Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

«Между тѣмъ, какъ все сіе происходило, прибѣгали уже сестры не одинъ разъ спрашивать, что по сю пору письма не несу я въ спальню? «Погодите! говорю я, еще и самъ не прочелъ. Есть, слава Богу, что почитать, скажите, чтобъ подождали и готовились бы только, а то есть уже чего послушать». Сказавъ сіе, начинаю читать далѣе и, дойдя до Марьи Петровны, опять радуюсь и опять благодарю ее и Бога. Словомъ, все письмо твое читалъ я съ превеликимъ удовольствіемъ и насказалъ любезному Павлунушкѣ своему множество благодареній.

«По прочтеніи онаго спѣшу я иттить въ спальню и досадую самъ на себя, для чего я маленькія твои писулечки напередъ имъ роздалъ и чрезъ то уменьшилъ много то удовольствіе, которое, не знавъ ничего, имѣли бы они при слушаніи моего письма. А всему тому Настасья была причиною! Гдѣ ни возьмись и прилети въ кабинетъ въ то время, какъ я распечатывалъ твое письмо. «Ахъ! письмы… письмы!» Я шутя говорю: «письмы, но къ тебѣ, моя голубушка, письмеца, тюти!» — «Нѣтъ! нѣтъ, судырь: вонъ они, вонъ!» — «Да не отдамъ, сударыня». — «И! батюшка… голубчикѣ». Ну, что ты изволишь дѣлать, силою почти себѣ отняли и до тѣхъ поръ въ кабинетѣ ее и видѣли, на-силу успѣлъ воротить и отдать ей материно письмецо и прочія бумажки. Ты вообразить себѣ не можешь, какъ она тебя любитъ. Вчера даже проказу сущую за столомъ она въ обѣдъ сдѣлала. Возможно- ли, расплачься какъ маленькій ребенокъ, но о чемъ? для чего она скоро ѣдетъ въ Тверь и твоихъ писемъ получать не станетъ! Но, правду сказать, и мы не правы, подразнили мы ее тѣмъ и довели до того.

«Но я возвращусь къ прежнему. Идучи помянутымъ образомъ въ спальню, говорю: «молчижъ! впередъ не увидятъ они у меня ничего, покуда не прочту имъ своего, какъ главнаго письма, а тогда пусть уже читаютъ и свои». Не успѣваю войтить въ спальню, какъ сбѣгаются со всѣхъ сторонъ и кличутъ, и зовутъ другъ друга: та-ту, та-другую, и всѣ устанавливаются и сажаются въ-округъ. Меня посадили на канапе въ уголокъ къ канторкѣ; матушка садится подлѣ меня; Груша [4] Такъ, любя и шутя, называли мы пріятельницу нашу Аграфену Михайловну Чѣлищеву, любившую насъ всѣхъ, а особливо сына моего очень. съ другой стороны на табуретѣ; мать за чаемъ, сестра у окна, другая у комода, Настасья Тимоѳеевна посреди спальни на стулѣ. «Ну! слушайте», говорю. «Изволь, изволь!» говорятъ всѣ, и всѣ простираютъ слухи, и безмолвіе начинаетъ господствовать.

«Тогда началось чтеніе и слушаніе онаго всѣми съ равнымъ вниманіемъ и удовольствіемъ и любопытствомъ. Не успѣлъ я нѣсколько страницъ прочесть, какъ проявились на глазахъ у нѣкоторыхъ ожидаемыя мною слезы. Но какъ сильно перемѣнилась сцена, когда пошли матеріи радостнѣе и веселѣе. Всѣ слушали уже съ восхищеніемъ, всѣ радовались, всѣ благодарили Бога и всѣхъ тебѣ благопріятствующихъ, и болѣе всѣхъ Михаила Васильевича. «Ну, слава Богу! говорили они. Теперь ему все нетаково будетѣ». Сама мать твоя тогда уже не плакала, а все от удовольствія уже смѣялась и только-что твердила наконецъ: «смотри, какой балагуръ и краснобай», и была всѣмъ очень довольна. Но какъ и не быть ей и всѣмъ твоими письмами и увѣдомленіями довольными? Ты описываешь все такъ живо, такъ хорошо, такъ обстоятельно, что мы всѣ сіи дни власно, какъ были съ тобою вмѣстѣ въ Петербургѣ и и на тебя смотрѣли. Словомъ, было по справедливости за что сказать тебѣ спасибо и похвалить. Мы сожалѣли о томъ, что не было тут-же Елизаветы и, вѣдая, что сіе письмо ее очень обрадуетъ, положили-было тотчасъ къ ней послать. Но человѣкъ княгини Кропоткиной насъ остановилъ, сказавъ, что княгиня у нихъ въ Ламкахъ ночевала и толькочто пріѣхала, и что они при ней почти съѣхали со двора прощаться съ бабкою. Итакъ, письмецо ея еще здѣсь, и мы повеземъ его вмѣстѣ съ своимъ уже въ четвергъ сами, или пошлемъ завтра. Я воображаю уже напередъ себѣ то удовольствіе, которое она имѣть будетъ, услышавъ о Николаѣ Степановичѣ. Ибо, скажу тебѣ, что она не одинъ уже разъ при мнѣ твердила: Ну, кабы Николай Степановичъ помогъ! Ну, кабы Богъ это сдѣлалъ! какъ бы я была рада. Отпиши, Павлушка, ей когда-нибудь письмо поболѣе и оторви хотя изъ моего матеріи, чтобъ и она не имѣла все одни только цидулки. Она не менѣе тебя любитъ и всѣхъ благъ тебѣ желаетъ. Ну, теперь пересказавъ тебѣ о письмѣ, надобно на него отвѣчать и прочесть еще разъ…..

