Гунта Страутмане - XX век: прожитое и пережитое. История жизни историка, профессора Петра Крупникова, рассказанная им самим

Итак, мы с Гертье 19 марта 1990 года бродили по улицам, площадям, переходили мосты во Флоренции, дивились на собор Santa Maria de Fiore, осматривали Palazzo Vecchio, не преминули зайти в галерею Уффици… И тут мне пришло в голову, что хорошо бы получить новое свидетельство о рождении. До войны у меня оно было, очень красочное, большое, с портретом короля Италии, гербами и пушками, но во время войны оно пропало. Мы позвонили в германское консульство, там объяснили, что обращаться следует в старое городское управление в Palazzo Vecchio , там находится нужное бюро.

Зашли туда. В бюро сидит служащий, говорящий только по-итальянски, – ни я, ни Гертье языка не знаем. Он протягивает мне лист бумаги. Я припомнил слово из знакомой мне латыни и сказал: «Nato in Fierenzi». Рожден во Флоренции. Служащий спросил: «Anno?» Ну конечно, понятно: год. Я написал на листе бумаги дату своего рождения: 19.03.1920.

Тогда итальянец подвел меня к старинному круглому не то шкафу, не то секретеру; там было что-то вроде клавиатуры, он стал нажимать «клавиши», раздавались щелчки, выдвигались ящики, наконец, вынырнул из глубины толстый том с записями 1920 года. Служащий отыскал мою дату – оказалось, во Флоренции родилось в тот день немало детей. «Как звали вашу мать? Мария?» И он выписал на небольшом зеленом листке справку о факте моего рождения.

Он не спросил у меня никакого документа, никакого удостоверения личности. У меня с собой был паспорт на имя фон Зервальда, но здесь он был и вовсе неуместен. Мне поверили на слово, как это бывало со мной много раз за границей. А я, столько лет проживший в Советском Союзе, думал, что меня поведут к разным начальникам, которые и решат, выдавать мне свидетельство о рождении или нет.

Надо сказать, маленький зеленый листок показался мне уж очень незначительным в сравнении с тем, довоенным свидетельством. Я попытался это как-то объяснить служащему. Но тот лишь развел руками: «Democrazia!» И тут до него «дошло», что я пришел к нему в день своего рождения, 19 марта. Он позвал коллег, и все они меня сердечно поздравили. Мне также дали адрес родильного дома, и я сфотографировался у его порога.

Позднее с сыновьями вместе я приезжал во Флоренцию в дни своих юбилеев, каждые пять лет.

Это было уже совсем просто.

Академик Янис Страдыньш в письме по случаю моего 75-летия писал: «Эпоха, в которую Вам суждено было жить, была всякой – и трагической, и застойной, и противоречивой, и, быть может, трагикомической, но интересной во всех своих проявлениях, с самыми невероятными метаморфозами, порою порождавшими пессимизм, ибо история бывает и неутешительной».

Что ни говорили бы о сегодняшнем дне, он несравним с временами, которые пришлось пережить. Я, как говорится, на своей шкуре познал и помню сталинские времена, глухую брежневскую пору. Мы иногда забываем, что весь период правления Гитлера уложился в двенадцать лет. Человек в двадцать лет видит приход Гитлера к власти. И ему только тридцать два к моменту окончания войны. Возьмем мою ситуацию. Я двадцати лет от роду пережил потерю Латвией независимости, и мне исполнился семьдесят один год, когда Латвия вновь ее обрела. Я потерял между этими двумя датами свою жизнь! Когда я вижу, какие возможности открываются перед сегодняшними студентами – они могут ехать в любой университет мира, читать любые книги… И сравнить с этим сталинское время – ну, потерянные годы, что тут поделаешь!

Мы живем сейчас вне Советского Союза, вне России. Здесь, в больнице, есть сестра, которая подключает меня к системе. Она родом с Украины, в Латвии живет много лет, знает латышский язык, но, кажется, всем недовольна: «Нас и тут прижимают, и там прижимают…». Я ее спрашиваю: «Так вы хотели бы жить в России?». Нет, этого она не хочет. А что говорить обо мне – я в любой момент могу позвонить заграницу, сесть в самолет и полететь куда угодно.

И еще: я родился в те годы, когда люди жили в постоянном ожидании войны. Вопрос был только – когда она будет? Осенью? Весной? Сейчас в Европе царит мир. При всех сложностях современного мира. Это утешает.

В отношении идеалов у каждого человека – своя позиция, свое представление о них. Райнис сказал о Латвии: «Я обманулся, это не мое государство». И сегодня многие в Латвии говорят: мы обманулись. Янис Петерс, вступая в борьбу за независимую Латвию, наверное, представлял ее иной, чем видит сегодня. Но надо понимать и то, что идеал никогда не совпадает целиком и полностью с реальностью. Так это было, есть и будет везде и всегда. После того, как Америка освободилась из-под власти Великобритании, в тамошних книгах тоже зазвучало разочарование: государство, которое мы получили, – не то, к какому стремились! То же самое было и после Великой Французской революции, после революции в Англии, после трех русских революций, – всегда, при любом повороте истории. Это факт, с которым попросту нужно считаться.

В тот миг, когда идея овладевает человеческими умами, начинаются ее превращения. И когда превращенную идею начинают воплощать в жизнь каждый по своему разумению, выходит именно та реальность, которая выходит.

Поэтому, когда кто-то ужасается: ох, ах, что творится в Латвии, – я говорю: друзья мои, все более или менее нормально. Реальность должна отличаться от идеала, нам следует исходить из конкретной ситуации наших дней и действовать соответственно, а не оглядываться поминутно на то, что мы надеялись видеть. Нет ничего более бесполезного, чем вздыхать и жаловаться – не то, не так, мы ждали другого. Не вздыхать, а действовать, целеустремленно и трезво, сообразуясь с возможностями и реалиями. Эта проза горьковата на вкус, но это реальность, которой нет альтернативы. Это я говорю вам, исходя из опыта, из всего, что испробовал на собственной шкуре, что пережил.

А вообще-то жизнь, так же, как история, бесконечно заманчива и интересна.

Для тех, кто знает профессора Петра Крупникова, выход этой книги был давно и с нетерпением ожидаемым событием, так как оно обещало новую встречу с ним и давало возможность получить рассказанное им как текст. Семья, друзья, коллеги и студенты знали и помнят его как человека с особым талантом рассказчика, умевшего захватить слушателей и фактически подчинить своей власти. Живой рассказ, однако, со временем бледнеет в памяти современников, поэтому профессора многие годы упрашивали записать его воспоминания, сохранив таким образом и для нынешних, и для будущих читателей все, что он обрел в течение жизни как человек и историк.

Родившийся во Флоренции, Петр Крупников был не только уроженцем столицы Ренессанса, но и представителем сократической школы, ибо считал, что истинная философия – отношение к реальности – рождается в диалоге, в живой беседе. Насыщенная интеллектуальная среда была сущностью его жизни и бытия, поэтому ему так нравилось собирать вокруг себя собеседников. Профессор постоянно состоял в диалоге с историей и насущными идеями переживаемой эпохи и в поиске ответов побуждал также других ясно видеть многосложность мира и меру ответственности в нем человека.