Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

«Но говори, говори да молви! Съ того времени какъ послѣднее письмо ты къ намъ писалъ, прошло ровно 20 дней, и въ сіи 20 дней, въ самомъ дѣлѣ, надобно уже произойти съ тобою кой-чему многому. У тѣхъ, къ кому были письмм, ты вѣрно уже у всѣхъ перебывалъ и, можетъ быть, уже по нѣскольку разъ, а у иныхъ и многажды….. Что-то, мой любезный другъ, Михаилъ Васильевичъ? Пріѣхал- ли онъ къ тебѣ? Я заключаю напередъ, что ты обрадуешься ему до безконечности. Долго-ль-то онъ тутъ проживетъ? Я хотѣлъ-было писать къ нему и съ теперешнею почтою и принесть ему тысячу благодареній, но какъ подумалъ, что неизвѣстно, надолго-ль онъ пріѣхалъ, и что весьма легко статься можетъ, что его теперь уже опять нѣтъ въ Петербургѣ, или тогда уже не будетъ, какъ письмо сіе придетъ, — то и остановился. Подожду, говорю, будущей почты и узнаю обстоятельнѣе. Итакъ, ежели письмо сіе застанетъ его еще тутъ, то возьми уже ты, Павлушка мой другъ, на себя ту коммиссію и, вѣдая мое душевное расположеніе, постарайся увѣрить его, что одолженіе его мнѣ крайне чувствительно и что все сердце мое наполнено къ нему благодарностію. Онъ сдѣлалъ то, что я величаюсь теперь тѣмъ, что имѣю такого родственника и что не одинъ разъ утѣшалось сердце мое тѣмъ, когда слыхалъ, что и посторонніе его, хваля, говорили: «вотъ прямо родственникъ!» А я хоть сто разъ говорилъ, но и еще разъ скажу: «ей-ей! дай Богъ ему, моему другу, за то здоровье, куда-жъ онъ меня какъ одолжилъ и чѣмъ-то мнѣ ему заслужить за то?

«Куда-какъ досадно, что на вопросъ какой-нибудь не прежде можно получить отвѣтъ, какъ ровно чрезъ мѣсяцъ. Опросилъ бы тебя, что наша Авдотья Ильинишна? Уменъ бы ты былъ, если-бъ и не ходилъ къ ней, такой бѣшеной. Но ты небось уже побывалъ. Мы съ любопытствомъ будемъ ожидать твое извѣстіе о томъ. Слухи, носящіеся здѣсь о Шведахъ и о походѣ гвардіи, меня озабочиваютъ; боюсь, чтобъ самое сіе не сдѣлало бы много остановки и помѣшательства въ дѣлахъ, относящихся до отставок и выпусковъ. Дай Богъ, чтобъ того не было. Вотъ сколько я къ тебѣ написалъ, но теперь полно, прости покудова!»

Письмо сіе и отправилъ я, дѣйствительно, въ тотъ же день на почту; самъ же въ этотъ праздникъ принужденъ былъ имѣть великопостный обѣдъ и ѣсть одинъ только калачъ съ квасомъ. Причиною тому было то, что я с-утра почувствовалъ въ себѣ нѣчто похожее на ознобъ; и какъ я боялся, что[бъ] не возвратилась ко мнѣ опять лихорадка (столъ же былъ весь рыбный, скоромнаго-жъ ничего готовлено не было), то и не сталъ я ѣсть рыбы, какъ бѣдственной и опасной въ лихорадкахъ ѣствы, а лучше хотѣлъ быть хоть съ голодомъ пополамъ, нежели нажить опять лихорадку, а самое сіе можетъ быть и спасло меня от новаго рецидива. Впрочемъ, и не было у насъ въ сей день дальняго празднества, но оный прошелъ у насъ вмѣстѣ съ обоими за тѣмъ послѣдующими днями въ мирѣ и тишинѣ. И все достопамятное состояло въ томъ, что былъ у насъ на другой день сего праздника дождь, а на третій послѣ онаго умеръ тотъ самый г. Полунинъ, который игралъ въ тамошнемъ краю особенную роль и хозяйствомъ своимъ прославился. А не успѣло двухъ дней пройтить послѣ сего праздника, какъ пришедшая въ свое время почта обрадовала насъ опять привезеніемъ къ намъ предлиннаго письма от моего сына. Оное было по порядку уже осьмое и писано образомъ журнала и содержало въ себѣ слѣдующее:

С.-Петербургъ, ноября 16 дня, въ пятницу, ввечеру.

«Вчера отправилъ я къ вамъ, м. г. батюшка, мое седьмое письмо, а теперь, пользуясь свободнымъ временемъ, стану продолжать разсказывать вамъ о себѣ дальнѣйшее, и прежде всего донесу вамъ обстоятельнѣе о первой моей поѣздкѣ къ госпожѣ Травиной.

