Елена Докич - Несломленная

– Я думаю, будет лучше, если я буду тренировать вас обеих: тебя и Каролину.

Он что, серьезно? Но, когда я поднимаю глаза на Тина, который стоит у него за спиной, я вижу, что он кивает. Смущенно он добавляет:

– Так будет лучше для всех. Подумай об этом.

– Как ты можешь такое предлагать? – шепчу я, превозмогая боль во всем лице и опухших дыхательных путях. – Нельзя тренировать двух теннисисток, с одной из них встречаясь.

Мы до сих пор не обсудили его отношения с Каролиной. Он не хочет об этом говорить и не считает, что это необходимо. Я смотрю на Тина:

– Ты же знаешь, что это неправильно. Как ты можешь даже предполагать, что я на такое соглашусь?

Борна дает заднюю. Моя реакция его обескуражила, и он знает, что загнал себя в угол. Я гоню его из квартиры, но пока что не увольняю. Сколько бы дерьма он ни делал и как бы ни саботировал свою работу, мы с Тином чувствуем себя увереннее, пока у нас есть он – пусть и формально. У нас мало опыта, мы молоды и не готовы ездить по турнирам самостоятельно. Мы еще лелеем робкую надежду, что Борна образумится и снова станет тем тренером, лидером и старшим братом, в котором мы нуждаемся.

Я не могу отделаться от желания вернуться домой. В свой настоящий дом, Австралию. После долгих – слишком долгих – раздумий я снова звоню Полу Макнами, человеку, которому всегда могу доверять. Мы долго разговариваем, прикидывая, как нам это все организовать, но в конце концов страхи и тяжелые воспоминания о последнем выступлении на Australian Open меня останавливают. Я помню, как меня освистали на «Арене Рода Лэйвера», и решаю с возвращением еще повременить.

Борна не в настроении. На 99 процентов – из-за того, что он не сможет провести пять недель в Австралии со своей девушкой, наблюдая за ее матчами на Australian Open. Он постоянно отвлечен, потому что либо говорит с ней по телефону, либо бежит с моей тренировки, чтобы поговорить с ней.

Тин объясняет ему, что так нельзя, но Борна не считает, что неправ.

– Я могу быть – и должен быть – на Australian Open, – говорит он. Тин злится на него, но все равно пытается разрешить ситуацию мирным путем.

В конце января мы с Борной едем в Таиланд – Тин остается дома. Во втором круге я играю с украинкой Аленой Бондаренко. Проиграв первый сет на тай-брейке, во втором я вынуждена сняться из-за растяжения подколенного сухожилия.

Дальше мы едем в Хайдарабад, но там я не прохожу даже во второй круг. В Индиан-Уэллсе я проигрываю второй матч, во втором сете не взяв ни гейма.

Мы остаемся в Индиан-Уэллсе еще на несколько дней, и ситуация с Борной доходит до точки кипения. Мне нужно на физиотерапию, и, пока я жду своей очереди в лаунже для игроков, я вижу, как он с Каролиной садится в машину, которую я взяла напрокат. Значит, мне теперь нужно ждать автобуса. Я ничего не имею против автобуса, но поверить не могу, что он уехал на машине, за которую заплатила я, и даже не сказал мне, что оставляет меня добираться своим ходом.

Я звоню Тину в слезах, и мы договариваемся, что я вернусь к нему в Загреб, чтобы решить, что делать дальше. Но Борна говорит, что билетов из Палм-Спрингс в Европу нет и нужно подождать четыре дня. Когда мы наконец уезжаем, я узнаю, что мы запросто могли сделать это раньше, просто Борна хотел подольше побыть с Каролиной.

На следующий день после нашего возвращения в Загреб он говорит, что ему нужно в Германию «по личным причинам». Через 24 часа мне звонят из Octagon и говорят, что он в Майами с Каролиной. Я звоню ему и говорю:

– Ты уволен.

