Александр Королев - Илья Муромец

Богатырь спит — как «порог шумит». Владимир принимается будить пропойцу — получается с третьей попытки. Князь выкупает имущество и снаряжение, пропитое богатырем, выкупает и заложенный крест. Василий Игнатьевич обещает князю прийти к нему «домой», обсудить положение. Действительно, приходит, поправляет здоровье чарой зелена вина в полтора ведра (в некоторых вариантах этой былины требуется не одна «чарочка») — теперь всё, он восстановился и готов действовать. Честь, оказанная пьянице, вызывает зависть у бояр толстобрюхих, они обижают богатыря, а Владимир не смеет им перечить. Тогда раздосадованный Василий Игнатьевич садится на коня и отправляется в татарский лагерь, где предлагает помощь царю Скурле, при условии, правда, что татары истребят бояр, но пощадят князя с княгинею, «царьской дворец, да церкви божии». Киев взят и разграблен, князь Владимир, попавшийся под руку Василию, молит его о пощаде — у Василия на князя рука не поднимается. Разгром города завершен — победители делят добычу, татары обманывают Василия, Скурла грозит ему саблей:

Обидчивый богатырь сам хватается за саблю и начинает укладывать татар улицами и переулочками, врага топчет и богатырский конь — и так трое суток. Всех перебил до единого, ни одного не помиловал. Является Владимир-князь, Василий возвращает Киеву захваченное татарами добро, как водится, они садятся с князем за пир, происходит их примирение. {462}

Всё, что происходит в этом народном произведении, в сравнении с известной былиной о спасении Киева Ильей Муромцем, вывернуто шиворот-навыворот — от обретения избавителя от внешнего врага, который оказывается горьким пьяницей, соответственно, в кабаке, до разорения Киева самим богатырем совместно с татарами. Илья, конечно, может проводить время с «голями» и даже пытаться заложить в кабаке крест, но представить его в роли пусть временного, но союзника татар и разрушителя Киева — немыслимо. Поэтому в пародии его и заменяет Васька Пьяница — названый брат Ильи в «классической» былине на этот сюжет. Возможно, Василий Игнатьевич чем-то походит на исторического Илейку Муромца, хотя на память скорее приходит другая фигура — донской атаман Андрей Корела, шелудивый человечек, не богатырского вида, весь покрытый шрамами. Организованная им оборона Кром сыграла исключительную роль в деле воцарения в Москве Лжедмитрия I. В награду за этот подвиг самозванец воплотил в жизнь сказочную мечту пьяницы — право на неограниченное количество выпивки. Лжедмитрий оставил Корелу при дворе, и тот принялся таскаться по московским кабакам, силясь потратить колоссальную награду, которую ему вручил царь Дмитрий Иванович. В результате в самые короткие сроки Корела окончательно спился. В дни противостояния с боярами донской атаман, пропадавший в кабаках, мог казаться единственной опорой названного Дмитрия. Однако герой, способный как разорить княжескую столицу, так и воссоздать ее, носит имя Василия Игнатьевича, но не Андрея Корелы и не Илейки Муромца. {463}

В то же время разнонаправленность Ильи и Илейки вовсе не означает, что некоторые черты последнего не могли отразиться в былинах в образе знаменитого богатыря. Ведь, как известно, былины, в которых действует один и тот же герой, изначально не составляли цикла о его приключениях. Герой всегда действует в одиночку. Совместные действия нескольких богатырей, равно как и объединение нескольких былинных сюжетов в один — признак позднего составления текста. Так что в независимых друг от друга текстах один и тот же богатырь может иметь совершенно разный характер. Такая же ситуация присутствует в исторических песнях — жанре, достигшем расцвета тогда, когда основной комплекс былинных сюжетов уже сложился и «продуктивный период» в жизни былинного эпоса подходил к концу. Ведь, кажется, «Разин — герой, удалой молодец, борец за свободу и Разин — грешник, хранитель кладов, колдун не могут слиться в один художественный образ, так же как не могут сосуществовать в пределах одного текста (и шире — в пределах одной жанровой системы) удалой разбойничек, глава казачьей вольницы Пугачев и ищущий путей к законному престолу справедливый и гонимый император Петр III». {464} А между тем они чудесным образом уживаются в русском фольклоре.

