Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

Въ теченіи сего періода времени удосужился я написать и отправить отвѣтное письмо къ г. Нартову. Но какъ оное не содержало въ себѣ ничего въ особливости интереснаго, а было-таки довольно велико, то не хочу обременять васъ чтеніемъ онаго во всемъ пространствѣ, а скажу только въ краткихъ словахъ, что я благодарилъ его за присылку кунчутныхъ и щоточныхъ сѣмянъ, увѣдомлялъ его о начальныхъ съ ними, но весьма неудачныхъ опытахъ, неподающихъ мнѣ никакой надежды; также и о тщетныхъ моихъ стараніяхъ о испытаніи глины моей фабрично на фабрикахъ и сукноваляльныхъ, и обѣщаніями стараться о томъ и впредь все сіе длинное письмо и кончилъ.

Кромѣ сего, имѣли мы во время пребыванія у насъ моихъ племянницъ случай узнать, что бывшій Настасьинъ женихъ г. Ждановъ находился опять и при самой смерти болѣнъ и присылалъ за лѣкаремъ нашимъ, для лѣченія себя. Мы, услышавъ о семъ, потужили о семъ молодомъ и столь коротко намъ знакомомъ человѣкѣ; жалѣли, что разстался онъ съ нами не простяся, а съ другой стороны благодарили Промыслъ Господень, недопустившій насъ войтить въ тѣснѣйшую связьсъ человѣкомъ, толико нездоровымъ.

Наконецъ, 17 числа сего мѣсяца, поѣхали от насъ наши любезные родные гости. Мы всѣ проводили ихъ до Ламокъ, а жена съ дочерьми даже до Тулы, гдѣ ей, для исправленія нѣкоторыхъ покупокъ, побывать хотѣлось. Впрочемъ, достопамятно, что около самого сего времени возгремѣлъ повсюду у насъ слухъ и поразительное для всей Европы извѣстіе о бѣшенствѣ французскихъ революціонистовъ и казненіи ими своего добраго и невиннаго короля Людвига XVI. Мы не могли безъ содраганія читать обстоятельнаго описанія о семъ страшномъ происшествіи, сообщеннаго свѣту въ гамбургскихъ газетахъ. И какъ многіе другіе хотѣли оное читать, то взялъ я на себя трудъ и перевелъ всѣ статьи, до того относящіяся, и изъ коихъ набралась цѣлая книжка, которая и хранится и понынѣ еще въ моей библіотекѣ. Впрочемъ, какъ симъ злодѣйскимъ поступкомъ французы навлекли на себя от всего свѣта омерзѣніе, и пронесся вскорѣ послѣ сего слухъ, что будто бы состоялся у насъ указъ о изгнаніи всѣхъ французовъ изъ нашего отечества, то всѣ мы весьма-было тому порадовались, что избавилися наконецъ от сихъ развратителей нашего юношества. Но, къ чувствительнѣйшему нашему сожалѣнію, узнали потомъ, что изъ всего того ничего не вышло, и господа французы остались у насъ, къ несчастію нашему, по-прежнему.

Вскорѣ за симъ, и въ послѣднихъ числахъ февраля, получилъ я опять от г. Нартова письмо, которое было хотя коротенькое, но нестоющее того, чтобъ помѣстить оное здѣсь от слова до слова. Онъ прислалъ ко мнѣ въ сей разъ напечатанную рѣчь, говоренную имъ въ собраніи; увѣдомлялъ о полученіи посланныхъ къ нему кусковъ глины; о печатаніи моихъ сочиненій, и наконецъ, бомбандировалъ меня вновь о присылкѣ къ нему окаменѣлостей. Сіе возобновило во мнѣ давнишнюю досаду на сіи просьбы, которыя мнѣ такъ уже надоѣли, что я разсердясь положилъ на сіе письмо не отвѣтствовать ничего, дабы хотя тѣмъ г. Нартова принудить догадаться, что мнѣ просьбы сіи о его окаменѣлостяхъ непріятны, и чтобъ онъ от меня ихъ пересталъ требовать, какъ от такого человѣка, которому ихъ взять негдѣ и который ихъ вовсе не имѣетъ. Словомъ, г. Нартовъ толико прилѣпленъ былъ къ симъ бездѣлицамъ, что сходилъ почти съ ума на нихъ и старался объ нихъ, какъ бы о какихъ важнѣйшихъ вещахъ, сопряженныхъ съ пользою государства, хотя онѣ от того, какъ небо от земли, удалены были, и никому не могли приносить ни малѣйшей пользы. Досада моя на повтореніе просьбъ и требованій ихъ была тѣмъ чувствительнѣе, что я не однажды къ нему уже писалъ, что у меня ихъ нѣтъ, и что мѣста, гдѣ я нахожусь, были ими очень бѣдны. Все сіе и было причиною, что я, какъ тогда такъ и въ оба послѣдующіе за симъ мѣсяцы, оставался въ совершенномъ молчаніи и не писалъ къ нему ничего.

Наконецъ, кончился нашъ рождественскій мясоѣдъ, а, вмѣстѣ съ нимъ ивесь февраль мѣсяцъ, котораго послѣдній день ознаменовался великимъ множествомъ гостей, перебывавшихъ у меня другъ за другомъ, также сборами моими ѣхать опять въ Тулу.

Но симъ окончу я и сіе длинное мое письмо къ вамъ, сказавъ, что я есмь вашъ и прочее.

(Декабря 31 дня 1812 года. Дворениново).

