Софья Самуилова - Отцовский крест. Жизнь священника и его семьи в воспоминаниях дочерей. 1908–1931

К этому еще надо добавить, что многие, выходя замуж, вообще не думали о возможных трудностях, представляя замужество в виде постоянного праздника. Такие при первом же испытании начинают требовать от мужа: «Брось, уйди! Или священство, или я!»

Выход из этого положения не найден до сих пор. Все больше становится батюшек – семинаристов и академиков, а вопрос о матушках как был, так и остается тяжелым вопросом. И до сих пор не потеряла значения молитва, которой учил отец Сергий: «Пошли, Господи, делателей на жатву Свою!»

– Делателей мало, число священников все уменьшается, и никому не известно, какие формы примет церковная жизнь в недалеком будущем. Может быть, все храмы закроются, и тогда священники не смогут выполнять свой долг, а нуждающиеся в них не будут знать, куда обратиться. Не будем ли мы тогда жалеть, что заранее не продумали, как поступать в подобных случаях?

Вот еще какие мысли беспокоили отца Сергия, и он напряженно думал о будущем Церкви. У высшей иерархии свои проблемы, а в низах – свои, и Бог знает, насколько трудными и важными окажутся эти низовые. Не оказались бы они еще более трудными!

Ведь вот теперь священники, да и не только священники, а многие другие упрекают себя в том, что раньше недостаточно пользовались возможностью приобретать книги, которые теперь позарез нужны. Не будем ли мы потом также упрекать себя за то, что не подумали своевременно, как подготовиться к всевозможным трудностям впереди? Кто придет к нам, чтобы сделать за нас все это? Никто? Мы сами должны что-то предпринимать. Но что именно?

После напряженных размышлений отец Сергий стал приходить к решению, что хорошо бы мысленно разделить город на небольшие участки и в каждом участке иметь верного толкового человека, через которого осуществлялось бы общение священников с прихожанами. Желательно, чтобы этот человек в своем участке хорошо знал, кто чем дышит, в чем нуждается, в чем сомневается, какие у него возникают вопросы. Попутно следовало обращать внимание на больных и старых, беспомощных, нуждающихся в уходе, и на тех людей, которые могут и желают потрудиться по уходу за больными. Некоторые женщины высказывают такое желание и спрашивают священника, кому помочь, – это дело тоже неплохо бы взять в свои руки; притом поставить эту жизнь так, чтобы она не замерла и в случае закрытия церквей и отсутствия священников.

Помощь заключенным священникам тоже такое дело, которое требует постоянного внимания. И опять нужны люди, нужна твердая организация.

Отец Сергий уже наметил для начала нескольких, с кем надо поговорить, из кого создать костяк, с некоторыми из них начинал и разговор, но заниматься этим делом вплотную все не находил времени.

С каждым днем положение становилось все более угрожающим. То оттуда, то отсюда доходили известия о новых арестах, о вновь закрывающихся церквах. За этот период в викариатстве из двухсот церквей осталось двадцать. Их закрывали не просто, а злобно, с кощунством. Входили в церковь в шапках, с папиросами, с матерщиной. В Клопихе рубили иконостас топорами, грубо сдирали облачение с престола, садились на него. Священником там был Тимонин-Казарин, брат председателя горисполкома, человек настойчивый, энергичный. Он приехал в город и, по очереди с председателем церковного совета Талачи, обивал пороги всех мало-мальски подходящих учреждений, добиваясь не только открытия церкви, а и наказания хулиганов.

– По кодексу за оскорбление религиозного чувства верующих шесть месяцев тюрьмы полагается, – говорил он. – Тоже, конечно, не густо, да хоть бы по месяцу или по два им дали, и то бы другие поостереглись.

Его увезли с паперти Нового собора. Дождались, когда он шел под праздник ко всенощной, посадили в подъехавшую машину и увезли прямо в Саратов. Но оказалось, что он был готов и к этому, даже позаботился, чтобы дело после него не остановилось. Его, уже в одиночку, продолжил Талачи.

– С меня батюшка перед крестом и Евангелием клятву взял, что не успокоюсь, – объяснял он. Да я ведь хохол, а хохлы – они упрямые.

Через некоторое время исчез и он.

На узловой станции Ершово местный начальник Самородов арестовал всеми любимого и уважаемого протоиерея отца Николая Позднева. Народные представители собрались к Самородову просить освобождения отца Николая. Им отказали, а когда они начали настаивать, вывели их из помещения и заперли двери. Ершовцы – народ рисковый, вольница, потомки былых беглецов на вольные земли, в основном железнодорожники; много было и красных партизан. Толпа все увеличивалась, накалялась… Сначала только кричали, требовали освободить батюшку, потом начали стучать… напирать… дверь затрещала… Самородов сообщил по телефону в Пугачев, но, видя, что события развертываются быстрее, чем может прийти помощь, застрелился. Кто-то из сотрудников оказался догадливее его – Позднева отпустили, взяв с него подписку, что он сам приедет в Пугачев. Таким образом, до того неизвестный сельский священник повторил подвиг святого Иоанна Златоуста. Он уговорил народ разойтись, успокаивал их, пока они еще, кажется, трое суток дежурили, охраняя его дом. Потом, когда все поверили в его безопасность, тихонько, ночью, уехал в Пугачев. Там по делам духовенства работал тоже Самородов, старший брат застрелившегося.

Матушке, приехавшей к отцу Николаю с передачей, сказали, что он в Саратове. Она поехала в Саратов, но ей заявили, что такой не поступал, и направили обратно в Пугачев. Так она металась то туда, то сюда, тратя последние средства, пока ей не «посоветовали» сидеть смирно, если не хочет разделить участь мужа. Под горячую руку она, пожалуй, и рада была бы такому исходу, но у нее оставались дети. Она прекратила поиски.

Некоторые священники оставляли приходы и уезжали куда-нибудь, где были меньше заметны. Так поступил, между прочим, отец Владимир Иванов, предшественник отца Сергия по Новому собору Он оставил село, куда его перевели, и жил в своем пугачевском доме. Но эти только отходили в сторону Появились и другие, которые публично, в церкви или через газету, отказывались от сана, а то и от веры. Об одном из отказавшихся, тихом, как будто убежденно верующем человеке, стало известно, что он тоже в Пугачеве; он сам зачем-то сообщил епископу свой здешний адрес. Что-то в его деле показалось владыке неясным, или просто этого человека было жалко больше, чем других, и владыка послал к нему Костю.

Намеренно или ненамеренно, адрес был дан неправильный – в названной улице оказалось чуть не на сотню домов меньше, чем указано в адресе. С большим трудом, при помощи расспросов, Костя нашел его и передал поручение. Хозяин выслушал с безразличным и угнетенным видом, и Костя вдруг решился спросить: «Как вы себя после этого чувствуете?»