Софья Самуилова - Отцовский крест. Жизнь священника и его семьи в воспоминаниях дочерей. 1908–1931

– Если поедете, сначала обязательно зайдите в адмотдел окрисполкома. Объясните свое намерение и попросите у них документ, что они ничего не имеют против вашей поездки. В Перелюбе тоже, прежде всего, идите в райисполком и покажите этот документ. Потом в каждом селе начинайте прямо с сельсовета. Показывайте документ, объясняйте, зачем приехали, и будьте всегда у властей на виду. Пусть следят за вами, видят все, что вы делаете, и слышат все, что вы говорите. Потихоньку, наедине, без свидетелей, ни с кем не разговаривайте!

Все так и было сделано.

Отец Сергий уехал, а на другой день после его отъезда пришли с обыском. Непрошеных гостей встретили Соня и Костя, который почему-то был дома, может быть, пришел обедать. Наташи не было, у нее незадолго до того появилась работа, она готовила по немецкому языку двух девочек-сестер.

Высокий худой следователь Фролов, назвавшийся почему-то помощником начальника, начал вынимать книги с полки и из шкафчика в переднем углу и откладывать в сторону все писанное от руки. Прежде всего, туда попали сто пятьдесят ученических тетрадей с Костиными выписками из книг по истории философии и истории Вселенских соборов, и его записи уроков по физике. За последние он решил было вступиться. В них нет ничего интересного для Фролова, зато они скоро понадобятся Наташе, которая, не попав в восьмую группу, зимой занималась дома без учебников, по этим тетрадям. Фролов ответил, что, если в тетрадях не обнаружится ничего незаконного, он их вернет, и развернул недавнее Мишино письмо.

– Что это за чертеж? – строго спросил он.

Пришлось объяснять историю «чертежа». Соня собралась сшить брату новую рубашку, но не догадалась заранее снять с него мерки, и написала ему, чтобы он измерил одну из своих рубашек. А он, не зная точно, как нужно мерить, нарисовал в письме рубашку с растопыренными рукавами, провел пунктиром линии и написал цифры. Фролов недоверчиво выслушал объяснение, положил письмо в пачку изъятых бумаг и, видя, что работы будет много, послал своего помощника в сени, разбирать книги в ящиках. Соня пошла с ним. Писаного и там было немало. Отложен был и дорогой по памяти девический альбом покойной Евгении Викторовны со стихами, и многое другое, более или менее нужное. Попала и рукопись Ивана Борисовича, которую он принес, чтобы сохранить, и которую отец Сергий из деликатности даже не прочитал, и несколько толстых тетрадей – дневники отца Сергия и его покойного отца. Дневник дедушки было, конечно, очень жалко, но он Соню не смущал: кого заинтересует дневник человека, умершего более двадцати лет назад; тем более что там, как она хорошо знала, говорилось только о чисто личных, семейных делах. А что писал в своем дневнике отец Сергий, ей было неизвестно, кроме отдельных отрывков, которые он иногда читал вслух. Этот дневник он начал, когда началась его самостоятельная жизнь, в 1904 году, и продолжал хоть не до последнего времени, но довольно долго. Там вполне могли оказаться какие-нибудь неосторожные фразы, к которым легко придраться. Как быть?

Помощник Фролова копался в ящиках, кругом него все росли кипы вынутых книг и рукописей. Несколько стопок, в том числе и дневники, лежали на знаменитом крыльце, предмете «восторгов» Ивана Борисовича. Крыльцо давно не подвигали, и оно отошло от стены на добрую четверть. Соня устало присела на него ступенькой ниже заветной пачки, еще раз посмотрела на углубившегося в свое занятие помощника и… сунула пачку в щель.

Хозяйка не пришла ночевать, и вечером молодежь строила самые фантастические планы, чтобы предупредить отца о случившемся. Но как? Адреса его нет, он на одном месте не задерживается, да и неудобно по почте писать об этом. Предположим, что в доме крестьянина найдется какой-нибудь мужичок из Перелюбского района. Предположим, что это человек, внушающий доверие, и он возьмется поискать отца Сергия. Там, в районе, его, конечно, заметили, и найти его не очень трудно. Но как написать? Наконец составили такой текст: «Папа, беспокоимся о тебе, как бы ты не простудился. Будь осторожен, погода плохая».

К счастью, в доме крестьянина перелюбских не оказалось, и только тогда наконец додумались, что затея с письмом в высшей степени наивна, и любое письмо принесет больше вреда, чем пользы. В конце концов пришли к самому простому решению – ждать, когда отец приедет. Если приедет, так как его вполне могли снять с парохода или задержать в любом селе.

Вернувшись, отец Сергий не успел как следует поздороваться и сразу попросил:

– Дайте чего-нибудь поесть, вторые сутки не ел.

Ему собрали обед, а для улучшения аппетита угостили своими последними новостями.

Покончив с их обсуждением, отец Сергий рассказал о поездке. Он начал словами:

– Ну и живут люди! Еолодно, трудно.

Позавчера вечером, в последнем селе, где он был, чтобы покормить его, собрали кто что мог: корочки, заломанные куски, оставшиеся от обеда, а чтобы на дорогу что-то дать, и думать нечего. И на пристанях ничего нет.

На его приезд смотрели как на чудо; первой мыслью, первыми словами было как спрятать и переправить дальше. А когда он, тоже с первых слов, спрашивал, где у них сельсовет, и сам шел туда, и возвращался, это было просто уму непостижимо.

Посещение благочинного подняло дух верующих, дало понять, что не все еще потеряно, что церковная жизнь не умерла, а идет своим чередом. О его приезде сразу узнавало все село, на квартиру, где он останавливался, сходились, кто остался из ревнителей, начинались рассказы. Чего он только не наслушался!

С церквами, как и предполагали, было по-разному. Были и разрушенные, и занятые под зерно или под клубы, и просто запертые за неимением священников. Удалось найти два или три антиминса. В одном селе к отцу Сергию пришла старушка, немного что-то понимающая. Она знала, что за святыня антиминс, знала и то, что в самом антиминсе главной святыней является зашитая в нем частица мощей. И вот когда закрыли их церковь, когда начали рубить и выбрасывать иконы и срывать облачения с престола, она с трудом выпросила эту частицу и… съела ее.

– Как это она смогла! – ужасался отец Сергий. – Ведь самая частица мощей там крошечная, может быть всего часть волоса какого-нибудь святого. Она залита воскомастихом, т. е. сплавом воска с какими-то другими составными частями; все это затвердевает, как камень.

– Как ты до этого додумалась, бабушка? – спросил я ее, а она отвечает: «А что, батюшка, было делать? Хранить у себя такую святыню я недостойна, даже прикасаться к ней недостойна, да и старая я, умерла бы, опять бы она на поругание осталась. Вот я и съела».

Первые дни после возвращения отца Сергия жили, считая не часы, а минуты; ожидали, что за ним явятся, как только узнают, что он приехал. Вздрагивали от хлопнувшей калитки, прислушивались к шагам на улице, к голосам, особенно ночью. Но прошла неделя, другая, и напряжение постепенно ослабевало. Думалось, может быть, рассмотрели бумаги, не нашли в них ничего вредного и решили прекратить дело. Отец Сергий с первых же дней с головой погрузившийся в свои заботы, стараясь успеть сделать как можно больше, теперь начал работать спокойнее. А Соне засела в голову мысль, что Фролов (помощник начальника!) обещал после проверки вернуть тетради, и она пристала к отцу, чтобы он разрешил ей сходить и выручить их. Ведь к записям уроков при всем желании не придерешься, а Наташе они понадобятся.