Любезный пріятель! Начало мѣсяца марта и тогдашней нашей масляницы ознаменовалось отъѣздомъ моимъ опять въ Тулу, куда надлежало мнѣ, по предписанію, отвезти скопившуюся у насъ казну. Я ѣздилъ туда опять на перемѣнныхъ лошадяхъ, и хотя, по дурнотѣ дороги, въ-прахъ измучился, но пріѣхалъ туда однимъ днемъ, и такъ еще рано, что успѣлъ еще побывать у своего командира и съ нимъ обо всемъ переговорить. Въ сей разъ пробылъ я тутъ не болѣе однѣхъ сутокъ, въ которую успѣлъ и казну сдать и побывать у губернатора, насмотрѣться какъ приводили французовъ и французянок, нехотѣвшихъ выѣзжать изъ Россіи, къ присягѣ; а потомъ съѣздить въ монастырь для свиданія съ другомъ моимъ, игуменомъ Іеронимомъ, пріѣзжавшимъ тогда въ Тулу изъ Коломны; посидѣть у него съ часъ времени; потомъ отобѣдать у Юницкаго; заѣхать къ Верещагину, а наконецъ, весь вечеръ на квартерѣ своей, у Пастухова, провесть въ пріятной бесѣдѣ и ученыхъ разговорахъ съ помянутымъ другомъ моимъ Іеронимомъ, пріѣзжавшимъ нарочно ко мнѣ на вечеръ. А на утріе, раным-ранёхонько запрегши лошадей, поскакалъ въ обратный путь и возвратился къ своимъ въ Богородицкъ, препроводивъ не болѣе трехъ дней въ путешествіи, и такъ, что успѣлъ во всѣ достальные дни нашей масляницы провесть съ своими родными и въ ежедневныхъ свиданіяхъ съ городскими своими знакомцами и друзьями.

Со всѣмъ тѣмъ, чуть-было я въ сіи дни не занемогъ. Ни то от простуды, ни то от безпокойства заболи у меня бокъ, и такъ чувствительно, что я нѣсколько и поиспужался, и принужденъ былъ употреблять всевозможныя средствы къ уничтоженію сего необыкновеннаго болѣзненнаго припадка. Но, по счастію, продолжался оный только нѣсколько дней, а вскорѣ потомъ и уничтожился. Между тѣмъ, достопамятно было то, что въ самый послѣдній день масляницы пріѣхалъ ко мнѣ деревенскій нашъ Русятинской дьяконъ Илья, съ тогдашнимъ своимъ дьячкомъ, просить себѣ заручныхъ ему въ попы, дьячку — въ дьяконы. Поводъ къ тому подала нечаянная и скоропостижная смерть дяди его Евграфа, бывшаго у насъ до того священникомъ, и довольно хорошимъ и умнымъ. Мы, услышавъ о семъ, потужили о семъ бывшемъ нашемъ отцѣ духовномъ, навлекшемъ на себя смерть невоздержностію въ питьѣ на старости, и я охотно подписалъ заручную дьякону Ильѣ — на его, а дьячку Петру — на дьяконское мѣсто, которые и были потомъ посвящены, и первый изъ нихъ священникомъ еще у насъ и понынѣ, а второй попомъ въ Савинскомъ.

По наступленіи великаго поста, занимались мы во всю первую недѣлю онаго обыкновеннымъ богомоліемъ, и въ субботу всѣмъ домомъ исповѣдывались и причащались; а между тѣмъ продолжалъ я многихъ пріѣзжихъ лѣчить своею машиною. Съ первымъ же днемъ второй недѣли началъ я ту работу, которую давно уже начинать собирался, а именно: сочинять въ Экономическое Общество замѣчанія о своихъ электрическихъ опытахъ. При чемъ особливаго примѣчанія было достойно, что работа сія какъ-то у меня ни ползла, ни ѣхала. Уже нѣсколько разъ начиналъ я сіе дѣло, но все опять покидалъ и все не удавалось мнѣ хорошаго начала сдѣлать. Я не понималъ, что бъ сіе значило? Ни то причиною тому было моя отвычка от сочиненій, ни то нѣчто другое неизвѣстное. Но какъ бы то ни было, но огня усердія и ревности къ сему дѣлу я не чувствовалъ, и на-силу-на-силу пошло оно въ сіе время на ладъ. Но едва написалъ я піэсы двѣ о семъ предметѣ, какъ, ни думано ни гадано, примѣнившись къ предложенной мнѣ от сына моего мысли, вдругъ перемѣнилъ весь планъ моего относящагося къ тому намѣренія и расположился въ Экономическое Общество отписать въ сей матеріи только излегка и дабы не остаться совсѣмъ безъ исполненія сдѣланнаго обѣщанія, въ которомъ я почти уже и раскаявался, а впрочемъ сочинять особое сочиненіе и напечатать на своемъ коштѣ. Къ мысли сей побудила сына моего въ особенности доброта второй піэсы, которую я писалъ о сей матеріи. Ему, да и самому мнѣ жаль стало становиться, что я сіе хорошее и полезное сочиненіе предамъ въ жертву Общества, безъ полученія себѣ ни малѣйшей пользы и выгоды, ибо, по всему прежнему, можно навѣрное заключать, что и спасибо за то не скажутъ, или скажутъ, но такое, которое почесть можно сущею пустотою. Сверхъ того и самая публика не могла-бъ сочиненіемъ моимъ такъ скоро и хорошо воспользоваться какъ бы хотѣлось. «Пропечатаютъ они тамъ, говорилъ я самъ себѣ, сочиненіе сіе долго, и оно будетъ далеко не таково важно». Итакъ, рѣшился я отписать въ Экономическое Общество такъ, чтобъ тѣмъ проложить себѣ только путь и приготовить публику къ лучшему принятію моего сочиненія, и послѣдствіе времени оказало, что я тогда и хорошо сіе сдѣлалъ.