Наталья Решетовская - АПН — я — Солженицын (Моя прижизненная реабилитация)

Солженицын перенял полностью и с точностью все методы сталинского времени: использование полуправил, искажение истории идут у него рука об руку с абсолютным морализмом, с тенденциозной субъективностью, чтобы не сказать — с пристрастностью мышления. Оно, это Солженицынское мышление, в состоянии приказным порядком установить, чего не хватает обществу, в котором он живет. Только оно знает, что такое справедливость, что такое правда, что такое вера, какие надежды полагается иметь народу и каких не полагается. Только оно одно — сознание Солженицына — претендует на то, чтобы говорить от имени подлинного русского народа».

Автор обращает также внимание на то, что Солженицын пытается иногда как бы отождествить себя с русскими интеллигентами конца XIX — начала XX века. Автор возражает Солженицыну:

«Надо прямо сказать, что ничего общего у этой интеллигенции не было ни с православием, ни с восхвалением Аввакума и раскольников и т. п. Эти давно ушедшие картины никогда не были идеалами русской интеллигенции.

Солженицын — человек идейно совершенно другого происхождения, и чисто внешние постулаты не должны сбивать нас с толку и позволять оценивать Солженицына как явление исконно русское, православное и т. д.

Как бы Солженицын этого ни отрицал, он целиком и полностью связан с советской действительностью. Он — часть ее реальности, он — симптом этой реальности».

В приведенной статье Солженицын был признан «продуктом» сталинской эпохи на основе его теоретических рассуждений. А что он и на практике таков — об этом говорил заголовок другой статьи, напечатанной в газете «Вашингтон Старр». Он гласил: «Убежище Солженицына — тщательно выстроенная тюрьма по собственному проекту». А сообщалось в статье следующее:

«Два прожектора освещают электронные мониторы, охраняющие скрепленные цепью главные ворота с маленькой надписью: „Границу не переходить!“. Но сейчас уже нет колючей проволоки, которая, как вспоминают соседи, была протянута вдоль шестифутового забора длиной почти в полмили». Все это говорится о поместье Солженицына в Америке — размером в 50 акров, с домом в полтора этажа и даже с теннисными кортами (мечта всей жизни Александра Исаевича!). Местные жители рассказывали, что у предыдущей хозяйки никакого забора никогда не было. Появление забора, помимо понятного недоумения соседей, вызвало еще недовольство местных охотников, так как «он скрыл тропы, по которым они выслеживали оленей». Еще было сказано в этой статье, что Солженицын регулярно ходит в святую ортодоксальную церковь Воскресения — «невысокое здание с куполом в форме луковицы, которая была построена русскими эмигрантами два

поколения назад в фабричном городке Клармонт (штат Комшир), примерно в 20 милях от Кавендиша».

А газета «Таймс» возвращает нас снова к политическим взглядам Солженицына: «Автор „ГУЛАГа“ справедливо указывает на беды Советской России и слабости и коррупции Запада. Однако его пророческое видение мира настолько упрощено, настолько сужено и абсолютизировано, что не отражает сложности современной реальности и тем самым непригодно, как выход. (…)

Проповедует он больше ради утверждения своей личной позиции, нежели ради политического воздействия. Надо ли удивляться, что это наносит вред Пророку? Его несгибаемость заставляет вспомнить слова Максима Горького: „Впрочем, все русские — странные. Нельзя понять, чего они хотят: республику или всемирный потоп!?“»

…Такой ли оценки ожидал Александр Исаевич по ту сторону границы? Совсем не то слышал он оттуда о себе, пока находился у себя на Родине!

С конца 1977-го и в январе 1978-го года мне хорошо писалось. Так бы и работать только над мемуарами до начала дачного сезона! Но то и дело в жизнь мою врываются различные обстоятельства, отрывающие меня от работы. Тот факт, что мои ответы на несправедливые рецензии не напечатаны во Франции, а в Англии не увидело свет мое интервью, данное издательству «Гранада» (в этом издательстве вышла моя книга), заставил меня искать еще какие-то пути, чтобы быть услышанной моими читателями на Западе.

Как-то я услышала по западному радио, что миссис Картер, жена президента США, возражала Солженицыну, который и в Америке чувствует «давление зла». И мне пришла в голову мысль обратиться к ней с просьбой помочь опубликовать на Западе статью «Почему я написала свою книгу?». Стала набрасывать письмо к миссис Картер и дорабатывать свою статью.

И еще… Получила в ВААПе экземпляр своей книги, вышедшей в Польше. Сразу резануло заглавие, совершено не предусмотренное договором: «Солженицын — реальность и мистификация». В договоре стояло «В споре со временем», а это что за пропагандистский заголовок? И в середине февраля я подала заявление в ВААП с просьбой о защите моих авторских прав, нарушенных польским издательством. Ответ пришел через месяц. Мне сообщили, что в одном из писем, полученных ВААПом от польского издательства, «содержится информация о том, что данное название книги будет определено вместе с Вами в процессе работы издательства над переводом». Кроме того, мне напомнили, что книга уже вышла. Как защищать теперь мои права?

Мне было предложено зайти в Договорно-правовое управление, чтобы обсудить этот вопрос.

Но поскольку письмо из ВААПа содержало ложное утверждение польского издательства, я послала в ВААП еще одно письмо, указав именно на это. «Прошу Вас уведомить польское издательство, что я самым решительным образом протестую против такого обращения с рукописью и такого отношения к автору».

Позже выяснится, что польское издательство согласовало изменения с представителем АПН в Польше. Ларчик открывался просто! А пока я вылыо свое недовольство, подписав Рогачеву польский экземпляр: «Признаю все, кроме заголовка!»

В начале апреля я отправила миссис Картер письмо и свою статью (и то, и другое — в английском переводе). Письмо мое начиналось так:

«Уважаемая госпожа Картер! Обратиться к Вам меня вынуждают крайние обстоятельства. Мне хочется верить, что я встречу в Вас женщину, которая при всем различии нашего положения и наших судеб окажется в состоянии меня понять, а, поняв, — поможет мне быть услышанной и понятой другими 4 ».

Я просила госпожу Картер заступиться «за мое право на выяснение истины и защиту от клеветы». Поясняю, что клевета в мой адрес связана с выходом в свет моей книги «Моя жизнь с Солженицыным» и что началась она еще до публикации книги с целью опорочить автора. Я пишу о тщетности своих усилий опровергнуть эту клевету.

«У меня остается единственная надежда — на Вас! — писала я в заключение. — Прошу помочь опубликовать мою заметку. Конечно, мне хотелось бы, чтобы она была опубликована в США, Англии и Франции, но я буду очень признательна Вам и за меньшее — за публикацию в Соединенных Штатах».