Николай Козлов - Хранить вечно

— Не беспокойся, Шмидхен не проболтается. Об этом уж мы позаботимся. Он будет знать, что с Локкартом ты должен познакомиться только в роли командира полка, имеющего отношение к охране Кремля и в целом Москвы. Ты ведь знаешь, что Ян Берзин командует полком в Кремле. Другой Берзин, Оскар Михайлович, был до Стрижака и Малькова комендантом Кремля и стал комендантом Москвы. Старайся только не называть своего имени, а уж про то, кто такие Берзины, они наверняка слышали.

— Есть в Красной Армии и еще другие Берзины. Рейнольд, например. Он сейчас на Восточном фронте.

— Вот именно! Берзиных в Латвии столько же, сколько в России Ивановых. Это обстоятельство мы тоже учтем. Для верности предупредим Малькова, что тебе будет выдан специальный документ на право проверки постов, несущих охрану в Кремле. Там тебя, несомненно, увидят осведомители Локкарта и Рейли. Ко мне в гостиницу будешь приходить только по вызову: учти, за тобой будет слежка. На Лубянку — ни ногой! Все, что узнаешь, будешь передавать через Петерсона. Ни пуха тебе, ни пера!

Берзин уходил от Петерса восхищенный. Петерс может быть спокоен. Эдуард Берзин не подведет ЧК. Лишь бы не выдал его этот Шмидхен, если он действительно уже завербован…

Эдуард не знал, что еще до его встречи с Петерсом в ВЧК, там столь же обстоятельно побеседовали и со Шмидхеном.

Роберт Локкарт часто записывал в дневник события сразу за несколько дней. Поэтому он ошибся в дате, указав, что первая встреча с Берзиным и Шмидхеном состоялась 15 августа, хотя она произошла на день раньше.

По странной забывчивости Локкарт записал также, будто Шмидхена, как и Берзина, он увидел в тот день впервые, хотя Шмидхен уже к нему захаживал, и не один, а вместе с приятелем — Яном Спрогисом.

Эдуард Берзин выполнял порученное дело, как будничную работу, не удивляясь и не сетуя, что судьба бросила его в самый центр водоворота необыкновенных событий. После встречи с заместителем председателя ВЧК Берзин не мог вести никаких записей, если бы даже и захотел этим заняться. Он полагался только на свою память.

А память у Берзина была отличная. Она надежно хранила даты, цифры, имена, приметы, характеристики. Впитывала цвета, краски, оттенки, звуки, тона, полутона, запахи, очертания.

Берзину помогали острый глаз художника, чуткое ухо музыканта, пристальная наблюдательность солдата.

Эдуард Берзин навсегда запомнил подробности первой встречи с Локкартом 14 августа в двенадцать тридцать. Когда Берзин и Шмидхен пришли в Хлебников переулок, Шмидхен уверенно привел спутника к старинному пятиэтажному дому 19 с колоннами и барельефом.

Их встретил долговязый, худой, бесцветный субъект с узким длинным лицом и пепельно-серыми волосами. Лишь потом Берзин выяснил, что это был первый помощник Локкарта — капитан Гикс. Берзин заметил, что его правая рука — в кармане клетчатых брюк, а карман оттопырен. Из прихожей Берзина со Шмидхеном проводили в просторную гостиную с мягкими креслами, диваном из карельской березы, роялем и пушистым цветным ковром, на котором посреди комнаты стоял большой квадратный стол с точеными ножками. Попросили подождать.

Берзин внимательно осматривал обстановку, статуэтки и другие антикварные безделушки.

Наконец дверь кабинета Локкарта отворилась и оттуда выпорхнула прехорошенькая горничная с подносом, накрытым белоснежной салфеткой.

Через приоткрытую дверь Берзин успел окинуть взглядом угол письменного стола, шкаф и кушетку.

Из кабинета вышел Локкарт.

— Чем могу служить? — спросил он, коротко кивнув Шмидхену и устремив взгляд на Берзина.

На вид Локкарту было не больше тридцати. Он напомнил Берзину лорда Байрона, каким его рисуют портретисты. Но что-то в его взгляде и выражении лица разрушало это впечатление.

Дальше все происходило не совсем так, как записал в дневнике Локкарт.

Берзин действительно отрекомендовался командиром полка, а Шмидхена, который, как видно, здесь уже бывал, Локкарт назвал подпоручиком.

Берзин начал разговор издалека. Он посетовал, что царское правительство не выполнило обещания дать Латвии самостоятельность, если латыши будут доблестно сражаться с немцами.

Латыши честно служили бы Временному правительству, если бы оно не приказало долго жить. Сейчас они честно служат Советскому правительству, но опыт двух невыполненных обещаний суверенной Латвии не может их не тревожить.

Следует ли теперь латышам рассчитывать, что союзники помогут Красной Армии разделаться с немцами и освободить Латвию?

— Мы считаем себя в ответе за судьбу Советской власти, которую мы, верные воинскому долгу, верой и правдой охраняем и защищаем от всех врагов. Но если защита окажется невозможной, мы не хотели бы идти ко дну с теми, кого так храбро защищали, и нас вовсе не устраивает перспектива похоронить вековую мечту о свободной, независимой Латвии, пусть даже под протекторатом могучей державы, — развивал свою мысль Берзин.

Несмотря на обтекаемую дипломатическую форму общения с Локкартом, Берзин не мог не заметить настороженности собеседника. Он, разумеется, не предлагал при первой встрече самим посетителям послать кого-нибудь для переговоров к командующему английскими экспедиционными силами Архангельского фронта — Пулю, как он записал в дневнике.

Все это случилось лишь при второй встрече, после более откровенного обмена мнениями.

А в первый раз Локкарт только заметил, что ничего не может сейчас сказать о точке зрения британской миссии, правительства его величества и вообще союзников.

— Приходите завтра. Только, пожалуйста, вечером, чтобы я мог соответственно подготовиться к продолжению разговора.

…На другой день, 15 августа, поздно вечером Берзин и Шмидхен снова появились в Хлебниковом.

На этот раз Локкарт принял их в кабинете. На пушистом персидском ковре стоял письменный стол красного дерева. Справа — кушетка с наброшенным клетчатым пледом, книжный шкаф, кресла и стулья. На стенах — картины в позолоченных рамах и большая карта России, расцвеченная флажками. В кабинете, кроме Локкарта, сидели французский генерал в парадном мундире и еще трое в штатском.

Берзин и Шмидхен учтиво поздоровались с Локкартом и представились его гостям.

Французский генерал встал, выпятил грудь в крестах и отчеканил:

— Лавернь. Военный атташе Франции.

— Рад видеть в вашем лице представителя доблестной армии союзников, — сказал Берзин и пожал пухлую руку генерала.

Француз во фраке привстал с кресла и ответил Берзину рукопожатием, представившись:

— Генеральный консул Франции в России Гренар.

— Примите, месье Гренар, — сказал Берзин, — выражение наилучших чувств и дружественного расположения русских офицеров к прекрасной Франции.