Александр Николаев - Так это было

Я закрываю глаза и дым сраженья заволакивает небо. В сплошном грохоте разрывов снарядов, мин, в трескотне пулеметов я вижу быстро подошедший танк. Опаленный боем, с него спрыгнул сержант Петр Пятницкий и первым взбежал на ступени здания. Он успел лишь выпустить очередь из автомата и упал тут же, скошенный шквалом огня…

Фамилия героя значится в истории Великой Отечественной войны. Но для его семьи в течение почти двадцати лет Пятницкий оставался «без вести пропавшим».

Напрасно советский журналист в лживом недоумении пытается объяснить такую неувязку нерадивостью какого-то чиновника отдела кадров военного министерства. Никакого недоразумения или забывчивости здесь нет. Просто Петр Пятницкий, как и миллионы его товарищей по оружию, находился в плену и может быть, благодаря вмешательству генерала Власова, немцы его не заморили совсем.

Он дожил до того дня, когда смог «всем смертям на зло» прийти сюда, к зданию Рейхстага и отомстить Гитлеру за все страдания, за все обманутые надежды…

И спрыгнув с танка, он ринулся вперед, — не движимый печальной участью штрафника-смертника, нет!.. В его душе, наверное, бушевала ненависть к врагам, и вполне естественная радость мести…

Во всех крупных сражениях советских армий штрафные батальоны играли не вспомогательную роль, а главную. Двадцать миллионов жертв говорят за то, что война выиграна не, как поется в песне, «малой кровью, могучим ударом», но, главным образом, численным перевесом: грудью на пулеметы, наступление пехоты без предварительной разминировки поля и многое другое, что укрывается в советской военной литературе за тремя словами: «Война все спишет».

Сколько незаметных Пятницких, но таких благородных и храбрых полегло здесь, в Берлине, и всюду, где бушевали вихри войны! Спят они вечным сном и не ведают, что даже над их останками бесстыдно глумится та власть, которая и удержалась-то только благодаря их мужеству.

Впервые мне довелось побывать у братских могил в Трептов-парке еще при Хрущеве. Сопровождавший нас полковник, помню, сказал:

— Здесь похоронено девяносто тысяч солдат и офицеров Советской армии, погибших в боях за Берлин.

Эту юдоль печали я посетил вновь более десяти лет спустя. Все так же по сторонам возвышались гранитные постаменты с барельефами, изображающими отдельные эпизоды войны или с высеченными на камне изречениями «мудрого вождя».

Я был удивлен до крайности, прочитав на обложке набора открыток указание, что здесь, на кладбище героев, захоронено только более пяти тысяч человек… С грустью подумал я, что, если вернусь сюда еще через десяток лет — число погребенных несомненно уменьшится. Тотчас мне вспомнился разговор с одним французским офицером, побывавшим здесь в майские дни сорок пятого года.

— Трептов-парк, — говорил он, — в то время был оцеплен войсками. День и ночь над парком и его окрестностями стоял смрад сжигаемых трупов.

«Здесь похоронено более пяти тысяч…»

Ничего случайного в таком шулерстве нет. Советский Союз — плановое государство, и все делается по плану. Уменьшая цифру захороненных воинов, кремлевские Ноздревы одновременно увеличивают количество жертв среди населения. Для этой цели в течение последнего десятилетия устраиваются по всей стране показательные процессы, на которых уже отбывшие долгий срок вчерашние полицаи и власовцы «сознаются» в уничтожении сотен человеческих жизней каждый.

Таким образом советская власть убивает сразу двух зайцев. Она доканчивает чудом выживших своих злейших врагов и одновременно переносит количество погибших из одной колонки цифр в другую. Чтобы сказать потом: не было у нас, дескать, обезглавленной Красной армии, миллионов пленных, штрафных батальонов и всей бессмысленной мясорубки, которую устраивали (по традиции) «прославленные маршалы и генералиссимус», а были… «предатели» (больше миллиона предателей!), основным занятием которых было истребление населения…

…Спят вечным сном сыны России под каменными плитами Трептов-парка, в Тиргартене, в Панкове; на кладбищах, в братских и одиноких, Иногда — безымянных, могилах, разбросанных по всему миру…

Они правы, как правы были и мы.

То, что мы находились по разные стороны боевого рубежа, зависело главным образом от обстоятельств, от сложившейся обстановки.

…В 1942 году на переформировке мне довелось слушать речь одного батальонного комиссара… Хорошо говорил человек. Не по-казенному. В конце речи напомнил он нам слова Долорес Ибаррури: «Чем жить на коленях, лучше умереть стоя». А два года спустя я его встретил капитаном в форме РОА.

И генерал Власов мог бы закончить войну в чине маршала с иконостасом орденов. Но, оказавшись в определенных условиях, он, болевший за судьбу своего народа, включился в борьбу за его освобождение. На такой же путь встали бы многие маршалы и генералы, если бы Гитлер не приложил все усилия, чтобы спасти большевизм.

С теми, «что под березами лежат», у нас было два общих врага: Гитлер и Сталин. Оба являлись зверьми в образе человека. Но первый был пришелец с сумасбродными идеями, с повадками взбесившегося хищника. Второй носил в себе такие же пороки, но был коварнее своего двойника. В минуту опасности для своей шкуры он натянул маску патриотов-предков, чтобы позднее наверстать упущенное.

Кто из них хуже?

По количеству жертв они почти равны.

И все-таки, более ужасным, более чудовищным кажется Иосиф Кровавый. Он не только уничтожил и искалечил десятки миллионов жизней… Своими сапогами он еще и растоптал мечты, надежды многих поколений с тех пор, как существует мир, на лучшую долю, на более справедливую жизнь.

В своих мемуарах Светлана Аллилуева утверждает, что её отец «любил русский народ и все русское». Там же она восхищается, что уцелевшие вышли из лагерей «закаленными»…

Подобные замечания кажутся мерзким цинизмом, надругательством над памятью миллионов погибших.

Да, Сталин «любил» русский народ, но его чувство можно, лишь, сравнить с любовью людоеда к человеческому мясу… Единицы вышли «закаленными» из мясорубки папаши Светланы, а миллионы погибли!

…Окольным путем я проникаю на «ту» сторону. Близ Брандебургских ворот пересекаю Унтер-ден-Линден. Останавливаюсь на перекрестке двух улиц. Как все просто!..

Даже не верится, что вот здесь, где ощетинились стальные прутья арматуры фундамента, находилось здание министерства пропаганды во главе с Геббельсом и прочими скоморохами. Напротив, на месте лужайки, отделенной низенькой изгородью от тротуара, стояла… Имперская канцелярия. Там самоуверенный Гитлер и его «шайка-лейка» готовили нападение на Россию, разрабатывали во всех деталях «Восточную политику» истребления «унтерменшей» для очищения территории, предназначенной для германской расы… И никому, наверное, из них не приходило в голову, что от канцелярии не останется камня на камне; что майским днем, как убитую собаку, советские воины будут тащить за ноги недогоревший труп фюрера; что зарастет все место травою, а за входом в бункер будет воздвигнута стена, разделяющая два мира; а в восьмидесяти километрах от столицы будет проходить граница «Великого Райха»…