Виктор Петелин - Заволжье: Документальное повествование

Алексей ушел в свою комнату, а Александра Леонтьевна долго еще занималась с Юркой, к которому очень привязалась и проводила с ним много времени, хотя и очень уставала от него.

8 ноября Александра Леонтьевна, Алексей и Юля на радостях немножко кутнули, отлично пообедав в ресторане «Весна», и потом отправились к Комиссаржевской смотреть «Дети солнца» Горького. И после спектакля, несмотря на мрачный финал, веселое настроение не покидало дружную компанию. Все были довольны, особенно Алексей: слава богу, дела матери складывались не так уж плохо, как до сих пор казалось. Еще утром она побывала у Вольфа, подписала с ним договор и получила деньги. Она им будет писать коротенькие рассказцы для «Задушевного слова» и уже просила высылать ей журнал, как сотруднице, правда, «Рассказы бабушки» будут печататься не ближе чем через год, то есть с ноября 1905 года. Материал на целый год у них уже набран, да, кроме того, им надо приготовить рисунки, что делается далеко не скоро, так как Вольф ей жаловался, что хороших рисовальщиков совсем нет.

Но и этот год незаметно промелькнет. Будет работать над пьесами, готовить детские рассказы. Жизнь ее будет заполнена до конца, думал Алексей, глядя на оживленное лицо матери, неудачи которой огорчали его в последнее время. Но неужели Вольф ничего не спросил о нем, Алексее Толстом, ведь он же передал через нее свои маленькие рассказцы для «Задушевного слова».

— Мама, а что тебе еще Вольф говорил? — неожиданно спросил Алексей, когда они подъезжали на извозчике к дому.

Александра Леонтьевна, задумавшись о пьесе, не сразу услышала вопрос. И Алексей еще раз повторил его.

— Еще Вольф спросил меня, только ли для одних детей я нишу, и когда я сказала, что у меня есть взрослые вещи и что я участвовала в газетах, он сказал: «Не напишете ли вы что-нибудь коротенькое для «Нового Пути», в размере фельетона газетного?» Я сказала, что подумаю. Надо посмотреть журнал, возможно ли еще в него писать? Ты, Леля, знаешь этот журнал, он приемлем для меня?

— Да, что-то попадалось мне на глаза. «Новый путь» — там все новое, новые имена, новые идеи. Это как раз тебе и подходит. Печатайся там, куда тебя зовут. Иди по пути наименьшего сопротивления, и все будет в порядке.

— Да, видно, судьба толкает меня совсем не в ту сторону, куда я стремлюсь. Пойду ли я по пути наименьшего сопротивления, говоря, Леля, твоим языком, или упорно буду стараться пробить лбом неподдающуюся стену? Пожалуй, ты прав, если только это возможно без ущерба моего достоинства, не надо пренебрегать и мелочами для достижения литературной известности. Ошибка моя заключалась в том, что я всегда лезла туда, где мне нравилось, не зная, что там все места уже заняты, и никогда не хотела идти туда, куда меня приглашали.

— А к Чистякову ты когда идешь? Я ведь уже работаю над песенками для «Русалочки».

— Вчера была у Чистякова, но опоздала, он уже уехал с детьми на репетицию. Постараюсь завтра встать пораньше и захватить его. Вчера видела всю его труппу за учением. Очень все это интересно. Придется еще задержаться здесь. «Русалочка» пойдет не раньше рождества, боюсь, я не увижу ее. Ведь надо приготовить костюмы, написать музыку, разучить танцы. Чистяков хочет ставить балет, а твои песенки будут петь за кулисами. На днях я опять поеду к нему и прочту пьесу его труппе. Я ему разрешила выкинуть кое-какие длинноты, если они будут замечены при репетиции. Я хочу прочесть сама для того, чтобы дети поняли идеи, растолковать им кое-что. Ведь это дети некультурного класса и могут не понять возвышенную идею пьесы, и к тому же им в первый раз придется взяться за серьезную вещь, в которой есть драматический элемент.

— Неужели ты столько работаешь над этой пьесой, тратишь столько времени, здоровья, а спектакля так и не увидишь? Уж поживи здесь до рождества. Если мы тебе надоели, давай снимем тебе комнату, будешь там спокойно одна работать, а к нам приходить обедать.

— Может, так и сделаем. Но уж больно я соскучилась по своим. Что меня утешает, это то, что Чистяков весной хочет проехаться с труппой по Волге и заедет в Самару. Я ему сказала, чтобы он мне заранее написал, я тогда написала бы в газете статейку о его театре. Так сказать, подготовила бы почву. И еще он меня просил переделать для сцены сказку о Белоснежке, чем теперь моя голова полна. Это будет, конечно, феерия, но не такая дурацкая, как их пишут для детей, а осмысленная, которая даст простор и для игры драматической. Беда моя в том, что мне трудно писать стихи, а они требуются для хоров. Тут, Леля, я опять рассчитываю на твою помощь.

— Ты же знаешь, мама, стихи у меня словно сами собой льются, без всякого усилия, только ты критикуй меня, отвергай, если они будут плохими. Я еще сочиню, получше, ты опять их забракуй, вот тогда я уж как следует напишу. Сразу у меня не получается всерьез. Вот Горький, говорят, работает очень быстро. Смотри, уж сколько написал. А ставят еще быстрее, не успел написать, а пьеса уже поставлена.

— Может, поэтому есть и недостатки в постановке. Они заметны при первом же взгляде: местами видна работа, компоновка, иногда белые нитки. Перестаешь видеть действительную жизнь и видишь замысел художника. Есть несколько подстроенных эффектов. Кажется, что автор недолго работал над вещью и выпустил ее в свет слишком скоро. Но все это изглаживается общим впечатлением, которое велико. Очень полезно мне глядеть подобные вещи в хорошем исполнении — мотаешь себе на ус и еще раз думаешь о том, что драматическому писателю нужно работать очень много, гораздо больше, чем беллетристу. Чем-то кончатся мои страдания... А тут еще одна неприятность...

— Что такое? — встревожился Алексей.

— А ты уж и забыл. Ведь скоро, Лелюша, мой день рождения. Буду здесь отмечать свой пятидесятилетний юбилей! Горькая дата! Да еще без моего родного Алеши. Трудно мне без него, поверь мне, Лелюша. Как-то совсем недавно четыре дня не получала от него писем и почувствовала себя такой потерянной и несчастной, думала, сойду с ума, хотела давать ему телеграмму, да на следующий день получила письмо. Запомни, Леля, разлука научает многому, даже глупых, старых, пятидесятилетних женщин. Когда есть здоровье, его не ценишь и не замечаешь, так же и со счастьем. Какое у нас хорошее счастье во взаимной любви и как даже после двадцатидвухлетней совместной жизни его все-таки надо беречь и ценить. Любовь, даже стариков, это нежный цветок и без ухода вянет. А я мало берегла за последнее время свою любовь. Да, это надо помнить, это та мумия, которую на египетских пирах вносили, чтобы напомнить пирующим о моменте смерти. Дорого бы я дала, чтобы повидать его. Иногда смотрю поутру в окно своей комнаты и думаю, а вдруг увижу Алешу идущим вот по этой каменной дорожке. Ведь почти два месяца не видела его и мою славную Шурочку. И мне, право же, жалко провести этот день вдали от него. Пятьдесят лет минет, и я получаю звание присяжной детской писательницы.