Анна Блинова - Экран и Владимир

Только однажды в картине сквозь все старания быть негромким, — или, может быть, наоборот, в связи с желанием показать, наконец, и себя, актера, — контрастно прорвался истинный Владимир Высоцкий. Но такая «короткая встреча» произошла у Высоцкого не с Муратовой, а с Ниной Руслановой, с ее героиней Надей.

Это была первая роль Руслановой в кино, но уже и ее она играла трепетно, сильно, страстно.

…Влюбившаяся в Максима Надя прижимает к груди пиджак геолога: «Дайте я Вам его зашью…». Максим, в общем-то сознательно отдаляет Надю от себя: совсем еще девочка, — не надо… Но вот в кадре — ночь, костер, у костра — геологи и Максим, — все усталые. Они ведут непривычно тихий разговор. Без криков, без песен. Вдруг Максим кого-то почуял в ближних деревьях, и герой Высоцкого, словно тигр к добыче, пружинно поднимается от костра и неслышно идет к темным деревьям. Надя раздвинула густые ветви, и голосом, говорящим совсем о другом, произнесла: «Я Вам пиджак принесла…». И вот в кадре — сначала — загоревшиеся глаза Максима, затем безмолвный, страстный его призыв, и — два силуэта, два сблизившихся профиля, руки, закинутые на плечи друг другу, чернота ночи, и вдали — костры геологов. Высоцкий не произнес ни одного слова, он мимикой и пластикой показал удивительное состояние мгновенного увлечения своего героя. Это был момент истины, убедивший нас в том, что геолог Максим мог бы стать одним из крупных достижений Высоцкого, если бы образ создавался не в полутонах и вполголоса, не с иронией, не с наигранной легкостью, а в полную силу.

А сценарий был хорош и обещал широкий зрительский успех, не только элитарный.

1968 год для Высоцкого — это скачок в иное существование, в иные восторги, в жизнь, о которой люди с фантазией мечтают, как о волшебстве, — на манер гриновской Ассоль. Но мог ли мужчина с сильным характером, родившийся со своеобразным сочетанием романтики и реальности, всегда сам, и напролом, — пробивающий себе дорогу, — каким и был Владимир Высоцкий, — мог ли он, словно это милое существо Ассоль, мечтать о заморской царевне, которая придет и осчастливит его своей любовью? К тому же, он был связан не миражной, а вполне земной семьей с двумя ребятишками пяти и семи лет, со всеми вытекающими отсюда приятными и тягостными проблемами, и никому в голову не приходило, что Владимир Семенович, несмотря на свои, самые разнообразные увлечения, оставит семью.

Но, как это бывает, молния сверкает независимо от чьих бы то ни было планов и пожеланий и, случается, убивает наповал. Именно этому можно уподобить встречу Высоцкого с Мариной Влади, легендарной Колдуньей, — восхитительной героиней одноименного французского фильма (реж. А. Мишель), в котором она снялась шестнадцати лет от роду. Своей красотой она заставляет любоваться с грустью, ибо драматический финал повести Куприна общеизвестен. Олеся Марины Влади — это русалка, окутанная светлыми, длинными волосами и освещенная доверчивым взглядом еще неопытного существа. И примечательно, что Высоцкий, тогда такой юный, не только восхитился Мариной Влади, но и запомнил ее навсегда. Он, сколько известно, посвятил ей многие, сильнейшие строки своей поэзии и, — судьба! — начал их писать еще в те годы, когда не был с нею знаком. А что же Изольда Жукова? — спросят люди, знакомые с биографией знаменитого Высоцкого — ведь она появилась в его жизни тогда, когда на московских экранах царила Колдунья? Да, все они были, и Изольда, и Людмила, и Татьяна, появлялся еще кто-то, и еще кто-то. Но над всем этим земным миром сияла звезда Колдуньи, ставшая в итоге причудливым сочетанием, двуединством миража и осуществления.

Спустя годы Марина Влади сочла, что их долгий брак, — двенадцать лет, до конца его жизни, — оттого и стал долгим, что этому помогали разлуки, делавшие встречи романтическими и волнующими, словно происходящими в первый раз. Может быть! Но только если отчасти! Иначе чем объяснить, что разлуки (частые отъезды в самые отдаленные точки страны, длительные киноэкспедиции) — не сохранили двух первых браков поэта? Увы, — после разлук не обязательно следуют встречи. Недаром и пословица существует: временную любовь разлука гасит, а настоящую — воспламеняет.

Потом Марину спросят: «Неужели во Франции не нашлось для Вас мужа?». И она ответит: «Во Франции — шарман, а здесь — мужик!»

«…Мне сказали, что ты снимаешься далеко в Сибири и вернешься только через два месяца», — напишет впоследствии Марина [8] М. Влади. Владимир или Прерванный полет. М., 1989, с. 13. , приехавшая в Москву для участия в фильме С. И. Юткевича «Сюжет для небольшого рассказа». «Почему, — спрашивали Юткевича коллеги, — Вы пригласили на роль Лики Мизиновой актрису из Франции? — Неужели у нас никого не нашлось?» — «Потому, — отвечал Юткевич, — что у нее чудесная походка! Где я в России возьму такое умение носить костюм и такую походку, как у Марины»! [9] Свидетельство второго режиссера на фильме «Сюжет для небольшого рассказа» Л. Л. Охрименко.

Частично съемки фильма «Сюжет для небольшого рассказа» финансировал французский режиссер Ив Чампи, автор нашумевшего в нашей стране фильма «Кто Вы, доктор Зорге?». И на квартире у Ива Чампи, в Париже, а иногда и в пригороде Парижа, в доме Марины Влади «Мезон Лаффит», проходили репетиции отдельных сцен «Сюжета для небольшого рассказа».

В этот период внимание Марины Влади занимал актер Кристя Аврам, приехавший к ней в Париж из Румынии, где они вместе только что отснялись в фильме «Безымянная звезда». Кристю Аврама не взлюбили ни мать Марины, ни ее сестры Одиль Версуа, Элен Валье и Таня Полякова. Они считали его пустоватым парнем, и его красивая внешность не искупала в глазах большой родни Поляковых первого — существенного — недостатка. Вскоре и сама Марина присоединилась к их мнению, убедившись, кроме того, в том, что это увлечение было лишь случайной, кратковременной вспышкой. Но все-таки за разочарованием последовала реакция, и у Марины началась депрессия.

В июле 1969 года я уговорил Марину поехать на Московский кинофестиваль.

В день приезда в Москву, — а это был уже довольно поздний час, — мы с Мариной и с корреспондентом газеты «Юманите» в Москве Максом Леоном — договорились поужинать все вместе в пресс-баре фестиваля, который тогда размещался в гостинице «Москва». И в десять часов вечера мы поднялись на седьмой этаж, расположились в пресс-баре и приступили к вечерней трапезе. Нам всем было приятно сидеть и беседовать за этим предпраздничным, предфестивальным столом. Вдруг в дверях появился Володя Высоцкий. Мы очень обрадовались друг другу и продолжили ужин вчетвером. Рассказов и новостей было нескончаемое количество, и где-то в начале часа ночи Макс Леон предложил продолжить нашу приятную встречу у него дома. Настроение было хорошее, беседы казались неоконченными, расставаться не хотелось, и мы поехали к Максу. В доме у Макса Володя взял в руки гитару, и молчаливая в те дни Марина — расцвела…»