Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

Всѣ согласны были съ моимъ мнѣніемъ и всѣ во весь остатокъ того дня не о чемъ болѣе не говорили, какъ о сей важной перемѣнѣ положенія нашего. Всѣ, однако, согласны были и въ томъ, что не было еще нужды слишкомъ тѣмъ спѣшить, а вооружиться терпѣніемъ и посмотрѣть напередъ, что далѣе будетъ и какія мѣры воспріемлетъ въ разсужденіи насъ господинъ Дуровъ, и какъ будетъ далѣе обходиться съ нами.

Въ послѣдующій день за симъ, крайне для меня достопамятный и незабвенный, обнародованъ былъ какъ въ Богородицкъ, такъ и во всей волости помянутый важный указъ и всѣ чиновники приносили господину Дурову свои поздравленія. Ко мнѣ былъ сей новый нашъ воевода въ сей день отмѣнно какъ-то ласковъ, и благопріятство его до того простиралось, что пригласилъ меня даже къ себѣ обѣдать, но уморилъ меня почти съ голоду, ибо столъ его былъ какъ-то слишкомъ умѣренный. Все утро занимался онъ приниманіемъ от меня денежной казны для отсылки въ Петербургъ. И какъ оной накопилось тогда до тридцати тысячъ, то было намъ много труда при пересчитываніи и пересматриваніи всей оной. Послѣ обѣда же пріѣхалъ къ нему его сынъ вмѣстѣ съ господиномъ Григоровымъ, весьма старавшемся подбиться къ нему въ милость и благоволеніе, и мы всѣ ходили въ садъ и занимались опять уженіемъ рыбы.

Г. Дуровъ толико поспѣшилъ своимъ отъѣздомъ въ Тулу, что на другой же день послѣ сего туда отправился. А мы оставшись продолжали помышлять от- часу болѣе о переселеніи своемъ въ деревню и ожидали возвращенія изъ оной моего сына, дабы съ нимъ о томъ посовѣтовать. Между тѣмъ, имѣли удовольствіе видѣть пріѣхавшаго къ намъ передъ вечеромъ сего дня деревенскаго сосѣда моего Андрея Михайловича, съ которымъ не преминулъ я пристальнѣе уже поговорить о промѣнѣ усадьбы, на что онъ наконецъ, къ удовольствію моему, и согласился. Но дѣло сіе и тогда еще не совсѣмъ состоялось.

