Михаил Портнов - Американские горки. На виражах эмиграции

Я возвращался домой из поездки к удаленному клиенту. Мне в машину позвонила женщина из Claims Department – департамента, занимающегося исками по «ворк-комп». Очень встревоженным голосом она задавала мне странные вопросы, смысл которых я не совсем понимал. Одно было ясно: случилось что-то очень нехорошее. Выяснилось: 30-летний техник, обслуживающий самолет, упал с лестницы, и его полностью парализовало!

Как мог, я объяснил сотруднице, что техников мы не страховали, только административный персонал, а техники у них были наняты через агентство, именно так был выписан полис. Но, холодея спиной, я с ужасом понимаю, что если они наняли техника позже, напрямую, то он реально покрыт нашим полисом, это естественный риск страхования по «ворк-комп» и особый, дополнительный, риск страхования по 8810 Standard Exception. Контроля у страховой компании за реальным наймом нет.

В мой офис прислали следователя из конторы, специализирующейся на поисках виновных. Допрос длился около часа и записывался на кассетник. Ничего страшного в допросе этом не было, но ситуация выглядела крайне скверно. Получалось, я втюхал компании клиента, который не соответствовал её правилам. А вдруг я нарочно это сделал? Теперь мне нужно доказывать, что я не верблюд.

На самом деле все оказалось ещё более абсурдным. Хозяин «Экзефлайт», который находился при смерти на момент страхования, умер через три месяца после оформления полиса. Оставшиеся в бизнесе люди закрыли «Экзефлайт» и зарегистрировали новую компанию по тому же адресу, с очень похожим названием: «Экзефлайтс». Всего одна буковка в названии отличалась!

По правилам страховой индустрии после закрытия бизнеса прекращал существование и наш страховой полис. А вновь созданная организация не озаботилась приобретением нового страхового полиса, что является грубым нарушением. Но когда в ноябре 2005 года разбился техник, новые хозяева взяли старый, утративший юридическую силу полис, и с ним обратились в «Фермер». Не в какой-нибудь там банк «Цыганский Кредит», нет! В третью по размеру компанию в США! И наши специалисты, получив иск на миллион долларов, не врубились, что это не их клиент, что это другой бизнес. И компания начала оплачивать медицинские счета по этому иску.

Конечно, когда до них дошло, что это не клиент компании, то последовало обращение в суд. Через полтора года (судопроизводство у нас не быстрое) судья постановил, что «Фермер» никому ничего не должен. Но! По закону, начав платить, компания уже не может остановить платежи. Разве что найдется кто-то, кто возьмет платежи на себя. Казалось бы, на этот случай и существует такая организация, как Uninsured Employer Fund. Это полугосударственная организация. То есть если у нее недостаточно своих денег, то доплачивает штат, что случалось неоднократно. Но по закону выходит, что если кто-то другой уже начал платить, то с этого фонда взятки гладки, он ни за что не отвечает.

И стали там, наверху, в «Фермере», чесать репу на предмет, нельзя ли где раздобыть денег, чтобы компенсировать убытки на миллион долларов.

Чем больше денег на кону, тем более дорогостоящие репы привлекаются к процессу чесания. С точки зрения общечеловеческой логики, – ну что же делать? Собственные сотрудники позорно прохлопали ушами, когда к ним пришли за миллионом долларов люди, вообще не застрахованные на тот момент. Это ошибка компании, ничья больше, как наша собственная. Но, господа присяжные, какое отношение имеет общечеловеческая логика к почесыванию адвокатской репы, произрастающей на почве, удобренной навозом страховой индустрии?

Первая мысль, которая пришла в расчесанную репу: «Нас подставили»! Если бы этот самолетный бизнес не был у нас застрахован, не было бы и последующего иска, и последующей ошибки. Да, тут есть наша вина, но есть и contributory negligence, то есть дополнительная небрежность, если не сказать «злой умысел» каких-то внешних сил. Внешними силами являются наш собственный агент-первогодка и матерый негодяй брокер Роджер, который своего непотребного клиента втюхал нашему лоху.

Вторая мысль состоит в том, чтобы понять: где в принципе можно найти деньги, чтобы покрыть убытки? Тут открываются две возможности: злодей Роджер застрахован от профессиональных ошибок (E&O – errors and omissions insurance) всего на 500 тысяч. Настоящий негодяй! Все люди на миллион страхуются, а этот на 500 тысяч. Где такое видано вообще? Но есть ещё собственный агент, застрахованный на пять миллионов. Лох он и есть лох. Кто нормальный на такие суммы страхуется? Было бы у него тоже 500 тысяч страховки, так с него и взятки гладки, а так – целое состояние.

Если бы Роджер был застрахован на миллион (что действительно общепринятая норма), то наша компания, взяв меня в свидетели его злонамеренных действий, получила бы с него этот миллион и вышла бы сухой из воды, несмотря на собственный прокол. Но за Роджером было недостаточно денег. Тогда логика корпоративного Risk Managements постановила: надо постараться взять деньги и со страховки Роджера, и с моей. Да, это неприлично, да, наш агент не виноват, но деньги есть деньги, nothing personal, strictly business.

Оставалось доказать, что я допустил оплошность, несмотря на то, что мне дважды было сказано службой поддержки, что я могу спокойно страховать этот бизнес. А кому доказать? Да себе самим и ещё той страховой компании, которая меня от ошибок страхует. Со вторым пунктом могут, конечно, возникнуть осложнения. Но даже если вины моей никто не докажет, то скорее всего мой страховщик пойдет на мировое соглашение, чтобы избежать суда, который влетает в копеечку. То есть всех убытков не покрыть, но лучше что-то, чем совсем ничего.

В итоге дело не дошло до обвинения меня в преднамеренных действиях, хотя там, где на кону миллион, чего только не придумаешь.

Начиная с ноября-декабря 2005 года, когда началась эта бодяга с пострадавшим техником, вся моя система взглядов и представлений подверглась существенному пересмотру. Если раньше я рвался в бой за правое дело защиты граждан от всевозможных неприятностей, предлагая им услуги крутой и ответственной компании, то тут мой пыл поохладел и я не столько даже логически понял, сколько внутренне почувствовал, что правым делом тут не пахнет. А пахнет совершенно другим.

Настроение у меня упало, руки опустились. Лопнула пружина внутри, и последующие полгода (а именно столько у компании заняло внутреннее расследование и вычисление, как именно им поступить) делать мне уже ничего не хотелось. Это не значит, что я ничего не делал, но настроение было уже не то. Моё агентство с шестью сотрудниками продолжало расти, мы продолжали получать вымпелы, кубки, медальки и всяческие почетные висюльки на стену. Несколько уровней начальства надо мной стояли насмерть, выгораживая меня, взывая к здравому смыслу и совести вышестоящих слоев в управленческой пирамиде. Тоже по-своему наивные люди.