Григорий Аросев - Владимир Набоков, отец Владимира Набокова

Влияние отца прослеживается в самых неожиданных (хотя, если задуматься, во вполне логичных) сферах, например в отношении к преступности. Правда, Владимир Дмитриевич высказывался на эти темы в публицистике, а его сын – чаще всего в прозе. Но едва ли Набоков-писатель выражал не свои мнения по этим вопросам. Они оба считали преступление как действие вырождением личности того, кто его совершает, выявляет банальность и недостаток его ума (и даже воображения – по мнению В. В. Набокова, хотя с этим можно поспорить).

Еще – Набоков-сын неоднократно напрямую или завуалированно обращался к одному из текстов, написанных его отцом. Речь идет о книге «Тюремные досуги», в которой, как мы помним, Владимир Дмитриевич описал свой опыт трехмесячного тюремного заключения из-за участия в Выборгском воззвании. Помимо описания своих переживаний, Набоков-старший в книге делится своими размышлениями о российской пенитенциарной системе, в частности, ВДН был убежден, что тюрьма не создает благоприятных условий для исправления осужденного, а превращается в место глубоких страданий заключенного. Владимир Набоков – младший не только высоко ценил этот труд отца и рекомендовал его как один из источников, откуда можно что-то узнать о его жизни, но и намекнул на него в романе «Дар», где в четвертой главе написал прямым текстом: «Ну, вытянул бы разок ремнем, ну, послал бы к чертовой матери; или хотя бы: вывел со всеми грехами, воплями, рысканием, несметными изменами в одном из тех романов, писанием которых он заполнял свой тюремный досуг».

Ну и не будем забывать о «Приглашении на казнь» (1935–1936), великой набоковской антиутопии, главный герой которой, учитель Цинциннат Ц., сидит в тюрьме, ожидая смертной казни, а кара его настигла из-за того, что он непохож на других. Говорить, что в этом случае писатель держал в уме судьбу отца, можно лишь с большой натяжкой, поэтому сделаем чуть более общий вывод: проблема людей, отправляемых под суд просто за мнение, с которым власти предержащие не собираются соглашаться, явно интересовала Набокова в том числе в связи с семейной историей.

Было и кое-что еще. К примеру, Набоков явно оглядывался на тюремные заметки отца, когда описывал распорядок дня Цинцинната, а некоторые предметы и нюансы быта были фактически взяты из «Тюремных досугов» (например, право пользования своим постельным бельем). Определенные интонации Владимира Дмитриевича можно услышать и в речах Цинцинната, но это дело субъективное (можно и не услышать).

Но главный поклон отцу заключается в самом названии. В. Д. Набоков положил многие годы на переубеждение политической элиты и общественности в необходимости пересмотреть подход к смертной казни как таковой, и в «Приглашении на казнь» его сын развил идеи отца о недопустимости этой меры наказания в современном обществе (конечно, с поправкой на то, что в романе показано не современное, а совершенно отвлеченное общество). Мнение Владимира Дмитриевича подробно разбирается в этой книге, а если по прочтении «Приглашения на казнь» у кого-то останутся сомнения, какой точки зрения придерживался его сын, то вот еще один факт. В 1960 году Вера Набокова, жена писателя, от его имени ответила некоему гражданскому активисту, который приглашал Набокова каким-либо образом публично выразить свою позицию: «…он (В. В. Набоков. – Г. А. ) полностью и безоговорочно выступает против смертной казни. Он желает вам успеха в борьбе с ней. Он сожалеет, что не может написать статью для вас или подписать петицию, так как он думает, что сделал свое дело, написав целую книгу на эту тему (“Приглашение на казнь”)». Была бы возможна такая общественная позиция Набокова-младшего без влияния отца? Точно: нет.

