Елена Докич - Несломленная

В декабре 2008 года я прилетаю в Австралию, и моя уверенность в себе и своих решениях выше, чем когда-либо в последние годы. И я в хорошей форме – сбросила почти 20 килограммов. Впрочем, на турнире за wild card первый матч в группе я все равно проигрываю. Двумя годами ранее это выбило бы меня из колеи так, что я вряд ли смогла бы настроиться на следующие матчи. Но теперь я выигрываю оставшиеся встречи в группе, а потом еще четверть- и полуфинал. Я в финале.

В день главного матча стоит удушающая жара, воздух сухой, ветер горячий. Я играю с теннисисткой, которая обыграла меня в группе: мы обе изнемогаем от жары на корте «Мельбурн-Парка», обливаемся потом, пьем как можно больше, чтобы не умереть от обезвоживания. Но тяжелые условия не умаляют моей решительности, и я вырываю победу 6:7, 7:5, 6:3. Wild card моя! Я несказанно счастлива и окрылена.

Мой теннис прогрессирует, но об отношениях с Борной этого не скажешь. Они в очередной раз накаляются до предела за несколько дней до турнира в Брисбене, куда мне дали wild card. На тренировке в «Мельбурн-Парке» он дает мне задание пробивать по центру корта. Это бессмысленное, бесцельное упражнение. А он только такие и дает. Если я не настаиваю на определенных упражнениях или отработке подачи (что он не считает обязательным), мы не занимаемся ничем, что развивает меня как игрока. Сегодня меня это окончательно достало.

– Борна, ну скажи что-нибудь. Поговори со мной нормально! – увещеваю я его.

Он отвечает отсутствующим выражением лица.

– Ты ничего не говоришь, ничего не исправляешь, – продолжаю я. – Ты просто стоишь на корте и молчишь. Ты понятия не имеешь, какого черта делаешь. Да ты даже корт не бронируешь. Все делаю я. И это уже не первый месяц так.

Он все так же молчит и не пытается ничего объяснить.

– Убирайся, – говорю я ему. – Проваливай отсюда. Я буду тренироваться сама. Справлюсь одна со спаррингом.

Он не трогается с места, но так ничего и не говорит. Еще несколько минут он молча стоит на корте.

– Борна, уходи, – говорю я.

Я стою в одном метре от него и чувствую, как от злости сжимаю ракетку. Я так зла, что колочу ракеткой о землю, пока она не оказывается искореженной. Потом я отшвыриваю ее, достаю из сумки другую и уничтожаю о синий корт ее. Дальше нахожу третью ракетку и делаю то же самое с ней. Потом – с четвертой. Наконец беру пятую и ее тоже убиваю о землю.

Даже несколько лет назад в свои самые плохие дни я ничего подобного не делала. Вместе с осознанием бесполезности Борны ко мне приходит злость, и она растет внутри меня каждый день. Это тянется уже слишком давно. Разбив все ракетки, я сажусь на стул злая и расстроенная. Борна нервирует и зажимает меня; мне не нравится, когда он рядом, особенно на корте. Тем более я знаю, что страдает мой теннис. Каждый раз, когда его на тренировке нет, мне гораздо лучше.

В рождественские выходные я звоню своему спонсору и прошу, чтобы мне прислали новые ракетки. Я затираю им, что мои украли. Они входят в мое положение и говорят, что постараются выслать мне новые, чтобы я получила их вовремя. В Австралии период летних отпусков, так что везде задержки. Но мне все же удается получить посылку от спонсора до начала турнира в Брисбене.

В Брисбене Тин пытается наладить наши с Борной рабочие отношения и советует ему давать мне больше обратной связи. Он говорит Борне, что мне тяжело, когда он пассивен.

В первом круге мне играть с теннисисткой топ-20 Амели Моресмо, и я нервничаю. Матч получается качественным. Я проигрываю, но на двух хороших тай-брейках. Это поражение отвечает на все мои вопросы. Оно показывает, что, хоть и организую свои тренировки самостоятельно, я все делаю правильно.

