Михаил Портнов - Американские горки. На виражах эмиграции

Руфина совершенно взбесила меня как-то раз своими местечковыми делами. Её попросили по знакомству принять на курсы без собеседования парня, который только что приехал. Она его зачислила, не сказав мне ни слова. Я из совка от этого блатмейстерского дерьма уехал. Это раз. Чему мы студентов учим? Это два. Что за двойные стандарты? И вообще, если мы партнеры, почему за моей спиной что-то происходит? Руфина струхнула. Конфликтовать со мной из-за совершенно постороннего человека ей было совершенно ни к чему. Вызвали этого парня на дополнительное собеседование и формально провели через ту же процедуру, что и всех остальных студентов.

У Руфины, надо сказать, от предвкушения чего-то большого в жизни сознание стало слегка просветляться. Меньше в ней стало суетливости, больше упорядоченности в действиях. Кроме того, теперь и звонков, и других разговоров стало на порядки больше. Ладно, пусть висит на телефоне, если ей это так приятно. Но и она уже не может терять по 2–3 часа на одного человека. Помимо всего, на нее муж стал наезжать, что она и дома все время болтает по телефону.

Потенциальным студентам начинаем назначать собрания, небольшими группами. Нам уже тесно и неуютно квартировать в «Джуйке», и мы снимаем офис в Лос-Альтос, в более чем приличном коммерческом здании на той самой бизнес-плазе, где по стечению обстоятельств сейчас находится наша школа. Мы снимаем громадную комнату, почти квадратную. Менеджер подарил оставленный кем-то просторный кубик, его мы размещаем в углу – для Руфины. Там у нее теперь офис. У нас уже все компьютеры новые. И помещение – не то, что прежний ободранный сарай.

Компания, куда я поступил менеджером (назовем ее «Таймер»), являлась частью большого концерна под названием American Brands. Чего только в этом концерне не производили, вплоть до табака, но нас это мало касалось. В нашей компании производились две линейки технологических продуктов: навороченные мыши и трекболы по 120–150 долларов за штуку (90 % годовых продаж приходились на 2 месяца перед Новым годом) и «Персональный менеджер» (календарь, записная книжка, расходы, звонки, аппойнтменты и так далее). Бренд ориентировался на выпуск продукции, предназначенной для менеджмента высшего звена, не для рядового покупателя. Ещё выпускались бумажные календари и гроссбухи в кожаных обложках, сумки для лэптопов, замки от умыкания «Маков». Прикольная обстановка. Сотрудники все практически только белые, ни афроамериканцев, ни азиатов. Расположена компания на полпути к Сан-Франциско, в городе Сан-Матео.

Первым делом мне позволили нанять двух тестировщиков из нашей службы технической поддержки. Один – совсем юный, лет 19–20 парень по имени Филипп (можно Филя), другому лет 28, зовут его Дэйв. Оба – замечательные ребята, продукты компании знают как свои пять пальцев. Филя называл себя resourceful – он постоянно тырил, что плохо лежит на этаже, и вскоре наша тест-лаборатория наполнилась мебелью, списанными, но ещё работающими компьютерами, полочками и т. п. добром.

Наши мыши имели пожизненную гарантию. Специально сделанный на заказ робот тестировал их на 10 миллионов щелчков по кнопочкам. А кнопочек было не две, а четыре. Их можно было программировать. Например, левая нижняя кнопка с одновременным нажатием на SHIFT шлет, куда надо, заранее положенный в нужное место пароль.

Ни в Борланде, ни в «Таймере» я не мог никому сказать: возьмите у меня на практику моих студентов, которых я в свободное время учу на стороне. Требовалось «лицо школы». Единственным остававшимся свободным было лицо Руфины. В Борланде я назначал ей протокольный аппойнтмент, она приходила, мы жали руки, она кивала головой, а я обговаривал детали. В «Таймере» повторилась та же история. На Руфину выполнение представительской функции произвело сильное впечатление. Она не только всем вокруг, но временами даже мне говорила, что здорова договариваться о практике для студентов и без неё всё бы рухнуло в тартарары.

