Анна Блинова - Экран и Владимир

Дико, тоскливо. И, наверное, не все обитатели хотели бы здесь остаться навеки. Кроме, конечно, Сережкина, который живет и работает истово, не зная ни дня, ни ночи, но все-таки никак не может дознаться, кто же обворовал магазин…

Герой Высоцкого влюблен в Нюрку. Он ей еще ничего не сказал, тут нужна особая храбрость, — иная, не ежедневная. Вот он издали, тяжко опираясь на какую-то стену, исподлобья долго-долго смотрит на нее, беседующую с Ипатовым. И крутится у него в углу рта папироса, и готов он — все это в глазах актера — ножом стукнуть великана Ипатова, продырявить насквозь его спину в аккуратной кожаной куртке…

Нюрка для Ивана Рябого — предел мечтаний. Вот он входит к ней в дом, останавливается в дверях и словно пронзает ее взглядом, острым и нежным: влюбленный бандит, способный медленно подойти ближе и выкинуть неожиданное…

Он пришел объясниться: «Не могу больше без тебя… Поедем со мной, я тебе ноги мыть стану…» И — опускается на колени (!), не сводя с нее взгляда, словно пес на цепи, как в той песне: «Если я богат, как царь морской…»

Он ведь знает, что Нюрка не его любит. И робость человека, смертельно боящегося получить отказ, актер показывает в каждом движении Рябого. Когда сильная натура, даже такая, как явный уголовник Рябой (а мы уже знаем, что он — в прошлом уголовник, в беседе с заведующим магазином Носковым это выплыло наружу — они не раз оба встречались на этой зыбкой дорожке), терпит унижение, — зрителю становится чуть-чуть не по себе. Отказа, однако, не последовало. Нюрка, до того вынужденная выслушать немудрящую, презрительную отповедь от Ипатова, решается соединить свою судьбу с Рябым. Последний довод, — Рябой встает с колен и торжественно заявляет: «все будет как у людей», — окончательно убеждает ее в правильности нового выбора. Высоцкий здесь постарался быть особенно мужиковатым и категоричным: «то есть, пальцем тебя никогда не трону!». Как не поверить? Да оно и престижно, — иметь такого мужа. Иван Рябой не какой-нибудь здешний рядовой-пьянчуга, а — бригадир.

Однако Нюрка все еще не может полюбить Рябого, и он это чувствует всей кожей. Актер превосходно передает душевное состояние своего персонажа. Его взгляды — это причудливое смешение нежности и тоски, желания схватить эту женщину и унести ее. как добычу в доисторические, племенные времена. Но его останавливает боязнь: он для нее чужой, ненужный ей. Герой Высоцкого делает попытки погладить ее плечо, неловко и нерешительно обнять. Но знает, что она остановит его (так и происходит!) — и руки у него опускаются. Отступить не может — Нюрка ему дорога, и Высоцкий всем своим видом, без слов, убеждает зрителя в том, что его Иван Рябой надеется только на старинное — «стерпится — слюбится».

А обворовал магазин он, Рябой. Взял деньги на обзаведение будущего дома, да беличью шубку для этой самой Нюрки. Вот он идет, хлюпает огромными сапожищами по лужам: вечером, в темноте, крадучись, он переносит из тайника в свою палатку уворованное. Высоцкий в такой ситуации решает показать Рябого вдруг жалким, перетрусившим. Рябому страшно вдвойне: если неприглядная история выйдет наружу, то ему грозит тюрьма, грозит и уход Нюрки.

В финале, действительно, Рябой всего и лишается. Эту пару догнал Сережкин, когда они уплывали в лодке, покидая здешние места. Догнал и опозорил Рябого перед Нюркой: вывалил из его рюкзака беличью шубу. И пошла огорошенная и потрясенная Нюрка к берегу, по пояс в воде («Сволочь! Ипатова, значит, за-зря посадили!») и выпрыгнул тогда Рябой, — «Ню-юра-а-а!!» — поплыл за ней во всей одежде, но — тщетно. Она не обернулась.

Связанный Рябой уже не так жалок, каким он выглядел в лодке, только-только уличенный Сережкиным. Носков, заведующий магазином, матерый рецидивист в прошлом, не забывший и теперь своего тайного «ремесла», пытается перенести всю вину на одного Рябого, своего бывшего напарника по преступлениям. Рябой возмущенно, весь в веревках, словно Хлопуша Высоцкого в есенинском «Пугачеве» — рванулся к обидчику: «Эх, ты! Я только деньги и шубу взял, а ты — весь магазин обворовал, ограбил!…». Темпераментный Высоцкий в этой сцене производит сильное впечатление.

Высоцкий создал на редкость достоверный образ злого по характеру, недоверчивого ко всем («Я ведь с людьми дело имею» — то есть, лучше бы со зверями, — прозвучало в интонации актера) человека страстей. В его Рябом много намешано. Там и наглость, и риск, и хитрость, и жесткость, и способность безоглядно любить. Только любовь Рябого Высоцкий лишает и чистоты, и мечты, она — черна и однообразна, хоть и достаточно сильна.

При всей неординарности — отрицательного плана, — Рябой — самый обычный мещанин, который мог бы считать себя счастливым в уютном жилище, рядом с Нюркой. Рябой — вор не по призванию, а, повидимому, по бывшим обстоятельствам, по бывшей среде, по «стажу» в этих условиях. Теперь бы он хотел именно этого, мещанского счастья, занавесочно-тюлевого уюта — с Нюркой и на покое, вне прежней биографии. Высоцкий дает это понять.

Чего же не хватает в этом образе? Что делает его все-таки несовершенным? Отсутствие взрыва, открытого отчаяния. Ведь Рябой потерпел двойное фиаско, а был, казалось, близок к осуществлению своих желаний. На стыке таких ощущений, — тем более, что склонность воров к истерикам общеизвестна, — Рябой не может оставаться тихим, неслышным, осторожным. Правда, в сцене с Носковым Рябой взрывается. Но этот взрыв последовал как реакция на одноплановую, «местного значения» ситуацию типа «вор у вора дубинку украл». А для завершения экранной судьбы Рябого, как окончательная его характеристика, нужно было играть не только возмущение подлым поступком Носкова, но и сильнейшую реакцию на крах собственной жизни. Этого не произошло. Обвинять актера? Сегодня трудно определить степень участия режиссера, сценариста, актера, хоть зачастую Высоцкий вмешивался в работу и сценариста и постановщика.

Для «Хозяина тайги» Высоцкий написал песни и сам их исполнил. Одна из них, «На реке ль, на озере» — поразительна по точной привязанности ее к Рябому:

А вторая песня прозвучала несколько неожиданно. Она была посвящена Марине Влади, причем в острый период ожидания ее приезда в Москву, когда Высоцкий был еще в полной неуверенности — любит ли его Колдунья, полюбит ли? Отношения тех дней между Высоцким и его будущей женой можно охарактеризовать очень кратко. Влади: «…все это очень хорошо, но я-то в тебя не влюблена!» Высоцкий (из упомянутой песни): «Ведь поможешь ты мне, Господи, не дозволишь жизнь скомкати…».