Григорий Аросев - Владимир Набоков, отец Владимира Набокова

Поначалу «Руль» выходил на четырех полосах, вскоре их количество увеличили на две, а далее газета выпускалась то на четырех, то на шести, в редчайших случаях – на восьми или больше, без какой-либо закономерности. По своему наполнению «Руль» был обычным изданием с такими рубриками, как новости, статьи, отчеты о мероприятиях, аналитические материалы плюс, конечно, рекламные объявления.

Почти сразу же, в десятом номере, добавились литературные страницы (был опубликован рассказ Ивана Бунина «Третьи петухи» и стихотворение Владимира Набокова – младшего «Лес» – под псевдонимом Cantab, происходящий от латинского названия Кембриджа, Cantabrigia, так же назывались студенты университета. Вообще, «Руль» стал первым и чрезвычайно важным местом публикации текстов (преимущественно стихов) Владимира Набокова – младшего. Это было естественно при жизни ВДН, но и потом ситуация не поменялась, как можно понять, отношение Каминки и, главное, Гессена к сыну погибшего друга было крайне благосклонным (Гессен, кроме того, возглавлял издательство «Слово», которое публиковало все ранние тексты В. В. Набокова). Набоков-младший публиковался под псевдонимом Сирин, который взял для того, чтобы, как мы говорили в предисловии, одного Владимира Набокова не путали с другим – настолько огромной была известность старшего. Но и младший не терялся: редакция «Руля» и лично ВДН регулярно получали письма, в которых отмечались поэтические успехи Сирина (при этом подчас авторы посланий даже не знали, что речь идет о его сыне!).

«Руль» пользовался успехом у читателей: довольно быстро тираж вырос до 20 тысяч экземпляров, газету в лучшие времена выписывали в десятках стран и сотнях городов. Сейчас «Руль» оцифрован почти полностью, пусть и не буквально на сто процентов, но газета по-прежнему ждет своего исследователя, который возьмет на себя труд прочесть более чем десятилетний архив (и не просто прочтет, а проанализирует его).

Редакционная политика «Руля», которую вырабатывала троица издателей, но главным образом, конечно, Набоков, по своей направленности сильно отличалась от уже нами упомянутой тактики сотрудничества с большевиками, которой придерживался Павел Милюков, издававший в Париже свою газету – «Последние новости». «Руль», усилиями прежде всего Набокова, вел постоянную полемику с Милюковым, однако отношения между берлинцами и их бывшим предводителем в итоге стали совершенно нормальными, «рабочими», вопреки различиям в позициях. Ну а письма Набокова, которые он писал Милюкову (хранятся в американском набоковском архиве и недавно впервые опубликованы в России), это только подтверждают: в них ВДН что-то рассказывает Милюкову, напоминает, что ждет от него статей, и советуется с ним. В том числе они обсуждали кандидатуру лондонского корреспондента «Руля»: Набоков говорил, что на брата Константина не рассчитывает, потому что тот не журналист и не обладает должными навыками, публицист Исаак Шкловский вряд ли будет работать «на местах», ограничиваясь заметками из своего кабинета, а значит, «остается Ариадна» – Тыркова-Вильямс.

Помимо разнообразия русскоязычной периодики, в Берлине и Германии в целом расплодилось огромное количество эмигрантских организаций. Перечислим некоторые: Общество помощи русским гражданам (ее председателем избрали Набокова), Союз русских журналистов и писателей (ВДН – член правления), Русский парламентский комитет (соорганизатор), Русская академическая группа (просто участник), Комиссия объединенных русских общественных и благотворительных организаций (председатель)… И это далеко не все, ведь были еще и международные организации, куда Набокова также избирали, – например, в июне 1921 года ВДН участвовал в Париже в съезде Русского национального объединения, на котором был избран товарищем председателя Национального комитета.

Серьезную работу во всех этих организациях, совмещаемую с основным занятием, то есть изданием ежедневной газеты (а еще семейными делами, досугом и прочим), невозможно представить даже сейчас, при всех возможных технологиях и способах перемещения в пространстве. Едва ли мы ошибемся, предположив, что Набокова нередко приглашали как почетного члена, председателя, соучредителя, ничего от него не требуя, кроме его имени.

В начале сентября 1921 года семейство Набоковых переехало из зеленого Груневальда (название с немецкого как раз и переводится: «Зеленый лес») в более оживленный район Вильмерсдорф, на Саксонскую улицу (Sächsische Str.), дом 67. Сейчас дом по этому адресу существует, но это уже совсем другое здание, да и нумерация поменялась: раньше 67-й дом располагался в другой части улицы.

Об уровне публичности Набоковых говорит тот факт, что короткое объявление о переезде – с новым адресом и номером телефона! – было опубликовано в «Руле» (выпуск от 6 сентября, пятая полоса). Этот шаг можно считать чем угодно, но не приданием себе излишней важности: Набоков, как один из безусловных лидеров русской эмиграции, подавал другим пример открытости и демократизма, и нет сведений, что публикация адреса нанесла ему или другим членам семьи какой-либо ущерб.

Квартиру Набоковы сняли огромную, которую себе позволить не могли, поэтому тут же нашли себе жильца, какого-то незаметного англичанина, занявшего две комнаты из шести. Владимир-младший и Сергей продолжали учиться в Англии, изредка наезжая в Берлин. Лена, Оля и Кирилл ходили в русскую школу, которую организовали энтузиасты-эмигранты (хотя старшей Ольге уже было 18). Елена Ивановна, как пишет Бойд, скучала по Лондону, но, конечно, у нее были и другие занятия в Берлине: среди прочего она занималась организацией фонда помощи голодающим в России.

Их дом, как и в Санкт-Петербурге, вновь стал центром культурной и общественной жизни. У Набоковых проводились вечера, они принимали гостей, среди которых были все знаменитости, оказывавшиеся в Берлине, включая Алексея Толстого (пока он еще сам не переехал в немецкую столицу), Сашу Черного, Константина Станиславского, Ольгу Книппер-Чехову и прочих звезд МХТ/МХАТ, а также видных политиков и ученых.

Николай (Николас) Набоков, композитор, племянник ВДН, ровесник своей двоюродной сестры Ольги, в своих мемуарах «Багаж» делает настолько точное и сравнительно компактное наблюдение о своих дяде, тете, кузинах и кузенах, что этот пассаж стоит привести полностью:

«У дяди Владимира в осанке, в манере говорить, во всем облике было что-то аристократическое; подобно другим либеральным русским дворянам своего времени, он был человеком светским, ироничным, слегка высокомерным, космополитом. Однако en famille [72] В семейном кругу (фр.). – Прим. авт. он становился веселым, забавным, неистощимым выдумщиком и рассказчиком.