«Не съ меньшимъ удовольствіемъ читалъ я письмо твое и въ этотъ разъ, Павлушка мой другъ, и не меньше прежняго доволенъ былъ тобою, что ты писалъ образомъ журнала и все подробно описывалъ. Чтобъ лучше видѣть, что въ который день съ тобою происходило, то пріискалъ это время въ своемъ журналѣ, и всякій день прочитывалъ вкупѣ и то, что со мною было, и чрезъ то удовольствіе мое было еще больше. Возможно-ли! изъ онаго увидѣлъ я, что я въ самый тотъ день, какъ обрадованъ ты былъ господиномъ Тютчевымъ и извѣстіемъ о Михаилѣ Васильевичѣ, власно какъ предъузналъ, что съ тобою что-нибудь особливое будетъ, видѣвъ одинъ странный и столь необыкновенный сонъ, что его записалъ для любопытства. Вотъ до чего дошло, что и сны дѣлаются мнѣ нынѣ примѣчательны, а все по любви моей къ тебѣ и по желанію тебѣ всего добраго.

«Въ письмѣ твоемъ мнѣ все пріятно, даже самое описаніе шутки Васильевой, а любопытство твое видѣть все я довольно расхвалить не могъ. Что ты сначала опаздывалъ, это я напередъ зналъ и вѣдалъ, что нужда научитъ тебя вставать поранѣе. Денегъ, платимыхъ за письма на почтѣ, не только мнѣ не жаль, но я согласился-бъ охотно и дороже еще платить за удовольствіе, какое она мнѣ доставляетъ. Но Марья Петровна едва ли не правду тебѣ сказала? Не даромъ и сіе послѣднее письмо я не прежде какъ чрезъ 17 дней получилъ; видно, что гдѣ-нибудь и кромѣ Тулы лежало. Что-то будетъ съ понедѣльничною? Но, по крайней мѣрѣ, я доволенъ уже тѣмъ, что всѣ письма приходятъ исправно. У меня твои давно уже въ тетраткѣ сшиты и всѣхъ уже 64 страницы. Какъ Богъ дастъ возвратишься и совокупимъ вмѣстѣ, то будетъ прекрасная книжка, достойная хорошаго переплета [5] Она и составилась дѣйствительно и довольной величины и въ хорошемъ переплетѣ, хранится и по-нынѣ въ моей библіотекѣ. .

«Увѣренія твои, что ты постараешься о томъ, чтобъ ни чѣмъ пасъ не огорчить, весьма для меня лестны. Дай Богъ, чтобъ сіе совершилось и мы бы въ тебѣ, моемъ другѣ, не обманулись. Еслибъ не любили мы тебя, еслибъ не былъ ты намъ дорогъ, то бы и не напоминалъ я тебѣ того.

«Пріемъ Николая Степановича и ласки его къ тебѣ мнѣ очень чувствительны. Я полюбилъ сего человѣка заочно и по одному твоему описанію, и желаю ему всѣхъ благополучій въ свѣтѣ. Что касается до Михаила Васильевича, то онъ у меня съ ума нейдетъ. Ежели онъ нарочно для тебя пріѣхалъ и претерпѣлъ столько труда и безпокойства дурною осеннею дорогою, то одолженіе, дѣлаемое имъ чрезъ то намъ, мнѣ такъ чувствительно, что я того изобразить никакъ не въ состояніи. Ты долженъ соотвѣтствовать ему всѣмъ, чѣмъ только можешь за такую его любовь къ намъ, а объ насъ постарайся увѣрить, что мы всѣ первое извѣстіе о скоромъ его пріѣздѣ не инако- какъ съ слезами удовольствія и радости услышали и приносили ему тысячи благодареній за то. Ну, теперь полно покудова, надобно оставить мѣсто и для достальныхъ дней…..