Сначала я брал по пять практикантов на пару месяцев, потом дошло до десяти одновременно, в две смены. В школе нагрузка тоже сильно увеличилась, и я начал скрипеть, работая по 60–70 часов в неделю, включая субботы и воскресенья. Еще больше начала скрипеть моя жена. Дело начинало принимать невозможный оборот.

К преподаванию подключили Филю и Дэйва. Им пришлось особенно тяжело в моральном ключе. В «Таймере» они получали 12 долларов в час в службе техподдержки и 14 – за тестирование. В школе у них на глазах безъязыкие «чурки» взлетали за пару месяцев до 20–25 долларов за час. У ребят искры из глаз сыпались от удивления! Ладно, Филя, он без «вышки». А у Дэйва степень бакалавра по бизнесу! Но им понравилось преподавать – всё копейка лишняя в хозяйство.

Практика у меня под боком для выпускников была не просто практикой, а настоящим мастер-классом. У меня расхватывали выпускников просто из рук. Рекрутеры звонили, наводили справки, поскольку ребята в резюме ссылались на опыт работы в «Таймере». Пусть и бесплатной работы. А мы и не говорили рекрутерам, что работа была бесплатной. Никому это и в голову не придет, если сам им в рожу не ткнёшь. Я и резюме студентам прямо на работе сочинял – задерживался по вечерам, не в ущерб компании.

Он был моим практикантом. Невысокий, щуплый, волосы крашеные, лет 40, с Севера откуда-то, в строительстве там работал. Он даже что-то около-компьютерное в СССР закончил и, типа, был крут, хотя в этой области никогда раньше не работал и путался в элементарных вещах постоянно, но с достоинством.

Полярник комплексовал по поводу плохого, почти нулевого, английского. И не так его английский был плох, как он это себе внушил. Бывает такое. В принципе, он соображал хорошо, был упорным, доводил дело до конца, пусть и коряво. Как-то он мне скрипт на Майскрософт Тесте сдал и показал с гордостью: вот, работает! Я, когда посмотрел, что там внутри, оборжался до икоты, хорошо, что не при нем, ведь Полярник – мужчина ранимый, а я к нему хорошо относился. Он по жизни рассудительный и не сачок. Параллельно с учебой пиццу развозил, на жизнь зарабатывал.

Из-за этой пиццы я с начальством договорился, что мы станем Полярнику платить 15 долларов в час, из расчета 20 рабочих часов в неделю, чтобы он бросил развозить пиццу и сосредоточился на тестировании. (Полярник объяснял мне, что не может бросить пиццу, пока не начнет хоть что-то зарабатывать.) Но на деле он так и не бросил пиццу, продолжал развозить, что мне, честно говоря, не нравилось.

Тем временем, у нас уже накопилось пять-десять «трудных» студентов. Хорошие ребята, но не тянут, не понимают, не врубаются. А с первых трудоустроенных выпускников начинает капать по 250 долларов в месяц, чем дальше – тем больше. Появилось поле для маневра. Договорились с Руфиной, что на оставшиеся полставки мы Полярника возьмём вести тот же проект, что и в «Таймере», но на школьной территории. Заодно он в индивидуальном порядке будет подтягивать отстающих. Поскольку мы с Полярником очень много времени проводили в беседах, он пропитался моей философией, наслушался примеров из жизни. Если чего-то не понимал, звонил мне из школы прямо в офис, задавал вопросы. И он по-настоящему тащился, когда тяжелейший, без преувеличения, народ в итоге выходил на работу. Можно сказать, Полярник – мой воспитанник и помощник, мы с ним на одной волне. Вот только сам искать работу он боялся из-за английского, хотя на его глазах народ устраивался, будучи ничуть не сильнее его в плане владения языком.