Так мы с Тином остаемся в туре одни, надеясь на лучшее. Первый турнир, на который мы едем вдвоем, – Эшторил в Португалии. Мы бронируем гостиницы, перелеты, корты для тренировок. Тин делает все, что в его силах, чтобы облегчить мне жизнь, но это не отменяет того, что он не профессиональный тренер. Тем не менее он изо всех сил старается.

В рейтинге я стою 450-й. Трудно поверить, что всего несколько лет назад я была четвертой. В первом круге португальского турнира я проигрываю в трех сетах. Это мое 13-е поражение в 15 последних матчах. На пресс-конференции я откровенно говорю, что мне нужно полностью перестроить свою игру:

– Мне нужно начать с нуля, будто мне 14–15 лет, – говорю я журналистам. – Нужно заново обрести уверенность в себе.

Я говорю им, что я должна свернуть горы, если хочу снова стать сильным игроком. Сейчас я играю ни шатко ни валко. У меня были возможности вернуться, но я ими не воспользовалась – обыграла сама себя. В действительности я знаю, что дело не в теннисе, а во всем остальном.

На следующем турнире в Марокко в основную сетку мне приходится прорываться через квалификацию. Я обыгрываю бразильянку с рейтингом 973, потом еще одну со 199-го места и, наконец, теннисистку, у которой рейтинга нет вообще. Я продираюсь через матчи и выхожу во второй круг основы благодаря победе над словачкой Доминикой Цибулковой. В одном матче от четвертьфинала я проигрываю первой ракетке турнира китайской звезде Ли На – 0:6, 6:3, 2:6.

У нас с Тином все хорошо. Как пара мы в порядке. Но моя игровая форма по-прежнему ни к черту, уверенность на нуле, и я понятия не имею, как вернуть хоть что-то из них. Должен быть какой-то способ это сделать – как иначе? Я профессиональная спортсменка, которая играет 30 турниров в сезон, соревнуется девять месяцев в году, каждый день тренируется. Я часами извожу себя мыслями о том, почему на корте у меня ничего больше не получается. Где я сломалась? Почему потеряла способность соревноваться? Да, матч-другой я еще могу выиграть, но сейчас делаю это на голом таланте. Вернись я в свой прежний рабочий режим, дела бы у меня сразу пошли в гору. Но, заключаю я в очередной раз, я недостаточно крепка психологически, чтобы выкладываться на полную.

До конца года мало что меняется: я проигрываю в первых кругах турниров ITF в Праге, итальянских Фано и Кунео, а также финал квалификации в люксембургском Петанже.

Примерно тогда же мне приходится встретиться с Борной, чтобы расплатиться с ним за последние месяцы его работы. Но что-то не сходится. На этот раз это статья расходов «разное» в счетах, которые он мне выставил. Этого «разного» набегает на тысячи долларов. Когда я прошу его показать мне чеки, у него их не оказывается.

– Но разное – это что? Кофе? – спрашиваю я.

Борна в ответ смеется, но я вижу, что он в замешательстве. Он пытается замять тему, но я не отступаю:

– Ты не можешь снимать с меня тысячи долларов за мелкие расходы. Что это вообще такое? Я не понимаю.

Он ничего объяснить не в состоянии.

Мне опять стала звонить мама. В августе на турнире в Мартина-Франке мы с Тином решаем, что она может приехать нас проведать. Она живет с нами неделю и смотрит, как я дохожу до 1/8 финала – хороший результат после трех кругов квалификации. В этот раз она не так сильно лоббирует мое возвращение домой, но зато без умолку говорит обо всем, что я делаю неправильно. Тин очень с ней любезен – он настоящий джентльмен. Он пытается объяснить ей, что у меня эмоциональная травма. Прямо в моем присутствии он говорит, как я нуждаюсь в поддержке и как ее поддержка будет особенно полезна. Тин говорит, что у меня депрессия и мне очень тяжело.