Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

Наступившій за симъ день, къ превеликой досадѣ-моей, пропалъ у меня ни за полушечку, ибо въ канторѣ по дѣлу нашему не было ни какого производства, по той причинѣ, что не было въ ней г. Черневскаго; прочіе же оба судьи, хотя и были, но безъ него ничего не сдѣлали. Я обѣдалъ опять у барона, заѣзжалъ навѣщать любезнаго нашего городничаго, а вечеръ весь прождалъ къ себѣ секретаря; но былъ одинъ только другъ мой Кузьмичъ. Впрочемъ, имѣлъ я удовольствіе кончить въ этотъ [вечеръ] весь матеріалъ для тогдашняго года и началъ заготовлять и на предбудущій, по просьбѣ о томъ г. Новикова.

На утріе собрались наконецъ всѣ судьи и мы, обрадовавшись тому, говоримъ между собою: «ну, теперь пойдетъ дѣло наше своимъ чередомѣ», и дожидаемся, такъ сказать, на цыпочкахъ, милости Господней. Но, вмѣсто того, что-же? Къ неизобразимому всѣхъ насъ неудовольствію, вышелъ вздоръ и у судей между собою споръ и несогласица. Господи! какъ поразился и огорчился я, о семъ услышавъ. Но смущеніе мое несказанно еще увеличилось, какъ самъ баронъ, вышедши къ намъ въ директорскую и сказывая, что пошло дѣло на голосахъ, присовокупилъ къ тому, противъ всякаго нашего чаянія и ожиданія, что, по его мнѣнію, тутъ, то-есть въ степи нашей, казенной земли ни какой нѣтъ, и что у Пашкова отнять ее не за что! Всѣ мы изумились, сіе от него услышавъ, ибо никто того от него не ожидалъ. И какъ онъ симъ явно доказалъ., что онъ от Пашкова былъ подкупленъ и съ избыткомъ угобжевъ, то, по отходѣ его от насъ, и начали всѣ, усмѣхаясь между собою, о томъ перешоптывать. Что-жъ касается до меня, то я от смущенія нѣсколько минутъ не могъ собраться съ мыслями, и духомъ: такъ поразилъ меня сей неожидаемый споръ! Послѣ чего, сталъ я всячески стараться распровѣдывать и узна[ва]ть, о чемъ такомъ они заспорили и въ чемъ состояло собственно дѣло. Но какъ никто того не зналъ и ни от кого не могъ я ничего добиться, то сіе и болѣе еще меня смутило, и я только взадъ и впередъ, повѣся голову, ходилъ, и самъ себѣ въ мысляхъ говорилъ: «вотъ тебѣ на! вотъ и всѣ лестныя надежды и ожиданія; не исчезли бы всѣ онѣ, какъ дымъ, выходящій изъ трубы въ воздухѣ, и споръ этотъ проклятый не надѣлалъ бы мнѣ пакостей; еще не вздумали бы они уничтожить, и обѣ покупки мои? чего добраго! и тогда прости и прощай и земелька моя, и всѣ хлопоты объ ней!» Симъ и подобнымъ сему образомъ мыслилъ и говорилъ я умственно самъ съ собою, и одна огорчительная мысль прогоняема была другою, той еще смущеннѣйшею.

Но какъ бы то ни было, но въ день сей не было ничего положительнаго, и онъ пропалъ по-пустому и проведенъ въ бездѣлушкахъ, ибо на ту пору принесло въ Козловъ фигляровъ, по которому случаю баронъ, желая увеселить ими всю тамошнюю публику, приглашалъ всѣхъ для зрѣнія ихъ къ себѣ въ домъ, меня же увезъ къ себѣ даже обѣдать. Итакъ, послѣ обѣда съѣхались туда всѣ, и тѣмъ охотнѣе, что забава сія никому ничего не стоила, кромѣ только одного барона; и тотчасъ потомъ комедіянты начали представлять намъ кукольную свою комедію, а потомъ, при играніи на органахъ, разнымъ образомъ коверкаться и ломаться, и довольно хорошо. Но какъ у меня на сердцѣ не весьма было весело, то не столько утѣшался я зрѣніемъ, какъ слышаніемъ прекраснаго и пріятнаго игранія на органахъ. По окончаніи-жъ всего и при разъѣздѣ, секретарь и межевщикъ Кузьминъ, поѣхали ко мнѣ и просидѣли у меня весь вечеръ, въ теченіе котораго выпорожнено было опять ими нѣсколько бутылокъ; говорено же было хотя много, но все о постороннемъ; о дѣлѣ же и существѣ спора не открывался секретарь ни однимъ словомъ.

