Анна Блинова - Экран и Владимир

Вернемся, однако, к свиданию, обещанному Доной Анной.

Реакция на будущее свидание в интерпретации Высоцкого еще более неожиданна, нежели фраза «Слушай, Лепорелло, //Я с нею познакомлюсь» и выделение слова «Давно» из текста.

Пушкин почти наверное предполагал бурное изъявление чувств после счастливых мгновений, испытанных Дон Гуаном: ему назначила свидание Дона Анна! Для доказательства можно привести восемь строк, произнесенных Дон Гуаном:

Следует язвительное замечание Лепорелло:

Ликующий ответ Дон Гуана:

Пораженный, посерьезневший Лепорелло:

Заключительный аккорд Дон Гуана:

Как видим, в восьми коротких строчках шесть восклицательных знаков!

Но бурного изъявления чувств не происходит. Уважительно оставив без всякого изменения текст особо любимого им поэта, Высоцкий подошел к нему со своим отношением. Его Дон Гуан не восклицает. Испытав восторг, потрясение, он притих. Все приведенные восемь строчек он произносит вполголоса, как бы изумляясь происшедшему. И если в словах Пушкина иной актер может усмотреть только радость и торжество по поводу еще одного успеха Дон Гуана, то в реакции этого героя в исполнении Высоцкого взволнованный зритель соприкасается с робостью истинной любви или с преддверием к ней.

Излив восторг своему слуге-наперснику Лепорелло, Дон Гуан останавливается перед статуей Командора. Теперь им овладевает безудержное торжество, ликование победителя над потусторонним соперником. Дон Гуан лишил его когда-то жизни, нынче лишает чести. Ибо именно так понимал Пушкин честь супруга в дни своей работы над «Каменным гостем», в дни, предшествующие собственной женитьбе: «Вдова должна и гробу быть верна», — эту подлинность своего жениховского периода поэт вкладывает в уста Доны Анны.

Итак, в порыве торжества Дон Гуан приглашает Статую в дом к его вдове, где завтра будет он сам, Дон Гуан. Богохульство? Да, конечно, да. Верил ли сам Пушкин в Бога? Если судить по «Гаврилиаде» — нет. Если по предсмертным часам, проведенным со священником — да. Верил ли Высоцкий в Бога? Если судить по утверждениям его вдовы Марины Влади — нет. Если по многим его стихам — и последнему особенно — да. А Дон Гуан? Как уже говорилось выше — он был явным безбожником. Но после того, как Статуя кивнула ему головой, приняв приглашение, он понял, что тщетно отрицал Бога. И тогда он вступил с ним в борьбу…

— Дон Гуан преступил, — говорит Михаил Швейцер, — священное. Нет, не потому, что он убил Командора, а потом решил овладеть любовью его вдовы, — все это скверно, но это дела земные. Иногда женятся и на таких вдовах, пытаясь этим загладить свою вину — потерю ею мужа. Часто убивали на дуэлях, потому что она так долго входила в кодексы чести многих стран. Он пришел к Доне Анне и крикнул ей, что не раскаивается в том, что убил ее мужа: это тоже можно понять, когда мужчина признается в любви, и дама его сердца, увы, была женой убитого им человека. Но он преступил не только человеческие, а высшие, особые, внеземные законы, когда оскорбил Статую, унизил ее дважды. Это, конечно, было уже за гранью… Помните, как ужаснулся простой человек Лепорелло? Простые люди четче понимают, что можно и чего никак нельзя…

Здесь Пушкин к прелюбодеяниям и дуэлям прибавляет Дон Гуану богохульство…

…Прошли часы, как он сидит с Доной Анной в ее доме. Огромные пространства комнат с неправдоподобно уходящими вверх потолками, тяжелый бархат портьер, резное дерево стен, и высокая, очень высокая мебель. Даже многочисленные свечи в разнообразных канделябрах велики и высоки. Преобладает цвет золота и темно-красный — здесь очень торжественно и тихо. В двух креслах, массивных, как троны, сидят двое. В одном из них — Дона Анна, белокурая, как ангел, как Мадонна, сошедшая с картин старинных итальянских живописцев. У нее совсем тихий, мелодичный голос, каким редко говорят в повседневной жизни. В отличие от Лауры, которая может быть несколько крикливой («Повеса, дьявол!»), Дона Анна не говорит, а ведет беседу. Она одета изысканно, сложно, с такими приметами средневековья, как подпирающий уши, полукруглый воротник, как огромные бочки-рукава из темного бархата. Противоположность Лауре, у которой — обнаженная спина, вместо рукав, — тонкие бретельки, какая-то небрежность в длинных юбках. А какие разные походки у этих двух женщин! Стремительная, очень непринужденная у Лауры, и медленная, плывущая у Доны Анны… В другом кресле, напротив Анны, сидит Дон Гуан, взволнованный и до-нельзя сдержанный, окутанный и одержимый любовью. Его молчание — это тайный, внутренний монолог, отражающийся в глазах, в лице, во всей напряженной, застывшей позе Дон Гуана. Высоцкий строит его в полном соответствии с пушкинским «Наслаждаюсь молча, // Глубокой мыслью быть наедине // С прелестной Доной Анной».

Она — добродетельна. Но тогда почему так невелико сопротивление? Не потому ли, что ее тоже влечет некая сила, сметающая все устои, еще вчера напоминавшие по своей нерушимости пирамиды Хеопса?

Она называет его Доном Диего, и это становится непереносимым. То, что совсем недавно, еще только вчера, выручило его, теперь оскорбляет любовь, достоинство мужчины. Он Дон Гуан, и его надо любить как Дон Гуана.

Владимир Высоцкий говорит сильно, четко. Очень красиво. Но особая, знаменитая красота его голоса не самодовлеюща, она не отрывается от образа Дон Гуана, а существует как часть его своеобразного очарования. Голос — низкий, баритональный, с волнующей, совсем небольшой хрипцой, который даже враги и завистники актера называли главным его даром. Когда Высоцкий выступал как певец, эта хрипловатость проявлялась гораздо сильнее — такова манера исполнения песен, первооткрывателем которой он явился. Но драматический актер Высоцкий говорит иначе. Он волшебно меняет интонации и каждому слову, произносимому то слитно с целой фразой, то выделяя его, — он придает особое, нужное ему выражение. Вспомним как очень образно и кратко характеризует голос Высоцкого, манеру донесения им смысла и звуков до зрителя, Леонид Филатов, его коллега по Театру на Таганке: «Это не наш шопоток!» Так фраза, которая в ином, не в его исполнении могла бы прозвучать просто, как ремарка «в сторону» — «Идет к развязке дело», — будет произнесена твердо, брошена как перчатка, как вызов судьбе. «Он бросает вызов небесам», — эти слова Альбера Камю можно прямо отнести к Дон Гуану, созданному Высоцким… Но пока вызов еще не брошен, фраза еще не вырвалась наружу.