Анна Блинова - Экран и Владимир

Кавказ, ущелье Боксан, где должны были проходить съемки «Вертикали» привели в восторг Высоцкого, выбили из вечно сопутствующей ему «охоты к перемене мест». Он пишет Л. Абрамовой: «Здесь очень красиво… по какой я сегодня прошел отвесной и гладкой стене… Это все очень интересно, особенно если удается пролезть. Рядом горы, в снегу, погода меняется непрерывно, рядом шумит река (в ней недавно трое утонули, хотели покупаться, а там скорость бешеная, и камни летят громадные…). У нас несколько инструкторов, удивительных людей. Они бывали на сложных восхождениях, один из них даже падал, летел метров 120 со скал. Все они люди очень любопытные и непохожие на нас, которые внизу. Здесь кругом могилы погибших альпинистов, но рассказы о гибели суровы и спокойны, вероятно, оттого, что рассказчики сами бывали в таких же положениях, с ними могло бы быть то же. Ведь на людей воевавших рассказы о героизме производят гораздо меньшее впечатление, чем на остальных. Я раньше думал, как, наверное, почти все, кто здесь не бывал: умный в гору не пойдет, умный гору обойдет. Теперь для меня это — глупый каламбур, не больше. Пойдет он в гору, умный, и по самому трудному маршруту пойдет. И большинство альпинистов — люди умные…

Интересно?! Съемки начнем с меня, дня через 3. Пока еще не оборудовали лагерь. На съемочную площадку будем подыматься на вертолете, а завтра идем на ледник с ночевкой — привыкать!»

Состояние восторга с Высоцкого, не проглядывавшее более ни в одном из писем к жене, скоро, однако, постарались сбить: он получил ответное письмо от нее, в котором были, по его словам, «просто потоки желчи и сарказма, а также масса несправедливых упреков, обвинений и напоминаний…». Что послужило причиной таких «потоков желчи и сарказма»? Ревность к не ее, семейному, а совершенно к иному, романтическому миру опасностей и сказочных красот, к миру альпинистов? Или к большеглазой Ларисе Лужиной, молодой, но уже известной актрисе благодаря фильму С. Ростоцкого «На семи ветрах»? В одном из писем Владимир Семенович неосторожно пошутил: он, мол, — по сценарию! — будет «приставать к Лужиной». А можно ли так шутить с человеком, который привязан к двум маленьким детям и, может быть, тоже хотел бы приобщиться, — вместе с Высоцким, по всей видимости, — к снегам и скалам ущелья Боксан? Тайна «вспыльчивого» письма Л. Абрамовой «велика есть». Тем более, что свои письма к Высоцкому она, по ее словам, уничтожила, сочтя, что их автор — просто «глупая баба», которую Высоцкий бросил, ну, и «правильно сделал»!

В число важных опасений жены входили тревоги по поводу: уж не собирается ли он опаздывать на сбор труппы и подводить Любимова?! Это обвинение Высоцкий холодно отвел, как и другое (письмо к Абрамовой в августе 1966 года), «ехидство твое относительно моего накопительства…»

Владимир Семенович, действительно, поделился было мечтами с Абрамовой (письмо от 12 августа 1966 года) о «Москвиче» или «Фиате», хотя бы о «Запорожце» или мотоцикле: ему обещали выхлопотать приличную ставку и 30 % высокогорных. Но эти мысли возникли у него, конечно, не от «накопительства», а из какой-то наивной, почти детской гордости: высокогорные платят не просто так, — и «стало быть, мы как на переднем крае или в Сибири». Ну, а машина — предмет, к которому стремятся многие, особенно мужчины. Хотя бы мотоцикл…

