Михаил Портнов - Американские горки. На виражах эмиграции

Студентов, учащихся в двух группах, предупредили, что я отхожу от дел, но на них это никак не отразится, все занятия, которые я должен провести в их классах, я проведу. Студенты приняли это совершенно спокойно. Полная идиллия со всех сторон. Мир и покой.

Днем 10 августа Руфина позвонила мне на работу и сказала, что договор подготовлен в полном соответствии с нашей договоренностью и готов к подписанию…

По мере того, как затихает эмоциональная составляющая сделки (а сделка была эмоциональной с обеих сторон), я начинаю анализировать и взвешивать риски. И мне становятся очевидными два момента:

I. Пока Руфина выплачивает мне мои 2,500 в месяц, я (по условиям выхода из бизнеса) не могу с ней конкурировать, то есть не могу создавать никаких школ, учить на дому, работать по найму в другой школе. То бишь Руфина крайне заинтересована в том, чтобы я ей не мешал.

II. 30,000 в год – это десять студентов, то есть вообще ничто. Я могу один заработать эти деньги, обучая трёх человек у себя на дому и тратя на это один вечер в неделю. Даже при таком раскладе выходит большая сумма. А желающих – отбоя нет. То есть я ничем не рискую. Вместо того, чтобы помогать Руфине удержаться на плаву, я могу за то же время заработать больше.

Чтоб служила мне рыбка золотая

И была б у меня на посылках.

Именно эти две фразы крутятся у меня в голове. Думаю, пушкинские строки остались недооцененными в плане точности описания русского характера вообще и характера русского бизнеса и русского истеблишмента в частности. Для самоощущения успешности им мало власти, денег, слуг, дворца… Необходимой составляющей положения «жизнь удалась» является для них вытирание ног о людей, возможность безнаказанно унижать, вести себя по-скотски, открывать дверь ногой: мне можно, я выше правил, я выше быдла и толпы!

Руфина, получая каждый месяц чек с велфера и пачку фудстемпов, при этом искренне верила в свою исключительность и свой бизнес-талант, каким бы безумием это ни казалось. Она верила, что может устраивать выпускников на работу. Еще больше она верила в то, что именно я препятствовал развитию бизнеса, и без меня она, наконец, развернется. Переживать ей совершенно не о чем. И деньги со студентов, кстати, можно брать не задним числом, а вперед.

Что я такого ценного делал-то? Резюме писал? Так их в файлах у нее уже полно, фамилию с адресом поменял, и готово новое резюме.

Уроки вел? Так можно того же Полярника к доске поставить или кого-то из выпускников – бывших программистов. Они за 25 долларов в час еще и «спасибо» скажут, что их пригласили. Они не выпендриваются, доли в бизнесе не требуют, не строят из себя великих теоретиков, блин.

Практику организовывал? Так ведь это же она сама со всеми компаниями договорилась! Да и без практики народ легко устраивается на работу, так что не вопрос.

За те две недели, прошедшие между нашей первой договоренностью по телефону о выкупе моей доли и 10-м августа, когда мы назначили встречу, чтобы подписать окончательный договор о разделе бизнеса, произошло одно событие, о котором мне стало известно гораздо позже. Но в целях соблюдения хронологии я расскажу о нем сейчас, хотя на тот момент ничего о нем не знал.

Итак, сижу я у себя на работе в «Таймере», ничего не подозревая, а Руфина в это время находится в нашем школьном офисе в Лос-Альтос. Мы только что договорились с ней по телефону о моем выходе из бизнеса, поэтому Руфина чувствует себя, с одной стороны, немного нервно, с другой – её распирает сладкое предчувствие открывающихся возможностей: уж теперь-то она развернется по-настоящему! И тут в офис приходят двое, буду их называть для определенности Чук и Гек.

Эти двое выглядят солидно, держат пальцы веером, потому что они бизнесмены, в натуре. У них своя газета в Сан-Франциско. Правда, она только начала издаваться, но не важно, – реклама своя и бесплатно. Заодно они решили открыть школу тестировщиков. Решили – значит сделали. Другое дело, что если начинать, то лучше купить готовый бизнес или войти в долю с хорошо поставленным бизнесом, чем начинать с нуля. Поэтому с кем-то или без кого-то, но на днях они открывают свою школу. Помещение уже присмотрели, компьютеры купят – не проблема, реклама собственная. То есть успех им обеспечен. Но если Руфина хочет к ним присоединиться, то они не возражают. Условия более чем честные: они обеспечивают помещение, компьютеры, рекламу, присматривают за процессом на месте, то есть в Сан-Франциско, а Руфина приводит студентов, организует учебный процесс так же, как и в Лос-Альтос, то есть преподавание, практику и трудоустройство. И поскольку партнеров теперь трое, ей по-честному за труды предлагают 1\3 от прибылей бизнеса.

И Руфина не была бы Руфиной, если бы она:

a) не перепугалась до полусмерти, что крутые бизнесмены обойдутся без нее,

b) не согласилась сразу же на все условия, не торгуясь!

Новым партнерам она сказала, что нас тут двое, но я как раз ухожу, так что она вполне легитимна и правомочна принимать решения.

(Тут кроется серьезная юридическая проблема. Нельзя скрывать поступившее со стороны предложение о партнерстве от действующего партнера и совладельца, ибо такое предложение резко меняет цену доли в бизнесе. На текущий момент я являлся ровно таким же совладельцем и партнером, как и Руфина, и сокрытие от меня бизнес-предложения являлось со стороны Руфины не только безнравственным, но и юридически серьезным преступлением. Случись судебное разбирательство, ни один суд не оправдал бы её.)

Чук и Гек, будучи людьми серьезными, говорят ей, что хотели бы увидеть наш договор о моём выходе из бизнеса, чтобы убедиться не только на словах в чистоте сделки. Таким образом, перед Руфиной встают две задачи: во-первых, скрыть от меня происходящее, во-вторых, скорее заполучить мою подпись под договором о выходе из партнерства. Как первое, так и второе совсем не сложно, если бы не одно «но»: не дай Бог, бизнес пойдет не так успешно, как ей хочется, она всё равно должна мне 150 тысяч.

Эта мысль не даёт Руфине покоя настолько, что она совершает роковой шаг. В предложенный мне на подпись документ, который, с её слов, составлен в полном соответствии с нашей договоренностью, она вносит совсем иную формулировку: я получаю в течение 5 лет 20 % от прибыли, но не более 30 тысяч в год. То есть, если денег в бизнесе нет, я ничего не получу. А есть деньги или нет, этого никто не узнает, их легко скрыть, особенно наличность, тем более при Руфининых талантах.

Со стороны Чука и Гека сама идея привлечь Руфину была провальной изначально. Если бы они это предложили мне, например, я бы им сказал то, что уже до этого говорил парочке таких же предпринимателей: ребята, если я захочу что-то сделать в Сан-Франциско, я сам сниму помещение, сам куплю компьютеры и не стану ни с кем делиться прибылью. Потому что 15–20 тысяч за аренду помещения и покупку компьютеров никак не тянут на 2/3 от бизнеса, где уже стоит очередь из 300 человек с тысячей долларов в руке и в три раза большей суммой, выплачиваемой в течение года после обучения.