Владимир Высоцкий - Песни и стихи. Том 1

В трибунах свист, в трибунах вой:

— Ату его, он трус!

Буткеев лезет в ближний бой,

А я к канатам жмусь.

Но он пролез, он сибиряк,

Настырные они.

И я сказал ему: «Чудак,

Устал ведь, отдохни».

Но он не услышал, он думал дыша:

И жить хорошо, и жизнь хороша.

А он всё бьёт, здоровый чёрт!

Я вижу: быть беде.

Ведь бокс не драка, это спорт

Отважных и т. д.

Вот он ударил раз, два, три,

И сам лишился сил.

Мне руку поднял рефери,

Которой я не бил.

Лежал он и думал, что жизнь хороша.

Кому — хороша, а кому — ни шиша.

Как спорт, поднятье тяжестей не ново

В истории народов и держав,

Вы вспомните, как некий грек другого

Поднял и бросил, чуть попридержав.

Как шею жертвы, круглый гриф сжимаю,

Овации услышу или свист?

Я от земли Антея отрываю,

Как первый древнегреческий штангист.

Не отмечен грацией мустанга,

Скован я, в движениях не скор, (Припев)

Штанга, перегруженная штанга —

Спутник мой, соперник и партнёр.

Такую неподъёмную громаду

Врагу не пожелаю своему.

Я подхожу к тяжёлому снаряду

С тяжёлым чувством нежности к нему.

Мы оба с ним как будто из металла,

Но только он действительно металл,

А я так долго шёл до пьедестала,

Что вмятины в помосте протоптал.

Припев

Повержен враг на землю, как красиво,

Но крик «Вес взят!» у многих на слуху.

Вес взят. Прекрасно, но несправедливо,

Что я внизу, а штанга наверху.

Такой триумф подобен пораженью,

А смысл победы до смешного прост

Всё дело в том, чтоб завершить движенье,

С размаху штангу бросить на помост.

Припев

Он вверх ползёт, чем выше, тем безвольней,

Мне напоследок мысли рвёт по швам,

И со своей высокой колокольни

Мне зритель крикнул: «Брось его к чертям!»

Вес взят, держать! Ещё одно мгновенье,

И брошен наземь мой холодный бог.

Я выполнял обычное движенье

С коротким злым названием «рывок».

Мяч затаился в стриженой траве,

Секунда-пауза на поле и в эфире.

Они играют по системе «дубль вэ»,

А нам плевать, у нас «четыре-два-четыре».

Ох, инсайд, для него что футбол, что балет,

И всегда он играет по правому краю.

Справедливости в мире и на поле нет,

Посему я всегда только слева играю.

Вот инсайд гол забил, получив точный пас.

Я хочу, чтоб он встретился мне на дороге,

Но не могу — меня тренер поставил в запас,

А ему сходят с рук перебитые ноги.

Ничего, я немножечко повременю,

И пускай не дают от команды квартиру,

Догоню, я сегодня его догоню.

Пусть меня не заявят на первенство мира.

Ничего, после матча его подожду,

И тогда побеседуем с ним без судьи мы.

Пропаду, чует сердце моё, попаду

Со скамьи запасных на скамью подсудимых.

Мяч притаился в стриженой траве

Секунда-пауза на поле и в эфире.

Они играют по системе «дубльвэ»,

А нам плевать, у нас «четыре-два-четыре»

Десять тысяч и всего один забег остался,

В это время наш Бескудников Олег зазнался.

Я, грит, болен, бюллетень мол, нет сил. И сгинул.

Вот наш тренер мне тогда и предложил: — беги, мол.

Я ж на длинной на дистанции помру, не охну.

Пробегу, быть может, только первый круг и сдохну.

Но сурово этак тренер мне, мол, надо, Федя.

Главно дело, чтобы воля, грит, была к победе.

Воля волей, если сил невпроворот, а я увлёкся,

Я на десять тыщ рванул, как на пятьсот, и спёкся.

Подвела меня, ведь я предупреждал, дыхалка.

Пробежал всего два круга и упал, а жалко.

И наш тренер, экс- и вице-чемпион ОРУДа,

Не пускать меня велел на стадион, иуда.

Ведь вчера мы только брали с ним с тоски по банке,

А сегодня он кричит: «Меняй коньки на санки?»

Жалко тренера, он тренер неплохой, ну и Бог с ним,

Я ведь нынче занимаюсь и борьбой, и боксом.

Не имею больше я на счёт на свой сомнений,

Все вдруг стали очень вежливы со мной… и тренер.

Я раззудил плечо — трибуны замерли,

Молчанье в ожидании храня.

Эх, что мне мой соперник —

Джонс ли, Крамер ли?

Рекорд уже в кармане у меня.

Замётано, заказано, заколото,

Мне кажется, я следом полечу.

Но мне нельзя, ведь я — метатель молота.

Приказано метать — и я мечу.

Эх, жаль, что я мечу его в Италии,

Я б дома кинул молот без труда.

Ужасно далеко, куда подалее,

И лучше, если б враз и навсегда.

Я против восхищения повального,

И я надеюсь, года не пройдёт,

Я все же зашвырну в такую даль его,

Что и судья с ищейкой не найдёт.

И вот сейчас кругом корреспонденты бесятся.

— Мне помогли, — им отвечаю я,—

Подняться по крутой спортивной лестнице

Мой коллектив, мой тренер и моя семья.

Комментатор из своей кабины

Кроет нас для красного словца.

Но недаром клуб «Фиорентина»

Предлагал мильон за Бышевца.

Что ж, Пеле как Пеле,—

Объясняю Зине я.

Ест Пеле крем-брюле

Вместе с Жаэрзинья.

Муром занялась прокуратура.

Что ему? Реклама — он и рад.

Здесь бы Мур не выбрался из МУРа,

Если б был у нас чемпионат.

Я сижу на нуле,

Дрянь купил жене и рад,

А у Пеле «Шевроле»

В Рио-де-Жанейро.

Может, не считает и до ста он,

Но могу сказать без лишних слов:

Был бы глаз второй бы у Тастао,

Он вдвое больше б забивал голов.

Ну что ж, Пеле как Пеле,—

Объясняю Зине я.

Ест Пеле крем-брюле

Вместе с Жаэрзинья.

Я сижу на нуле.

Дрянь купил жене и рад.

А у Пеле «Шевроле»

В Рио-де-Жанейро.

Да, сегодня я в ударе, не иначе,

Надрываются в восторге москвичи,

А я спокойно прерываю передачи

И вытаскиваю мёртвые мячи.

Вот судья противнику пенальти назначает,

Репортёры тучею кишат у тех ворот,

Лишь один упрямо за моей спиной скучает,

Он сегодня славно отдохнёт.

Извиняюсь, вот мне бьют головой,

Я касаюсь, подают угловой.

Бьёт десятый. Дело в том, что своим сухим листом

Размочить он может счёт нулевой.

Мяч в моих руках, с ума трибуны сходят,

Хоть десятый его ловко завернул.

У меня давно такие не проходят,

Только сзади кто-то тихо вдруг вздохнул.

Обернулся, слышу голос из-за фотокамер:

Извини, но ты мне, парень, снимок запорол.

Что тебе — ну лишний раз потрогать мяч руками.

Ну а я бы снял красивый гол.

Я хотел его послать — не пришлось:

Еле-еле мяч достать удалось.

Но едва успел привстать, слышу снова: «Ну вот, опять,

Всё б ловить тебе, хватать, не дал снять».