Впрочем, настроение Владимира Семеновича ненадолго задержалось на домашних неурядицах. Рядом происходили трагедии, — Высоцкий, действительно, был на переднем крае. На пике Вольная Испания погиб альпинист. Товарищи решили снять его со скалы, чтобы похоронить. Их не останавливали ни ливни, ни камнепады. Все они рисковали жизнью ради уже мертвого человека. И палатка на леднике, где поселили Высоцкого для того, чтобы он «почувствовал» горы, превратилась в подобие своеобразного полевого госпиталя. Здесь поили горячим чаем альпинистов, получивших травмы при попытках добраться до скалы, где погиб их товарищ. Здесь их перевязывали, укладывали на отдых. Это печальное событие послужило темой для одной из самых тогда популярных песен Высоцкого:

Поразили Высоцкого и немцы, наши бывшие военные враги, входившие в 1941—42 годах в состав фашистской дивизии «Эдельвейс». Прекрасно обмундированные, оснащенные лучшими альпинистскими приспособлениями, они не смогли сбросить с гор в те давние годы наших плохо одетых и скверно вооруженных солдат. Старые жители таких горных сел, как Гойтых, и сегодня могут рассказать, как умирали наши солдаты с одной винтовкой на десять человек, как вырывали они с корнем молоденькие деревца и, держа в руках такое «оружие», шли на врага, «…здесь много немцев, — писал Высоцкий Л. Абрамовой, — которые воевали здесь же в дивизии «Эдельвейс». Не могут, тянет сюда, ездят каждый год, делают восхождения на Эльбрус с нашими инструкторами, с которыми, может быть, воевали.»

И у поэта рождается еще одна песня:

Высоцкий создал несколько песен для фильма «Вертикаль». Они сделали фильм очень популярным, как того и добивался Говорухин. Они же сыграли большую роль и в жизни актера: имя Владимира Высоцкого теперь знал почти каждый кинозритель нашей страны. Высоцкий помог фильму, а фильм популяризировал Высоцкого.

Это — о песнях, об атмосфере на съемках, о настроении актера в тот период. А что образ, созданный им в «Вертикали»? Этот парень в бороде и с гитарой, с невиданной сноровкой, — актер этому учился, — владеющий аппаратурой радиста, не глядя справляющийся со всем этим сложным хозяйством? Несмотря на всевозможные его умения, на твердый, серьезный взгляд, на солидную, темную бороду, — он все же вызывает к себе сочувствие. Тогда, когда тоскует по далеким от его палатки вершинам гор, куда не взяли его с собой альпинисты. Почему не взяли? Не обладает соответствующим здоровьем? Просто потому, что радист должен оставаться внизу? Или за какие-нибудь прошлые провинности, о которых кинозритель может лишь гадать, слушая, как шагающих по снежным кручам альпинистов сопровождает за кадром еще одна песня Высоцкого, служащая великолепным героическим фоном: «Если друг оказался вдруг, и не друг и не враг, а так… Вверх таких не берут, и тут о таких — не поют…».

На этой картине Высоцкий сделал решительную попытку в чем-то уйти от мхатовской школы. Он по рождению явно не был мхатовцем, как уже говорилось выше. Ему свойственно было эмоциональное подчеркивание смысла сказанных слов, очень энергичная игра и почти отсутствие «жизнеподобных» полутонов. У него было свое жизнеподобие, свойственное его психофизическому устройству, — вахтанговское, брехтовское, таганское. К тому же теперь он работал с Любимовым. Мхатовец произнес бы слова «стоянка у них там роскошная» гораздо приглушенней во всех смыслах, чем это сделал Высоцкий. Слово «роскошная» произносится им со страстью, с каким-то нескрываемым страданием. Фраза «Да это я от зависти» — в ней тоже играет, рвется, страдает, тоскует — каждое слово. Недаром Леонид Филатов через много лет скажет о методе произнесения слов Высоцким: «Это не наши скороговорочки… Это не наш шопоток». Скоро наступит время, когда актер сможет проговаривать любой текст так, что даже шопот его будет слышен в самом последнем ряду балкона.