В 1902 году В. Д. Набоков опубликовал отдельным изданием 63-страничную статью под названием «Плотские преступления по проекту уголовного уложения». Хотя текст написан довольно скучным языком, увлекательного в нем немало. Помимо прочего, ВДН предлагает довольно суровое наказание за мужеложство (едва ли он предполагал, что этот вопрос коснется его семьи настолько непосредственно), но главное, что нас сейчас интересует, – в этом труде подробно разбираются половые связи родственников и сексуальные преступления в отношении несовершеннолетних.

Влияние этого труда на Владимира Набокова – младшего оценить непросто. С одной стороны, хотя нет документальных подтверждений, что он читал «Плотские преступления…», очень сложно предположить, что сын не прочел текст отца, пусть и настолько специфический. С другой – автор этих строк не возьмется утверждать, что именно подробные описания преступлений и наказаний натолкнули Набокова-младшего на идею таких текстов, как стихотворение «Лилит», рассказ «Волшебник», романы «Лолита» (во всех трех работах раскрывается тема влечения взрослого мужчины к девочке), «Лаура и ее оригинал» (в незавершенном романе Набокова вновь поднимается тема Лолиты) и «Ада, или Радости страсти» (в нем описывается связь брата и сестры). Но и исключать этого нельзя, потому что вдохновение – штука капризная и приходит в самый неожиданный момент. Стоит прислушаться к оценке британского писателя Мартина Эмиса, который однажды написал: «Ни одно живое существо за всю историю мира не сделало больше (Набокова. – Г. А. ), чтобы оживить жестокость, насильственность и безотрадное убожество этого конкретного преступления» [76] Цит. по: Shapiro, G: The Tender Friendship and the Charm of Perfect Accord. – University of Michigan Press. P. 44. (растления несовершеннолетних).

Действительно.

Даже если кто-то и сделал больше (не будем проверять слова Эмиса), в любом случае вклад Набокова огромен, и популярностью он превзошел отца, но ведь мы и не сравниваем публицистику и прозу, тем более, что статьи ВДН публиковались только на русском языке и весьма скромными тиражами, а рассказы-романы В. В. Набокова выходили и выходят по сей день миллионными тиражами на десятках языков. По той же естественной причине мы не можем «услышать» интонации, голос, юмор Набокова-старшего – публицистика передавать их способна, но для этого надо быть современником пишущего, быть в контексте, чтобы понимать, где автор иронизирует, где полемизирует, а где возмущается. (Набоков-младший это и сам замечал, говоря, что отец в своих текстах не похож на себя в жизни.)

Кое-что от отца сыну если и передалось, то в весьма скромных объемах, – красноречие, любовь к публичным выступлениям и в целом к вниманию аудитории. Владимир Дмитриевич был прирожденный парламентарий, известный британский историк Бернард Парес, наблюдавший за заседаниями Думы, примерно так и говорил о Набокове – тот воплощал собою дух британского парламентаризма, а Александр Извольский, министр иностранных дел России в 1906–1910 годах, указывал, что Набоков был одним из лучших ораторов Думы первого созыва. Набоков-сын неоднократно сетовал на то, что не унаследовал красноречие отца. Многочисленные интервью, которые он давал после обретения известности, почти никогда не могли пройти иначе, нежели с заранее присланными вопросами и, что самое главное, подготовленными, написанными и чуть ли не отпечатанными на пишущей машинке ответами. Да и лекции он читал не просто по заранее выверенным текстам (что, в принципе, правильно), но и, по сути, никогда не отклоняясь от своих бумаг. И дело было совсем не в том, что В. В. Набоков не доверял журналистам или страстно желал прослыть скучным лектором – он правда неуверенно себя ощущал при ответственных выступлениях. По его собственным словам, он один-единственный раз держал политическую речь: еще в Тринити-колледже, на втором месяце учебы, он выучил наизусть статью отца о текущем политическом положении, выступил с ней во время одного из публичных диспутов, однако далее не смог вести дискуссию или отвечать на вопросы. С тех пор он на людях поддерживал разговоры на политические темы, только если был заранее к ним готов, да и система устной аргументации, которой блестяще владел ВДН, Владимиру-младшему так и не покорилась.