Виктор Петелин - Заволжье: Документальное повествование

Ну вот и все, а остальное сплошные поцелуи мне, тете Маше, тете Вере, поклон Петру Афанасьевичу...

Александру Леонтьевну поражали его письма, наивные, смешные, забавные, но кое-что уже обращало ее внимание: настолько порой его наблюдения были точны, метки, серьезны.

Письма Алеши вносили веселое разнообразие в их тоскливую тяжбу, которой, казалось, и конца не будет. Пока только выслали дело из банка; потом Хмельницкая поедет в Бердичев к Попову уговаривать его снять запрет, пока отыщется кредитор Рольцевич, пока приедут Петр Афанасьевич, Петр Петрович из Скрегеловки, поехавшие туда осматривать посевы и мельницу. Раздел — пустяки, все перипетии возьмут не больше четырех дней, но сколько дней пройдет, пока все предварительное сложится и все препятствия будут устранены.

Из Скрегеловки Петр Афанасьевич приехал в ярости. И сразу созвал «военный» совет.

— Итоги нашей поездки далеко не утешительные, Петр Петрович вас крепко подвел, нанес всему вашему хозяйству большой убыток. Прежде всего он не сдал в аренду мельницу...

— Так он же говорил, что не было желающих, — сказала Александра Леонтьевна.

— Это неправда. К нам приходил некто Довыдченко, сборщик, человек состоятельный, и говорил, что он предлагал Петру Петровичу пятьсот рублей в год аренды за мельницу, причем без рыбных ловель и сада, с тем что необходимые поправки на мельнице сделает он сам, Довыдченко. А Петр Петрович уверял, что никто не приходил....

— А зачем он занимался поправкой мельницы, если знал, что мы ее все равно должны продать... Зачем он заплатил шестьсот рублей за поправку мельницы? Не будем принимать его счета, — горячилась Мария Леонтьевна. — А Хмельницкие, которые хотят купить мельницу, не принимают этого в расчет... Что же получается? Выбросили деньги на ветер?

Решили, что снова всем надо ехать в Скрегеловку и на месте обсуждать все возникающие проблемы.

Александра Леонтьевна болезненно переживала волокиту по наследству. Кругом столько бесчестья, стяжательства, жадности, рвачества. С приездом в Скрегеловку ее нравственные переживания еще больше обострились. Она не переставала восхищаться чудесной местностью: огромный сад, весь заросший, неухоженный, но такой прелестный в своей дикости, пруд и того больше, отдельные островки кувшинок придавали ему живописный вид, но сразу бросалось в глаза, что нигде нет хозяйского глаза. Все постройки полуразрушены, мельница работает тремя поставами, а можно было бы работать, по крайней мере, шестью. Маша и Петр Афанасьевич требовали у мельника отчет, но и без этого ясно было, что мельница все равно дала им только убыток. А в счетах Петра Петровича невозможно было разобраться...

Александра Леонтьевна старалась все время сдерживаться. Но как быть спокойной, когда началась ожесточенная война с собственным приказчиком, поставленным Петром Петровичем. Он не подчинялся ни одному распоряжению, грубил, грозил, что телеграфирует управляющему. Создалось очень неприятное положение. Полный и открытый бунт со стороны приказчика и подчиненных ему рабочих. Пришлось пожаловаться уряднику на собственных служащих... Если бы не Петр Афанасьевич, то плохо могла окончиться вся эта поездка в Скрегеловку. Он своей сдержанностью, энергией, знанием законов во многом помог сестрам Тургеневым. И Александра Леонтьевна не раз его благодарила за поддержку.

Как она опасалась этого скрегеловского сидения! Нудно, тоскливо, кругом мошенничество, воровство, наушничество. Здесь долго не высидишь... Боже мой, когда-то это кончится? Целые дни разговоры все об одном и том же... Кто как украл, смошенничал... Петр Петрович плохо управлял мельницей, а его открыто грабили его ставленники.

Смотрела Александра Леонтьевна на эти маленькие и жалкие проделки людей и как ни старалась отгородиться ото всего грязного и ужасного в жизни, ничего не удавалось поделать с собой, и она мучительно переживала все дни затянувшегося скрегеловского сидения... Только тихая украинская ночь, спокойный пруд, лес, белые хатки, огоньки, мигающие в них, от села доносившиеся песни девчат и парубков, медленно выплывающая из-за пирамидального тополя луна, свежий ветерок, мелодично качающий ветви каштанов, грабов, ясеней и сосен, производили на нее такое сильное впечатление, что она хоть на время забывала мелкие счеты будничного дня. Она садилась у окна своей комнаты и целыми часами сидела на одном месте и любовалась украинской ночью, вслушиваясь в свежие голоса молодых песельников. На какой-то миг все дневное всколыхнется в ее душе, и она снова задумается над тем, почему им приходится сидеть и считать гроши целый день, каждую минуту. И все нужно вынести. Сколько дней продлится это сидение? Кто знает...

Александра Леонтьевна просто не находила себе места в Скрегеловке. Когда-то она отсюда вырвется в родное гнездо... Да, тяжко достанутся ей дедовы денежки... Одно утешение, что терпит она ради Лешурочки и Лельки, ради общего блага.

Хмельницкая уехала к Попову, у которого были долговые обязательства деда и который наложил запрет на раздел наследства. Хмельницкая как доверенное лицо Варвары Леонтьевны должна была откупиться от Попова, чтобы он снял запрет. Через несколько дней в Скрегеловку пришла телеграмма: «Трудом покончила Поповым получите письмо». Письмо тоже мало что добавило к этой бестолковой телеграмме. Подписал ли Попов документ или она только сторговалась с ним? Но все равно пора было возвращаться в Киев.

И вот в Киеве-то все и началось. Хмельницкая купила претензию Попова. Теперь все оказалось в руках Хмельницкой, предъявившей им ультиматум: пусть делают третью закладную на Скрегеловку, а это почти равносильно потере пяти тысяч рублей. Александра Леонтьевна и Маша ничего не могли поделать. Они оказались в руках алчной хищницы. А если они не согласятся, то сделка может расстроиться.

28 августа, через полтора месяца после начала переговоров о разделе наследства, состоялось бурное объяснение с Хмельницкой, которая настаивала на третьей закладной и ни в чем не хотела уступать. Александра Леонтьевна больше всего боялась приехать совсем без денег, а это как раз и могло произойти, если сделка расстроится. И она решила уступить.

— Маша, — сказала она Марии Леонтьевне, — я согласна уступить. Лучше, по-моему, потерять нам тысячу рублей, чем теперь остаться вовсе без денег... Ведь если мы не согласимся, то сделка сорвется...

— Я тоже прихожу к тому же выводу. Мое положение тоже безвыходное. Я тоже не могу возвратиться домой без денег... Может, только поторгуемся с этой проклятой Хмельницкой, чтобы она, по крайней мере, уплатила причитающиеся на Варину долю казенные расходы?

— Боюсь, что придется и это заплатить за нее... Как она ловко обвела нас всех... Это ужасно...