать на оккупированную территорию. Знакомил заочно с надёжными людьми, к которым надо будет обратиться, называл пароли.

По воспоминаниям Нины Ивановны Лебедевой, Андропову нравилось это новое дело, он отдавал ему много времени, даже своего личного по выходным дням. Юрию Владимировичу Андропову шёл тогда двадцать восьмой год. Он был полон неиссякаемой энергии и честолюбивых замыслов.

— Долгими вечерами, — рассказывала мне Нина Ивановна, — он занимался с нами. Придумывал нам биографии, мы их заучивали, запоминали пароли. Тщательно репетировали сцены, когда нас якобы допрашивает финская контрразведка. Разыгрывали искренность интонации, рассказывали «доверчивым, глупым финнам», что мы без документов возвращаемся в Петрозаводск с оборонных работ из-под Медгоры, куда были мобилизованы большевиками. Андропов радовался, когда мы хорошо отвечали. Он учил нас и учился сам. Для него это был тоже начальный класс в разведработе…

С этими суждениями нельзя не согласиться. Возможно, это обстоятельство сыграет через много лет решающую роль при назначении Андропова Председателем КГБ страны.

Наступил декабрь 1941 года. Питкянену сообщают о том, что он вскоре должен провести группу подпольщиков из Пудожа в Соломенное. Куприянов, Андропов, Власов готовят задание для группы. Из архивных документов явствует, что в группе четыре человека: Николай Бределев и Александра Антипина — подпольщики, радистка Серова и агент НКВД Хуго. Его фамилия не указывается. Ведёт группу Аате Питкянен. Группа перебрасывается в Пудож в январе 1942 года.