В ближайшие 12 месяцев мне нужно просто добиться стабильности.

Когда я выхожу на арену «Хайсенс» на свой первый матч Australian Open-2009, меня оглушает приветствие воодушевленных болельщиков. Живот у меня сжимается, руки трясутся. Адреналин бьет через край. Я уже давно не играла на таком большом корте, и я страшно волнуюсь, но моя нынешняя форма внушает мне сдержанный оптимизм. Я не думаю о победе, не оцениваю ее вероятность. Я хочу просто хорошо сыграть, выложиться на все сто.

Моя первая соперница – австрийка Тамира Пашек. Ее 80-е место в рейтинге не соответствует ее уровню: она умеет бороться. Я никогда раньше с ней не играла, но знаю, что она хорошо бегает и достает все мячи. Я легко беру первый сет, но во второй она влетает, как товарный поезд. Очевидно, что победа может достаться любой из нас, и я зажимаюсь. В голову лезут сомнения, но я всеми силами гоню их от себя.

В третьем сете мне удается брейк. Это, конечно, здорово, но теперь я волнуюсь еще сильнее – я чувствую близость победы. Вскоре я зарабатываю матчбол. Длинный розыгрыш заканчивается моим форхендом по диагонали; я не целилась им в линию, но попала точно в нее.

Восторг.

Я забираюсь в гольфкар и еду в раздевалку, а потом в пресс-центр. Там я говорю, что, кто бы ни выиграл этот турнир, он не будет счастлив так, как я сейчас. Я поверить не могу, что прошла круг на «Шлеме». По моим ощущениям, я выиграла сам «Шлем» – так для меня важна эта победа. Я уже не один год не выигрывала матчей на уровне WTA.

Журналисты подтягиваются, чтобы со мной пообщаться. Я впервые могу говорить с ними откровенно, но все разве объяснишь. « Если бы только они знали» , – думаю я. Если бы они знали, через какой ад я прошла. У меня в горле встает ком, когда меня спрашивают, что для меня значит эта победа. Я отвечаю: то, что я здесь, – это чудо.

Я плачу еще и из-за своей тренерской ситуации. Если бы репортеры знали, как я каждый день ругаюсь с Борной и как на этом турнире я тренируюсь все равно что одна.

После победы меня накрывает волна поддержки. На моих тренировках столпотворение; куда бы я ни пошла, меня везде приветствуют и желают удачи. Такое ощущение, будто каждый человек на моем пути хочет сказать мне, что он топит за меня.

Мой матч второго круга поставили на «Арену Рода Лэйвера». Я не играла там восемь лет – тогда еще мой отец наводил на турнир ужас. Конечно, я помню, как последний раз меня проводили с этого корта свистом. Я очень рада выйти на главный корт, но и волнуюсь просто страшно. У меня перед глазами встает Australian Open-2001: как меня гнобили после того, как отец организовал этот ужасный переход под другой флаг. Какой бы ни был результат, я просто хочу насладиться атмосферой и поддержкой, потому что знаю, что в этот раз все будет совсем по-другому.

Билеты на матч разлетаются, когда становится известно, что играть мне с 17-й сеяной Анной Чакветадзе. Болельщики забиваются на лужайку перед стадионом в надежде увидеть, как я справлюсь с талантливой девочкой из России. Перед матчем я снова ужасно волнуюсь – даже сильнее, чем перед первым. Стоя в коридоре в ожидании, пока назовут мое имя, я могу видеть кусочек арены. Она забита битком, и это зрелище меня вдохновляет. Потом я слышу, как по стадиону разносится глубокий голос диктора, растягивающего гласные: «Из Австралии – Елена Докич». Стадион заходится приветственным громом. Так меня еще никогда не встречали – и это очень большой контраст с тем, что я испытала здесь в прошлый раз. Чем бы ни закончился этот матч, я уже победила.