Николай Козлов - Хранить вечно

Худощавый человек в смокинге с тонко очерченным смуглым лицом и большим носом, нависшим, как банан, над черными усами, легко перекинул из правой руки в левую ореховую трость с навинченным серебряным набалдашником, живо вскочил со стула, вцепился в руку Берлина холодными сухими пальцами и долго ее не отпускал.

— Весьма польщен честью познакомиться с латышским богатырем, — заговорил он. — Будем знакомы: помощник торгового атташе Соединенных Штатов Каломатиано. Мое правительство будет радо завязать торговые отношения с будущей свободной Латвией. Весьма польщен…

Четвертый гость в темно-зеленом сюртуке не спешил отрекомендоваться. Он пощипывал черные усики, сверкая огромным смарагдом в золотом перстне. Потом он неторопливо встал и, прищелкнув каблуками, раздельно произнес:

— Имею честь, месье. Полковник французской армии Анри Вертамон.

Берзин отметил, что Каломатиано и Вертамон говорили по-русски без малейшего акцента. Было странно, что помощник торгового атташе оказался среди военных. Деловой разговор начал генерал Гренар.

— Судя по вчерашнему разговору с сэром Локкартом, господин Берзин, вас интересует судьба Латвии после войны и свержения большевизма. Я директив от своего правительства не имею, но уверен, что Латвия получит самоопределение в полном смысле слова, если сами латыши будут этому содействовать.

Берзин улыбнулся:

— Латыши всегда готовы содействовать всему, что касается свободы и независимости Латвии. Но нам хотелось бы знать, месье генерал, как мыслят это содействие союзники.

Генерал уклончиво ответил.

— Хорошо, господа. — Берзин погладил бородку. — Мы, латышские офицеры, рассчитываем, что союзники окажут нам помощь, которую мы не получили от большевиков. Я говорю об освобождении Латвии и предоставлении ей независимости.

— А не думаете ли вы, — вмешался в разговор Вертамон, — что от будущего устройства России, от того, какое здесь будет правительство, — он улыбнулся и сделал ударение на слове «какое», — зависит решение вашей проблемы. Так какими же силами располагают латышские офицеры?

— Лучшее разрешение русской проблемы — военная диктатура! — прорычал генерал Лавернь.

— На первый вопрос месье Вертамона за меня ответил генерал, — со скрытой насмешкой сказал Берзин. — Что касается второго вопроса, могу сказать только одно: за нами пойдут все латышские полки и дивизионы.

— Численность, будьте любезны, численность! — настаивал Вертамон. — Сколько штыков, сабель, орудий?

Берзин обнажил в улыбке ослепительно белые зубы.

— Сведения о боевом и численном составе находятся в Главном штабе Красной Армии и в штабе Латышской дивизии. Как бывшему царскому офицеру, мне этих сведений не доверяют. А вверенный мне полк переформировывается и пополняется после потерь, которые понесены в боях с немцами перед тем как его перебросили в Москву для охраны Кремля.

Ответ, по-видимому, удовлетворил присутствующих.

Генерал Гренар заметно повеселел.

— У французов есть поговорка: был бы мед — мухи найдутся. Все обещают установить в России военную диктатуру. Мух вокруг этой диктатуры развелось множество, и все просят денег и оружия. Кое-кто раздувает из мух слонов, как это делал Керенский, из которого ничего не вышло. Я ищу настоящего слона.

— Тогда вам надо подождать до глубокой осени, месье генерал, — засмеялся Локкарт. — Осенью мухи дохнут, а слоны остаются. Конечно, ждать до осени мы не будем, — добавил он.

Локкарт встал и медленно провел пальцем вдоль линии синих флажков. Они образовали дугу от Кольского полуострова на юг к Онежскому озеру. Дуга перерезала железную дорогу Архангельск — Вологда, выпячивалась по направлению к центру союзных посольств в Вологде [15] Весной 1918 года не признавшие Советской республики иностранные посольства в России переехали из Петрограда в Вологду. и затем, круто повернув на северо-восток, поднималась до Чешской губы.

В центре дуги находился Архангельск, от которого в радиальных направлениях устремлялись синие стрелы — на Онегу, Вологду, вдоль Северной Двины и в сторону Камы. Этим мощным стрелам противостояли разрозненные красные флажки.

— Мне хочется, — продолжал Локкарт, обращаясь к Берзину, — обратить ваше внимание на весьма важное обстоятельство. Военная диктатура возможна в России только после переворота в Москве. А переворот без поддержки союзных сил может окончиться не так, как мы этого желаем. Надо учесть опыт Дальнего Востока и Сибири, где вслед за японскими войсками высадились английские и французские силы. Вместе с чехословацким корпусом они поддержали выступившие против Советов войска адмирала Колчака. Мы же в Архангельске поддерживаем пока только правительство Чайковского, за которое не дашь и пенса. Я уверен, что сотни тысяч фунтов стерлингов, долларов и франков, вложенные англичанами, американцами и французами на европейском Севере России, полетят на ветер, если не принять решительных мер. Необходимо отправить два латышских полка в Вологду. Вы понимаете, что будет означать захват Вологды союзниками?

— Образование мощного клина, — прокомментировал генерал Лавернь, — который разрежет Россию до самой Москвы на две части…

— Совершенно правильно, месье генерал. Благодарю вас. — Длинный палец Локкарта пополз от линии синих флажков Архангельского фронта к Каме, Среднему Уралу и Поволжью. — При этом условии вполне вероятно, что к нам присоединятся с востока чехословаки. С юга мы получим поддержку Добровольческой и Донской армий. Действия в Москве и Вологде должны начаться одновременно. В Москве латышские полки арестуют ВЦИК. Во что бы то ни стало должен быть изолирован Ленин. Это самый большой вдохновитель революционного фанатизма из всех, кого знала история. — Локкарт взглянул на Берзина. — Теперь ответьте, господин Берзин, согласны ли вы склонить латышских командиров на выступление против большевиков?

— Иначе я не пришел бы сюда, сэр Локкарт.

— Каковы ваши условия, господин Берзин?

— Только одно: гарантия будущей независимости Латвии.

— Но вам, вероятно, потребуются деньги на организацию дела. Нам хотелось бы услышать здесь приблизительную сумму.

— Латышские офицеры не продаются. Мы действуем бескорыстно и только в интересах своей родины.

— Похвально! Однако вы меня не так поняли. Это не подкуп. Мы хотим иметь дружественную страну у Балтийского моря и вместе воевать против немцев. Но возникнет необходимость расходов на военные и хозяйственные нужды латышских полков. Кое-кого из высших красных чиновников, возможно, придется склонить на сторону латышей при помощи денег, чтобы они не чинили препятствий, а, наоборот, содействовали. Мы ставим вне всякого сомнения неподкупность латышей, но русские военспецы… Так сколько же, господин Берзин?