Такимъ же почти образомъ прошелъ въ пустякахъ и весь послѣдующій день. Въ кантору пріѣхалъ одинъ только третій членъ, а перваго и втораго уже не было. «Господи! говорилъ я, о семъ услышавъ: то того, то другого нѣтъ, и долго ли все это будетъ: прогулъ за прогуломъ!» Однако скоро успокоился, услышавъ, что пріѣхавшій тогда и важнѣйшей третій членъ не сидѣлъ въ судейской праздно, а налагалъ и писалъ резолюцію. А послѣ обѣда ходилъ секретарь куда-то. Итакъ, мы и въ сей день въ канторѣ били только табалу, которая мнѣ уже такъ наскучила, что я уѣхалъ обѣдать домой и занимался весь день своимъ писаніемъ. Ввечеру-же, приходилъ ко мнѣ опять Дмитрій Егоровичъ Бородинъ, прежній мой философическій собесѣдник, и мы съ нимъ и съ Кузьмичемъ проговорили опять съ удовольствіемъ весь вечеръ.

Какъ на утріе настала опять суббота, то и дѣло наше опять почивало, ибо въ канторѣ не было ни какого присутствія. Отѣ досады и нехотѣнія терять время въ пустыхъ разъѣздахъ, рѣшился я весь этотъ день съ утра до ночи просидѣть дома. И случилось сіе еще въ первый разъ съ самаго пріѣзда моего въ Козловъ.

Я во весь оной занимался писаніемъ своего «Магазина»; но послѣ узналъ, что г. Черневскій и въ сей день продолжалъ писать свою резолюцію.

Въ наступившее за симъ воскресенье исполнилось ровно четыре недѣли пребыванія моего въ Козловѣ, и я имѣлъ удовольствіе по-утру въ этотъ день услышать, что г. Черневскій мнѣніе и резолюцію свою кончилъ, и что оныя переписываются на-бѣло въ канторѣ. Любопытенъ будучи узнать содержаніе оной, приказалъ я своему повѣренному бѣжать въ кантору и всячески добиваться ее увидѣть, и буде можно и списать и употребить къ тому хоть и нѣсколько денегъ.

А самъ между тѣмъ, одѣвшись, поѣхалъ къ знакомцу своему директору, и съ нимъ потомъ къ барону съ утреннимъ визитомъ; от него къ городничему; а тамъ опять къ барону, у котораго и мы, и всѣ прочіе и обѣдали, и гостей у него было довольно. Весь день препровожденъ опять въ обыкновенномъ ихъ упражненіи, то есть, въ играніи въ карты. По возвращеніи-жъ домой, имѣлъ я удовольствіе видѣть начало резолюціи г. Черневскаго, списанной моимъ повѣреннымъ, и порадовался, нашедъ ее написанною благоразумно и во всемъ сообразно со всѣми межевыми законами; слѣдовательно, со-всѣмъ не въ пользу Пашкову, а съ наблюденіемъ всей справедливости. Я расцѣловалъ за то мысленно, г. Черневскаго и сколько-нибудь тѣмъ ободрился; наиболѣе утѣшило меня утвержденіе всѣхъ моихъ знакомыхъ, что нужно бы только двумъ членамъ быть однаго мнѣнія, такъ на несогласіе третьяго не посмотрятъ, и дѣло рѣшится и безъ него, и что голосъ сего, какой бы написанъ ни былъ, помѣшательства и остановки не сдѣлаетъ, а о мнѣніи втораго члена г. Кусакова, всѣ мы почти не сомнѣвались, а навѣрное полагали, что оное будетъ во всемъ согласно съ резолюціею г. Черневскаго.

Итакъ, вставши по-утру съ веселѣйшимъ и спокойнѣйшимъ уже духомъ, поѣхалъ я въ кантору. Тамъ услышалъ я, что барона нѣтъ и въ тотъ день не будетъ, и увидѣлъ всѣхъ знакомыхъ своихъ смѣющихся и говорящихъ, что сего и ожидать надлежало; ибо-де у барона старинное обыкновеніе, что какъ скоро затѣетъ онъ творить пакости, то и засядетъ дома и въ кантору не ѣздитъ. Вскорѣ послѣ того, вышелъ къ намъ изъ судейской второй членъ и проговорилъ со мною весьма благопріятнымъ образомъ почти все утро и звалъ даже къ себѣ. Я думалъ, что былъ онъ тогда одинъ только въ канторѣ, но скоро узналъ, что былъ тамъ же и г. Черневскій, и что оба они читали и, подписавъ журналъ, учинили тѣмъ рѣшенію нашего дѣла начало и приказали секретарю сносить оный для подписанія послѣ обѣда къ барону. Я вспрыгалъ почти от радости, о семъ услышавъ и перекрестясь втайнѣ говорилъ: «ну, слава Богу! авось либо теперь пойдетъ наше дѣло на ладъ!»