Гадать, не имея конкретных фактов, можно до бесконечности. К счастью, сохранился любопытный литературный памятник, именуемый «Сказанием о киевских богатырях, как ходили во Царьград и как побили цареградских богатырей, учинили себе честь». В настоящее время в распоряжении исследователей имеется несколько списков «Сказания» XVII–XVIII веков, отличающихся по объему. Самый ранний из них помечен в тексте 1642 годом.

Повествование начинается с того, что князь киевский Владимир сообщает своим богатырям, Илье Муромцу «с товарищи», что на Киев готовится нападение — царь Константин из Царьграда собирается послать сюда 42 своих богатыря с целью «изгубити» город. Владимир требует, чтобы богатыри находились в Киеве и оберегали как стольный город, так и княжеские отчины и самого князя. Богатырей семеро, некоторые из них носят довольно витиеватые имена, неизвестные русским былинам на момент записи во второй половине XIX века. Вот они: 1) Илья Муромец, сын Иванович; 2) Добрыня Никитич (варианты имени в других списках: Добрыня Резанович, Добрыня Рязанец); 3) Дворянин Залешанин, «Серая свита, злаченые пугвицы»; 4) Олеша Попович; 5) Щата Елизынич (варианты имени в других списках: Глагин, Глапит, Глазынич); 6) Сухан Доментьянович (варианты имени в других списках: Судан Дамантиевич, Сухан Домантьевич, Сухан Доментиян); 7) Белая Палица, «красным золотом украшена, четьим жемчугом унизана, посреди той палицы камень, самоцветный пламень» (варианты имени в других списках: «Белая Поляница», «Белая пьяница»). Они пытаются воспротивиться требованию князя и предлагают иной план: выехать в чистое поле, привести к князю языка и всё разведать. Владимир против — нападения можно ждать «с часу на час», а как же князь без богатырей будет отражать натиск неприятеля?! Опять в словах князя мелькает его «отчина», которую надо поберечь. В общем, Владимир слишком печется о собственных интересах.

Все это заставляет богатырей «закручиниться»; обиженные, они нарушают запрет князя, снаряжают коней и уезжают в чистое поле. По пути витязи продолжают возмущаться той ролью, которую отвел им Владимир. Ведь даже если бы они были людьми низкого происхождения или богатырями неизвестными, князь все равно не должен был ставить их на положение сторожей: «Лутче бы мы тое срамоты великия не слыхали, нежели мы от князя в очи такое слово слышали!» {465} Илье Муромцу приходит в голову замечательная мысль: зачем ждать нападения? Не лучше ли самим отправиться навстречу вражеским богатырям и, с Божьей помощью, осилить их? Богатыри поворачивают к Царьграду. На переправе через Смугрю-реку они встречают 12 богато одетых калик богатырского телосложения, в руках у них «вязовые» палицы, в которых «с конца на конец свинцу налиту». Предводительствует ими некий Никита Иванович, «родом карачевец» (или просто: Никита Карачевец), вооруженный золотой палицей. Богатыри решают поменяться с каликами одеждой. Сначала в переговоры с Никитой вступает Алеша Попович, но, как всегда, терпит неудачу. Лишь Илье удается договориться с каликами. Добрыня Никитич выясняет у странников, что слышно в Царьграде, из которого те идут. Вести нехорошие — цареградские богатыри и впрямь собрались опустошить Киев, жителей и богатырей под меч «преклонить», а злато и серебро телегами вывезти. Богатырям становится понятно, что они выбрали правильный путь. Смерть их не пугает — Илья Муромец считает, что если голову придется сложить «за государеву чашу и молитвы и за ево хлеб-соль великую», то умереть не страшно. Оставив на Смугре-реке своих коней и всё снаряжение, прихватив с собой лишь по палице, переодетые каликами богатыри отправляются в Царьград, который в «Сказании» представляется татарской столицей.