Николай Козлов - Хранить вечно

6 июля Эдуард Берзин пришел в штаб дивизиона, как обычно, рано утром. Там его уже ждал председатель фракции большевиков — артиллерийский наблюдатель Ян Янсон.

Он сначала дал Берзину копию приказа начальника дивизии Вациетиса командиру первой латышской бригады Дудыню.

На листке папиросной бумаги прыгали машинописные строки (видно, машинка была изрядно потрепана, а писарь спешил и нервничал).

Вверенной Вам бригаде быть в полной боевой готовности впредь до особого распоряжения. Красноармейцам из частей никуда не отлучаться. Исполнять приказы только те, которые подписаны, кроме начальников, одним из комиссаров — Петерсоном или Дозитом.

— А теперь полюбуйтесь, Эдуард Петрович, — Янсон протянул Берзину листовки, пахнущие свежей типографской краской. — Кто-то разбросал сегодня ночью в казармах. Знать бы кто!

Худощавое смуглое лицо Янсона казалось взволнованным. Он нервно пощипывал коротко подстриженные усики.

Одни листовки утверждали, что большевики продали Латвию немецким баронам. Другие призывали латышских стрелков в решающий час присоединиться к тем, кто с оружием в руках восстанет «против узурпаторов власти, за подлинно народную революцию».

— Это работенка левых эсеров, — сказал Янсон. — В последние дни в казармах распоясались их агитаторы. Фракция большевиков требует, чтобы вы срочно приняли меры.

— Хорошо! — Берзин взглянул на подтянутого, стройного Янсона. — Распоряжусь. Надеюсь, большевики разъяснят стрелкам правду.

Хотя Янсон, когда считал необходимым, вмешивался в действия командира дивизиона, Берзин не чувствовал никакого ущемления своих прав.

Янсон и другие большевики с подпольным партийным стажем помогали беспартийному командиру поддерживать твердый порядок. Они доверяли бывшему офицеру, видели в Берзине своего человека, которому недоставало лишь политической закалки. Но какая-то натянутость все-таки существовала, и Берзин подмечал косые взгляды некоторых стрелков-коммунистов, особенно на строевой подготовке.

Утром вместе с Янсоном Берзин отправился на занятия в первую батарею, которой командовал Сакенфельд. Учебный день начался, как всегда. Когда после строевых занятий выкатили орудия на плац, из окон соседних домов понеслась по обыкновению отборная ругань:

— Нашлись герои, мать вашу… Предали родину… На московских улицах не отыграетесь!

— Лодыри, босяки латышские, чтоб вам!..

— Христопродавцы, душегубы, растуды нашу Лифляндию!..

— Рвань костлявая… Расею-то, Расею-матушку погубили, нехристи окаянные!

Последние слова, взвизгнув, выкрикнула старуха в черном платке монашки. Свесившись из окна второго этажа и чуть не выпав оттуда, она проворно выплеснула на голову рослого стрелка мутные помои с картофельной шелухой. Стрелок, побагровев от стыда, обиды и гнева, рванул с плеча винтовку.

— Прощайся с жизнью, старая карга!

Голос срывался, будто солдат задыхался от острой боли. Приложившись, он направил ствол на старуху. Лезвие штыка застыло в воздухе.

Берзин мигом перехватил ствол, и винтовка оказалась в его руках. Брови командира сдвинулись. В глазах загорелся гнев.

— Отставить!

Берзин сурово мерил взглядом стрелка, а тот смотрел на него исподлобья. На впалых щеках командира прыгали тугие желваки. Не узнать было в этот момент всегда уравновешенного человека.

В окнах притихли, наблюдая, что произойдет дальше.

— Кругом! — скомандовал Берзин. — В казарму — шагом марш!

Стрелок, судорожно повернувшись, зашагал назад. Острый кадык тощей шеи заходил ходуном. И прежде чем он успел отойти, Берзин услышал клокочущее:

— Золотопогонник!

Берзин повернулся к замершим у орудий стрелкам и ровным, чуть глуховатым голосом, отчеканивая каждое слово, сказал:

— Красная Армия с безоружными не воюет!

Потом он, улыбнувшись, погрозил пальцем старухе в черном:

— А ты, бабуся, веди себя посмирнее. Мои орлы ненароком могут из винтовки по тебе пальнуть… Могут и из пулемета, а то и из пушки. Так-то!

Во всех окнах воцарилось молчание.

— Закрыть окна! — зычно крикнул Берзин, выждав несколько секунд.

Приказ выполнили с неожиданной быстротой.

Батарея вновь двинулась по направлению плаца. Рядом с артиллеристами размеренным шагом шел командир дивизиона, подтянутый, широкоплечий, рослый — на голову выше многих стрелков. Он снова был внешне спокоен, на ходу поглаживал каштановую бородку, и красная звездочка на фуражке весело светилась под солнцем.

…В то утро Карл Петерсон находился на заседании V съезда Советов. Здание Большого театра, где собирался съезд, двойной цепью окружили латышские стрелки. Съезд проходил бурно.

Петерсон взволнованно слушал, как лидер партии левых эсеров Мария Спиридонова, маленькая истеричная женщина, яростно нападала на Ленина, грозила с трибуны крохотным сухим кулачком, истошно требуя отказаться от Брестского мира. На ее щеках горели багровые пятна. Обычно прилизанные волосы растрепались, а пучок алой гвоздики на темно-синем платье давно увял.

Спиридонову дружно криками с мест и выступлениями с трибуны поддерживали другие левые эсеры. Ленин спокойно, очень спокойно слушал и только покачивал головой. Потом он взял слово и по пунктам ответил не в меру крикливым оппонентам, камня на камне не оставив от их доводов и возражений.

Уже вечерело, когда в штаб дивизиона пришел встревоженный Петерсон и, запершись с Берзиным и Янсоном в тесной комнатушке, рассказал:

— Левые эсеры, сотрудник ВЧК Блюмкин и назвавший себя председателем революционного трибунала бывший фотограф ЧК Андреев сегодня около трех дня выстрелами из револьвера и бомбой убили германского посла Мирбаха. Они вызвали графа на переговоры, предъявив мандат с поддельной подписью Дзержинского и гербовой печатью ВЧК. Мандат выдал заместитель председателя ВЧК — левый эсер Александрович.

Комиссар дивизии подкрутил торчащие пиками усы и продолжал:

— Провокаторы скрылись в особняке Морозова в Трехсвятительском, в штабе чекистского отряда особого назначения, которым командует левый эсер Попов. Феликс Эдмундович из германского посольства сразу поехал туда с тремя чекистами. А оттуда не вернулся. Начался мятеж левых эсеров против Советской власти, заранее запланированный и подготовленный их Центральным Комитетом.

Прошьян, Камков, Карелин и другие члены левоэсеровского ЦК, руководящие мятежом, окопались в отряде Попова. Почти одновременно начался мятеж правых эсеров и террористов Савинкова в Ярославле.

Петерсон нахмурился. Лицо его стало суровым и непроницаемым.

— В Москве введено осадное положение. Во всех районах формируются вооруженные коммунистические рабочие отряды. Съезд Советов прервал работу… Разоружены и задержаны все делегаты от партии левых эсеров во главе с Марией Спиридоновой. Они объявлены заложниками.