Александр Королев - Илья Муромец

Илье эти речи явно не понравились:

Умная (и, добавим, трезвая) княгиня понимает, что муж оскорбил разбойника, и предупреждает князя Ивана об этом. Князь Карамышевский решает проблему традиционным для эпоса способом — отправляется в глубокие погреба и приносит Илье «куму темному» три миски — с красным золотом, с чистым серебром и с каменьями драгоценными. Гость принимает подарки и уверяет хозяина, что бояться Ильи тому не следует, однако:

Карамышевский доволен тем, что конфликт, как ему кажется, улажен, пир продолжается, князь и гости напиваются допьяна. Наконец все разъезжаются по домам. А ночью Илья с «дружинушкой» садится в «лодочку коломенку» и по реке Вятле возвращается во владения князя Карамышевского. Князь и княгиня видят беду, но ничего сделать не могут — после выпитого хозяин, который в другом состоянии легко бы отбился от разбойников, не может оказать сопротивление. Илья приказывает Гришке и Олешке:

Разбойники входят в палаты белокаменные. Атаман приказывает своим подручным взять «копье да бурзамецкое» и «сколоть» князя «в ложне да во теплыи». Но Гришка и Олешка отговариваются тем, что они, как и князь, накануне ели, пили, кушали и т. д., кроме того, приняли от князя подарки, а потому убить его не могут. У Ильи после этих слов

Он сам берет копье и убивает князя. Затем Илья требует, чтобы Гришка и Олешка «скололи» княгиню «за люлечкой». И вновь получает отказ — к вышеуказанным причинам добавляется еще и то, что, по мнению разбойников, несчастная женщина, в отличие от мужа, никак Илью не обидела. У атамана опять «помутилось» и «розгорелось» — княгиня им убита. Подходит очередь княжеского ребенка. Илья приказывает своим подручным, чтобы они взяли «младенчика из люлечки» и разорвали «да на двое». И вновь получает отказ. Губить «душенку безвинную» разбойники не хотят. С глазами и сердцем их атамана опять происходят пугающие изменения — младенец им разорван. «Место любимое» разграблено и сожжено.

Но очи Ильи опять мутятся, а сердце разгорается — у князя Карамышевского имеется еще старший сын, князь Василий Иванович — любимый племянник и крестник Владимира-князя. Он живет в Киеве. Илья собирает дружину в «сорок тысячей» человек и подступает к столице. Характер князя Владимира неизменен — он пугается и готов к компромиссам. Желая умиротворить разбойника, князь устраивает пир и, зазвав на него Илью, сажает его на лучшее место. Василий Карамышевский должен обслуживать гостей — он разносит напитки. Однако угощать убийцу своих близких молодой князь не желает:

От этого у Ильи не только «око помутилоси» и «сердце загорелоси», но и «с кровью тут глаза да повернулися», и глядит он «с подлобья» на Василия Ивановича. Опасный гость жалуется князю Владимиру, что поведение Василия Карамышевского может привести к «бою драке великой» и «большому кроволитию». Князь — в панике, он говорит Василию, что вынужден отрубить ему голову, чтобы утихомирить разбойника. Василий готов к смерти, он непреклонен — у него нет сил подливать вино Илье. И тут Владимир находит выход: если племянник не может прислуживать Илье, то почему бы молодому князю не убить Илью и тем самым не отомстить за свою семью?

Василию, оказывается, только это и нужно. Теперь уже у него «око помутилоси» и «сердце загорелоси»:

Затем — выскочил на «широк двор», схватил железную тележную ось и принялся махать ею. Разбойники в панике разбегаются:

Владимир благодарит племянника и крестника за то, что тот отомстил за «кровь родителску»…

Да, разбойник Илья, погубивший семью князя Карамышевского, а затем осаждавший Киев, явно напоминает Илейку Муромца Смутного времени. И в то же время его омерзительный облик ничуть не походит на былинного Илью Муромца. Былинный богатырь, истребляя вражеское войско, помахивает его «предводителем». «Темный кум» Илья более подходит к тому, чтобы помахивали им. Отмечу, что Н. Квашнин-Самарин, впервые обративший внимание на старину «Князь Карамышевский» и разглядевший в злодее Илье самозванца Илейку, даже мысли не допускал, что между «темным» Ильей и «светлым» Ильей Муромцем может быть хоть какая-то связь. {452}

Даже всегда скептически настроенный Б. Н. Путилов признал, что «XVII век отпечатался и в былине „Илья Муромец на Соколе-корабле“». {453} Правда, окончательной уверенности в том, что эта былина зародилась в XVII веке, нет. Вспомним историю с упоминанием в 1574 году богатырей Ильи Муравленина и Соловья Будимировича в письме Филона Кмиты Чернобыльского. Откуда произошло такое соседство? Что за странная ассоциация возникла у оршанского старосты, поместившего рядом двух этих несовместимых героев? Если вслед за А. Н. Веселовским признать, что соединение это «чисто внешнее», связанное с тем, что и роскошно изукрашенный корабль Соловья Будимировича, на котором тот приплывает в Киев-град, и казачий струг, на котором передвигается по Хвалынскому морю атаман или есаул Илья Муромец, носят одно и то же название — Сокола-корабля, {454} то тогда необходимо предположить и то, «что прошло много времени, прежде чем Илья Муромец и другие богатыри собраны были на корабле-Соколе, т. е. сделался возможным синкретизм, обличающий упадок народной поэзии… Если сопоставление Ильи и Соловья Будимировича в отписке Кмиты позволено истолковать в том смысле, что оно было навеяно какой-нибудь из подобных синкретических былин, то следует предположить, что в конце XVI века былина о Соловье была уже древнею». {455} А значит, и былина о плавающем на Соколе-корабле атамане Илье возникла задолго до Смуты и появления на свет Илейки Муромца.

С другой стороны, судя по казачьим былинным песням, образ атамана Ильи Муромца вызывал в станицах неизменный интерес и огромное уважение. Скорее всего, именно казаки оплакали Илью Муромца в песне, попавшей в сборник П. В. Киреевского без указаний на то, когда, где и от кого она записана: