Владимир Высоцкий - Песни и стихи. Том 1

Я, товарищ дорогой, всё понимаю,

Но культурно вас прошу, подите прочь!

Да, вам лучше, если хуже я играю,

Но поверьте, я не в силах вам помочь.

Ну вот — летит девятый номер с пушечным ударом,

Репортёр бормочет: «Слушай, дай ему забить!

Я бы всю семью твою всю жизнь снимал'задаром».

Чуть не плачет парень, как мне быть.

Это всё-таки футбол, — говорю.

Нож по сердцу каждый гол вратарю.

Так я ж тебе, как вратарю, лучший снимок подарю,

Пропусти, а я отблагодарю.

Гнусь, как ветка, от напора репортёра,

Неуверенно иду на перехват.

Попрошу-ка потихонечку партнёров,

Чтоб они ему разбили аппарат.

Ну а он всё ноет: «Это ж, друг, бесчеловечно,

Ты, конечно, можешь взять, но только извини,

Это лишь момент, а фотография навечно.

Ану, не шевелись, потяни».

Пятый номер двадцать два знаменит,

Не бежит он, а едва семенит.

В правый угол мяч, звеня,

Значит, в левый от меня,

Залетает и нахально лежит.

В этом тайме мы играли против ветра,

Так что я не мог поделать ничего.

Снимок дома у меня — два на три метра —

Как свидетельство позора моего.

Проклинаю миг, когда фотографу потрафил,

Ведь теперь я думаю, когда беру мячи,

Сколько ж мной испорчено прекрасных фотографий,

Стыд меня терзает, хоть кричи.

Искуситель, змей, палач, как мне жить?

Так и тянет каждый мяч пропустить.

Я весь матч борюсь с собой, видно, жребий мой такой.

Так, спокойно, подают угловой.

Я бегу, бегу, бегу, бегу, бегу, бегу, бегу…

Топчу, скользя, по гаревой дорожке.

Мне есть нельзя, мне пить нельзя,

Мне спать нельзя ни крошки.

А, может, я как раз гулять хочу у Гурьева Тимошки,

Так нет, бегу, бегу, топчу по гаревой дорожке.

А гвинеец Сэм Брук обошёл меня на круг,

А ещё вчера все вокруг мне говорили: Сэм — друг,

Сэм — наш, говорили, гвинейский друг.

Друг-гвинеец так и прёт, всё больше отставанье.

Но я надеюсь, что придёт второе мне дыханье.

Потом я третье за ним ищу, потом четвёртое дыханье…

Ну, а на пятом я, конечно, сокращу с гвинейцем расстояние.

И вообще, тоже мне, хорош друг, гляди, обошёл меня на

круг.

А ещё вчера все вокруг мне говорили: Сэм — друг,

Сэм — наш, говорили, гвинейский друг.

Гвоздь программы марафон, а градусов все тридцать.

Но к жаре привыкший он, вот он и мастерится.

Я бы, между прочим, поглядел бы на него,

Когда бы минус тридцать.

Ну, а теперь, конечно, достань его… Осталось материться.

И вообще, тоже мне, хорош друг, гляди, что делает —

обошёл на третий круг.

Нужен мне такой друг, как его — даже забыл — Сэм Брук,

Сэм, наш гвинейский друг.

Разбег, толчок — и стыдно подниматься.

Во рту опилки, слёзы из-под век.

На рубеже заветном «два-двенадцать»

Мне планка преградила путь наверх.

Я признаюсь вам, как на духу:

Этот спор мой последний каприз,

Что мне в нём — только миг наверху

И стремительно падаешь вниз.

Но съем плоды запретные с древа я,

И за хвост подёргаю славу я.

Ведь у них толчковая — левая,

А у меня толчковая — правая.

Спешите же свидетели падения

Верней топить идущего ко дну.

Мне тренер мой сказал без сожаления:

— Да ты же, парень, прыгаешь в длину.

Мол, у тебя растяженье в паху,

А на трибунах устойчивый свист.

Не удержишься ты наверху,

Ты штельно катишься вниз.

Но задыхаясь, словно от гнева, я

Объяснил толково я: «Главное,

Что у них у всех толчковая — левая,

А моя толчковая — правая».

Два двадцать у плюгавого канадца,

Канадец этот прыгает спиной.

Нет, мне не взять сегодня два двенадцать.

Допрыгаюсь до ручки и домой.

Дома, в шубке на рыбьем меху,

Мне жена приготовит сюрприз —

Когда я был на самом верху,

Она с кем-то спустилася вниз.

Два-двадцать у плюгавого канадца,

Он мне в лицо смеётся на лету.

Я приступом пошёл на два-двенадцать,

И тренер мне сказал напрямоту,

Что меня он утопит в пруду,

Чтобы впредь неповадно другим,

Если враз, сей же час, не сойду

Я с неправильной правой ноги.

Но я лучше выпью зелье с отравою

И над собою что-нибудь сделаю,

Но свою неправую правую

Я не сменю на правую левую.

Трибуны дружно начали смеяться,

Но пыл мой от насмешек не ослаб.

Разбег, толчок, полёт — и два двенадцать

Теперь уже мой пройденный этап.

И пусть болят мои травмы в паху,

И пусть допрыгался до хромоты —

Но я всё-таки был наверху,

И меня не спихнуть с высоты.

И съем плоды запретные с древа я,

И за хвост подёргаю славу я —

Ведь у них у всех толчковая левая,

А моя толчковая — правая.

Что случилось, почему кричат?

Почему соперник завопил?

Да просто восемь сорок, говорят,

Только за черту я заступил.

Ох, приходится до дна её испить —

Чашу с ядом вместо кубка я беру —

Стоит только за черту переступить,—

Превращаюсь в человека-кенгуру.

Что случилось, почему кричат?

Почему мой тренер завопил?

Да просто ровно восемь шестьдесят,

Только за черту я заступил.

Что же делать мне, как быть, кого винить,

Если мне черта совсем не по нутру.

Видно, негру мне придётся уступить

Этот титул «человека-кенгуру».

Что случилось, почему кричат?

Комментатор тоже завопил.—

Восемь девяносто, говорят,

Правда, за черту я заступил.

Посоветуйте, друзья, ну, как мне быть,

Так и есть, что негр титул мой забрал.

Если б ту черту да к чёрту отменить —

Так я б Америку догнал и перегнал.

Что случилось, почему кричат?

Стадион в единстве завопил. —

Восемь пять, четвёртый раз подряд,

Правда, за черту не заступил…

Профессионалам зарплата навалом,

Плевать, что на лёд они зубы плюют.

Им платят деньжищи, огромные тыщи,

И даже за проигрыш и за ничью.

Игрок хитёр пусть — берёт на корпус,

Бьёт в зуб ногой и… ни в зуб ногой.

А сам в итоге калечит ноги

И вместо клюшки идёт с клюкой.

Профессионалам, отчаянным малым,

Игра — лотерея, кому повезёт.

Играют с партнёром, как бык с матадором,

Хоть, кажется, принято наоборот.

Как будто мёртвый, лежит партнёр твой,

И ладно, чёрт с ним, пускай лежит.

Не оплошай, Бык, Бог хочет шайбы,

Бог на трибуне, он не простит.

Профессионалам судья криминалом

Ни бокс не считает, ни злой мордобой.

И с ними лет двадцать кто мог потягаться —

Как школьнику драться с отборной шпаной?

Но вот недавно их козырь главный

Уже не козырь, а так — пустяк.

И их оружьем теперь не хуже

Их бьют, к тому же на скоростях.

Профессионалы в своём Монреале

Пускай разбивают друг другу носы,