«Итакъ, когда обмундирація моя совсѣмъ была готова и я во всей формѣ былъ сержантъ, то 15-го числа, т.-е. въ четвергъ, одѣвшись по-утру, ѣду я къ госпожѣ Травиной. Домъ ея скоро отыскиваемъ въ Морской, докладываютъ обо мнѣ и къ ней вводятъ. Я нахожу ее совсѣмъ не таковою, каковою себѣ воображалъ. Представьте себѣ, батюшка, даму не малаго роста, дородную и имѣющую осанистый видъ, хотя она уже и пожилыхъ лѣтъ, но по убранству и по цвѣту лица ея судя, кажется ей не болѣе какъ лѣтъ сорокъ. Есть въ ней нѣсколько, можетъ быть, здѣшней знатной спѣси, но впрочемъ, она барыня очень ласковая. Она меня тотчасъ посадила, напоила чаемъ, а между тѣмъ читала письмо Николая Сергѣевича. Когда она узнала изъ онаго кто я и какую имѣю нужду, то благодарилъ я ее сперва за сержантскій еще чинъ и просилъ покорнѣйше сдѣлать милость постараться и при нынѣшнемъ случаѣ. Она, представивъ мнѣ какія ныньче при семъ трудности, обѣщала потомъ постараться обо мнѣ сколько можетъ и говорила, чтобъ написалъ я объ себѣ записку, съ которою она пошлетъ, какъ скоро по Невѣ можно будетъ ходить, въ крѣпость къ оберъ-коменданту Андрею Гавриловичу Чернышеву; что сей человѣкъ имѣетъ великую дружбу и связь съ нашимъ маіоромъ Татищевымъ, управляющимъ всѣмъ полкомъ Преображенскимъ, и что ежели сему послѣднему возможно, то все для того сдѣлаетъ. Я бы и сама (говорила она) попросила лучше Чернышева о семъ, но давно уже, за слабостію своего здоровья, никуда со двора не выѣзжаю. Она разговаривала потомъ со мною о многомъ, какъ-то: о намѣстникѣ, о Николаѣ Сергѣевичѣ, и что она постарается, какъ скоро первый сюда пріѣдетъ, то его за переведеніе Давыдова побранить и сдѣлать на своемъ, чтобъ перевести его опять въ Тулу. Словомъ, она здѣсь боярыня очень съ именемъ и многіе знатные ее слушаются. Послѣ всего, сего я повторилъ опять униженно свою просьбу. Она мнѣ тоже опять отвѣтствовала, что нужна ей моя записка, для того-де, что, выпрашивая ежедневно обо многомъ и посылая то къ тому пашпорты, то къ иному другое, можетъ забыть о моей фамиліи и проч. Итакъ, я поѣхалъ от ней, будучи доволенъ ея обѣщаніемъ.

«Теперь скажу вамъ о другомъ письмѣ Николая Сергѣевича. Оно написано къ генералу Васильеву и я тогда же подумалъ еще, какой же это Васильевъ комендантъ въ крѣпости. Онъ, конечно, въ задумчивости мнѣ не растолковалъ хорошенько, и оберъ-коменданта Чернышева смѣшалъ съ Васильевымъ, дядею нашего полковаго секретаря. Я, распровѣдывая о семъ, узналъ, что есть генералъ Алексѣй Ивановичъ Васильевъ, но не комендантъ, а присутствуетъ въ какой-то экспедиціи при сенатѣ, и что сей точно секретарю нашему дядя. Итакъ, от госпожи Травиной поѣхалъ я искать его дома. Не безъ труда сіе происходило, потому что на письмѣ не было надписано, и я не скоро могъ узнать, гдѣ онъ живетъ. Во время сего исканія, заѣзжалъ я къ Лазаревымъ съ письмомъ от нашей княгини городничихи. Катерина Ивановна также довольно меня обласкала и распрашивала много о моей службѣ. Послѣ сего, хотя я навѣрное зналъ, что не найду дома г. Васильева, однако, къ нему поѣхалъ и домъ его отыскалъ. Севодни по-утру поѣхалъ я къ нему уже поранѣе. Натурально, нахожу его дома, но, по причинѣ бывшаго ночью вблизи ихъ пожара, они всю ночь не спали, и его превосходительство еще почивалъ. Повѣрите ли, часа три или четыре я дожидался возстанія его превосходительства, но здѣсь симъ не поскучишь; очень случается сіе в-частую. Я радъ былъ, что захватилъ его только дома. Наконецъ, онъ всталъ и меня къ нему ввели. Прочитавъ Давыдова обо мнѣ письмо (которымъ мы очень должны быть обязанными Николаю Сергѣевичу, ибо въ ономъ онъ его очень обо мнѣ проситъ), онъ спрашиваетъ тотчасъ, служил ли я при полку, и, узнавши, что нѣтъ, говоритъ, что очень трудно будетъ сдѣлать, чтобъ неслужащаго перевести въ бомбандирскую роту и отставить капитаномъ, однако, онъ обѣщаетъ, увидѣвшись севодни съ секретаремъ, поговорить съ нимъ о томъ, и что онъ, ежели можно, то постарается обо мнѣ, и чтобъ я чрезъ нѣсколько дней побывалъ опять у него и узналъ объ ономъ. Онъ показался мнѣ человѣкомъ очень добрымъ, хотя и есть въ немъ много знатной спѣси. Домъ его хотя неогроменъ и деревянный, но убранъ уже прямо по-барски, только далеко за Преображенскимъ полкомъ, на Литейной. Итакъ, я поѣхалъ от его превосходительства нарочито довольнымъ, ѣду опять къ Марьѣ Петровнѣ для отданія ей своей записки.