Владимир Высоцкий - Песни и стихи. Том 1

И от палуб до дна обнажились борта,

А бока мои грязны, таи не таи,

Так любуйтесь на язвы и раны мои:

Вот дыра у ребра — это след от ядра,

Вот рубцы от тарана и даже

Видно шрамы от крючьев — какой-то пират

Мне хребет перебил в абордаже.

Киль, как старый неровный гитаровый гриф —

Это брюхо вспорол мне коралловый риф.

Задыхаюсь, гнию, так бывает —

И просоленное загнивает.

Ветры кровь мою пьют и сквозь щели снуют

Прямо с бака на ют. Меня ветры добьют.

Я под ними стою от утра до утра,

Гвозди в душу мою забивают ветра.

И гулякой шальным всё швыряют вверх дном

Эти ветры, незваные гости.

Захлебнуться бы им в моих трюмах вином

Или с мели сорвать меня в злости.

Я уверовал в это, как загнанный зверь,

Но не злобные ветры нужны мне теперь —

Мои мачты, как дырявые руки.

Паруса — словно груди старухи.

Будет чудо восьмое, и добрый прибой

Моё тело омоет живою водой.

Море, божья роса, с меня снимет табу.

Вздует мне паруса, словно жилы на лбу.

Догоню я своих, догоню и прощу —

Позабывшую помню армаду —

И команду свою я обратно пущу,

Я ведь зла не держу на команду.

Только, кажется, нет больше места в строю.

Плохо шутишь, корвет, потеснись, раскрою.

Как же так, я ваш брат, я ушёл от беды…

Полевее, фрегат, всем нам хватит воды.

До чего ж вы дошли?

Значит, чго ж мне, уйти?

Если был на мели.

Больше нету пути?

Разомкните ряды, все же мы корабли.

Всем нам хватит воды, всем нам хватит земли.

Этой обетованной, желанной,

И колумбовой, и магелланной.

Жили-были на море, это значит, плавали.

Курс держали правильный, слушались руля.

Заходили в гавани, слева ли, справа ли.

Два красивых лайнера, судна, корабля.

Белоснежнотелая, словно лебедь, белая,

В сказочно-классическом плане,

И другой, он в тропики плавал в чёрном смокинге,

Лорд, трансатлантический лайнер.

Ах, если б ему в голову пришло,

Что в каждый порт уже давно влюблённо

Спешит к нему под чёрное крыло

Стремительная белая мадонна.

Слёзы льёт горючие — ценное горючее —

И всегда надеется втайне,

Что, быть может, в Африку не уйдёт по графику

Этот недогадливый лайнер.

Ах, если б ему в голову взбрело,

Что в каждый порт уже давно влюблённо

Прийти к нему под чёрное крыло

Опаздывает белая мадонна.

Кораблям и поздняя не к лицу коррозия,

Не к лицу морщины вдоль белоснежных крыл,

И подтёки синие возле ватерлинии,

И когда на смокинге левый борт подгнил.

Горевал без памяти, стоя в тихой заводи,

Гол и раздосадован крайне —

Ржавый и взъерошенный и командой брошенный

В гордом одиночестве лайнер.

А ей невероятно повезло —

Под танго музыкального салона

Пришла к нему под чёрное крыло

И встала рядом белая мадонна.

Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты,

И хрипят табуны, стервенея внизу.

На глазах от натуги худеют канаты.

Из себя на причал выжимая слезу.

И команды короткие, злые

Быстрый ветер уносит во тьму:

«Кранцы за борт!», «Отдать носовые

И буксир!», «Подработать корму!»

Капитан, чуть улыбаясь —

Всё, мол, верно, молодцы —

От земли освобождаясь,

Приказал рубить концы.

Только снова назад обращаются взоры,

Цепко держит земля, всё и так и не так.

Почему слишком долго не сходятся створы,

Почему слишком часто моргает маяк?

Всё в порядке, конец всем вопросам,

Кроме вахтенных, всем отдыхать!

Но пустуют каюты — матросам

К той свободе ещё привыкать.

Капитан, чуть улыбаясь,

Бросил тихо: «Молодцы!»

От земли освобождаясь,

Нелегко рубить концы.

Переход двадцать дней, рассыхаются шлюпки,

Нынче утром последний отстал альбатрос.

Хоть бы шторм, или лучше, чтоб в радиорубке

Обалдевший радист принял чей-нибудь «СОС».

Так и есть, трое месяц в корыте,

Яхту вдребезги кит разобрал.

Да за что вы нас благодарите?

Вам спасибо за этот аврал.

Капитан, чуть улыбаясь,

Бросил тихо: «Молодцы!»

Тем, кто с жизнью расставаясь,

Не хотел рубить концы.

И опять будут Фиджи и порт Кюрасао,

И ещё чёрта в ступе и Бог знает что,

И красивейший в мире фиорд Мильфорсаун —

Всё, куда я ногой не ступал, но зато

Пришвартуетесь вы на Таити

И прокрутите запись мою.

Через самый большой усилитель

Я про вас на Таити спою.

Скажет мастер, улыбаясь

Мне и песне: «Молодцы!»

Так, на суше оставаясь,

Я везде креплю концы.

И опять продвигается, словно на ринге,

По воде осторожная тень корабля.

В напряженье матросы, ослабленный шпрингер,

Руль полборта налево — ив прошлом земля.

Был шторм, канаты рвали кожу с рук,

И якорная цепь визжала чёртом.

Пел ветер песню дьявола, и вдруг

Раздался голос: — Человек за бортом!

И сразу: — Полный назад! Стоп машина!

На воду шлюпки, помочь!

Вытащить сукина сына,

Или там, сукину дочь.

Я пожалел, что обречён шагать

По суше, значит, мне не ждать подмоги,

Никто меня не бросится спасать

И не объявит шлюпочной тревоги.

А скажет: — Полный вперёд! Ветер в спину,

Будем в порту по часам.

Так ему, сукину сыну,

Пусть выбирается сам.

И мой корабль от меня уйдёт,

На нём, должно быть, люди выше сортом.

Вперёдсмотрящий смотрит лишь вперёд,

Ему плевать, что человек за бортом.

Я вижу, мимо суда проплывают,

Ждёт их приветливый порт.

Мало ли кто выпадает

С главной дороги за борт.

Пусть в море меня вынесет, а там

Шторм девять баллов новыми деньгами.

За мною спустит шлюпку капитан,

И обрету я почву под ногами.

Они зацепят меня за одежду,

Значит, падать одетому — плюс.

В шлюпочный борт, как в надежду,

Мёртвою хваткой вцеплюсь.

Здесь с бака можно плюнуть на корму,

Узлов немного, месяц на Гавану.

Но я хочу на палубу к нему,

К вернувшему мне землю капитану.

Правда, с качкой у них перебор там,

И в штормы от вахт не вздохнуть.

Но человеку за бортом

Здесь не дадут утонуть.

Я на борту, курс прежний, прежний путь,

Мне тянут руки, души, папиросы.

И я уверен, если что-нибудь,

Мне бросят круг спасательный матросы.

Давайте ж полный вперёд, что нам льдина,

Я теперь ваш, моряки,

Режь меня, сукина сына,

И разрывай на куски.

Я теперь в дураках, не уйти мне с земли,

Мне расставила суша капканы.

Не заметивши сходни, на берег сошли,

И навечно, мои капитаны.

И теперь в моих песнях сплошные нули,

В них всё больше прорехи и раны.

Из своих кителей капитанских ушли,