Дни чрезъ два потомъ возвратился къ намъ и сынъ мой изъ деревни и насказалъ мнѣ столько всякой всячины, что смутилъ меня и привелъ въ великую нерѣшимость. Въ проѣздъ свой чрезъ Тулу былъ онъ у благопріятствующаго всегда ко мнѣ тогдашняго намѣстника Евгенія Петровича Кашкина. Сей не успѣлъ его увидѣть, какъ съ изъявленіемъ искренного сожалѣнія обо мнѣ разсказалъ ему о содержаніи полученнаго г. Дуровымъ имяннаго указа и, зная довольно дурной характеръ онаго, говорилъ, что мнѣ никакъ не можно будетъ съ нимъ ужиться, и что онъ совѣтуетъ мнѣ, ни мало не медля, писать къ самой императрицѣ проситься въ отставку и о награжденіи себя пенсіею. Совѣтъ сей, пересказанный мнѣ сыномъ моимъ, былъ, по видимому, благъ, однако, требовалъ того, чтобъ объ немъ гораздо подумать. Писаніе письма къ самой императрицѣ не составляло въ тогдашнее время бездѣлки и не такъ было удобопроизводимо, какъ при послѣдующихъ правленіяхъ. Къ подкрѣпленію просьбы моей, хотя бы я къ тому и отважился, нуженъ былъ какой-нибудь въ Петербургѣ именитый заступник и благодѣтель, а у меня никого такого тамъ не было, и потому просьба моя легко не могла бы имѣть никакого успѣха. Далѣе неизвѣстно было, угодно ли будетъ самой государынѣ то, что я, будучи равно какъ бы недоволенъ тѣмъ, что она опредѣлила г. Дурова къ волостямъ, и ничего еще от него не видя, а прошусь уже въ отставку и докучаю ей сверхъ того, еще о пенсіи, которую она ни то пожалуетъ, ни то нѣтъ. Самая отставка моя наводила на меня нѣкоторое сомнѣніе. Господину Дурову, сколько я могъ примѣтить, былъ я болѣе нуженъ, нежели нѣтъ. По глубокому его невѣжеству и совершенному незнанію, какъ управлять такими многочисленными волостьми, почти необходимо нуженъ былъ такой человѣкъ, какъ я, который бы могъ, ему не только преподавать нужныя къ тому свѣдѣнія, но дѣятельностью, трудолюбіемъ и способностями своими помогать ему самымъ дѣломъ, почему не ожидалъ я от него, чтобъ онъ сталъ меня усильно выгонять, а особливо при самомъ началѣ правленія его. Но паче опасался, чтобъ онъ, узнавъ о письмѣ моемъ и просьбѣ объ отставкѣ, не сталъ бы еще чрезъ того же благодѣтеля своего императрицина статс-секретаря Трощинскаго мѣшать выполненію оной, и чтобъ не воспослѣдовало еще повелѣнія, чтобъ меня, какъ надобнаго и во всѣхъ до волостей касающихся дѣлахъ знающаго человѣка, отнюдь не отставлять; въ каковомъ случаѣ причинилъ бы я самъ себѣ чрезъ то болѣе вреда, нежели пользы; ибо, при тогдашнихъ обстоятельствахъ, отставка моя зависѣла собственно от самого меня и от моего произвола. Въ управители надъ волостями и къ тогдашней должности опредѣленъ я былъ сначала не по точному имянному указу от императрицы, а единственно по волѣ и хотѣнію князя Гагарина и по сдѣланному съ нимъ соглашенію, чтобъ до тѣхъ поръ мнѣ служить, покуда я самъ захочу, а когда болѣе не пожелаю, чтобъ меня не удерживать. А посему все служеніе мое было, такъ сказать, совсѣмъ приватное, а не штатное, почему и не состоялъ я въ вѣдомствѣ ни у сената и ни у какого другого мѣста и могъ всегда, когда ни захотѣлъ бы, служеніе сіе оставить. А по всему сему и не было никакой собственной надобности утруждать императрицу просьбою о своей отставкѣ, а главною цѣлью просьбы моей могла бы быть пенсія, но и сія была мнѣ и надобна, и нѣтъ. По милости Господней, имѣлъ я столько достатка, что могъ пробыть и безъ оной. Къ тому-жъ, и полученіе оной было еще совсѣмъ не достовѣрно, а было болѣе причины опасаться, чтобъ я таковою просьбою не связалъ самъ себя такъ, что послѣ и отдѣлаться от мѣста и должности сей было бы очень трудно.

Вотъ — сколько разныхъ причинъ и обстоятельствъ, приводившихъ меня тогда въ нерѣшимость, послѣдовать ли, или нѣтъ совѣту намѣстника. Обо всемъ томъ говорили и разсуждали мы нѣсколько дней сряду и съ сыномъ и прочими родными моими. Но какъ всѣмъ имъ, а признаться и самому мнѣ не слишкомъ хотѣлось разстаться съ тамошнимъ мѣстомъ, къ которому мы, живучи толико много лѣтъ, имѣли время привыкнуть, то мнѣнія всѣхъ наклонны были къ тому, чтобъ никакъ не спѣшить симъ дѣломъ и требованіемъ моей отставки, а посмотрѣть напередъ, какъ будетъ г. Дуровъ обходиться и что дѣлать и предпринимать съ нами, заключая, что и тогда, если увидимъ от него какія непріятности и притѣсненія, успѣть еще можно будетъ просить государыню о увольненіи меня от сего мѣста, и что тогда будетъ еще приличнѣе и удобнѣе приступить къ сей просьбѣ, а особливо въ случаѣ, если бъ самъ онъ не сталъ меня увольнять от оной, для собственныхъ своихъ выгодъ. Что-жъ касается собственно до меня, то я и при семъ важномъ случаѣ предавался во всемъ волѣ и произволенію небеснаго о себѣ попечителя и располагался съ терпѣніемъ ожидать всего от Его святыхъ судебъ и распоряженія, будучи удостовѣренъ въ томъ, что Ему болѣе извѣстно, что для меня вреднѣе или же полезнѣе. Сверхъ того, удерживало меня от поспѣшности въ семъ критическомъ дѣлѣ и то обстоятельство, что у меня было еще двѣ незамужнихъ дочери на рукахъ, да и самый сынъ мой не былъ еще въ чистой отставкѣ, а будучи выпущенъ изъ гвардіи къ штатскимъ дѣламъ, счислялся при герольдіи, и ни къ какому мѣсту и должности еще опредѣленъ не былъ. Къ чему ко всему, по мнѣнію моему, живучи долѣе въ Богородицкѣ, могъ я имѣть болѣе случая и удобности, нежели живучи въ своей деревнѣ и уединеніи.