Наталья Решетовская - АПН — я — Солженицын (Моя прижизненная реабилитация)

Полагая, по-видимому, что Ваша книга ко мне никогда не дойдет, а если и дойдет, то я не смогу вмешаться в Ваш «разговор с Солженицыным», Вы позволили себе оскорблять меня. С невероятной иронией, если не хуже, говорите Вы о так называемом «окружении бывшей жены Солженицына»: если что-то плохое, неверное было сказано о Солженицыне — значит, это шло «из окружения бывшей жены Солженицына» (стр. 110, 113). Думаю, что если бы информация шла от жены Солженицына, от благожелательного ее окружения, то о самой этой первой жене в биографии Файфера и Бурга не писалось бы столько гадостей! Вся беда в том, что и «биографы» пренебрегли как раз тем источником, который и есть самый верный и самый чистый! Поступи они иначе — и о Солженицыне было бы написано гораздо вернее и правдивее!

Как разно наше с Вами положение! Вам звонят о нелестном для Вас отрывке до того, как книга вышла! Я же должна говорить о неправде о себе через годы после выхода книг! У меня нет «Биографии» Файфера и Бурга, но я читала ее, и у меня сохранились мои комментарии к этой биографии. Общее впечатление: биография написана неряшливо и производит весьма несолидное впечатление. Разумеется, меня больше всего резнуло не то, что резнуло Александра Исаевича, когда он назвал авторов «проходимцами». И вряд ли этот эпитет подходит к оценке этой книги в том, что касается ее героя. Более всего я не согласна с теми двумя тенденциями, которые налицо: желание выровнять сложный зигзагообразный путь формирования личности Солженицына как в области идеологии, так и в отношении его религиозности, и подать его как мученика: «тяжелое детство», «много раз избегает смерти», невинно пострадал, едва выжил в лагере, рак и пр. Возражу: «носил воду издалека, колол дрова» (тогда у всех деревенских ребят было «тяжелое детство»! Достаточно было сказать: не был избалован в детстве! Мы в Рязани вместе перепиливали по 8 кубометров дров на зиму, Александр Исаевич колол их и находил в этом даже удовольствие! Не слишком ли бары сами авторы «горе-биографии»? Каждый, кто воевал, «много раз избегал смерти»! Профиль службы Александра Исаевича не был самым опасным! Кроме того, Александр Исаевич не находился на фронте в самый тяжелый период войны, в годы нашего отступления, на фронте он оказался лишь с начала 43-го года и участвовал уже в наступательных боях! Солженицын никогда не считал, что пострадал невинно: критика Сталина в то время была подсудна! Выжить в лагере Солженицыну помогло не «отсутствие иллюзий»! С одной стороны, ему не пришлось побывать в самых тяжелых лагерях. Для него самым тяжелым был Экибастуз-ский лагерь, где он находился 2,5 года. Я знаю людей из числа его друзей, которые находились в том же лагере, но отнюдь не считали его самым тяжелым из тех, в которых им пришлось побывать! С другой стороны, Солженицын никогда в течение лагерного срока не оставался без поддержки родных (меня, моей мамы и моих тетей!) Находясь в «Шарашке», он фактически не нуждался в помощи, но остальные 4 года он регулярно получал передачи (начало срока!), а потом посылки (Экибастузский лагерь, вплоть до освобождения!) Тогда не было Фонда помощи заключенным, но у Солженицына он был — моя семья! И всему этому «мученичеству» противопоставлена я: «ей чуждо мученичество», и чуть ли не это послужило причиной нашего разрыва. Но разве его муки не были в течение многих лет и моими муками? Не говорю уже о том, что мне теперь они уготованы на весь остаток жизни. А что касается Александра Исаевича, то мне вспоминается, как одна из почитательниц как-то написала Солженицыну, что он очень счастливый человек: воевал — не убили! был в лагере — не умер! болел раком — выжил! Могу лишь добавить: не надеялся увидеть при жизни напечатанными свои произведения, но не только увидел, но и прославился в мировом масштабе! И вот — живет в семье, имеет детей, пишет то, что хочет! И всё… мученик ? Есть еще одна возмутительная фраза у Файфера и Бурга: «К тому же его отъезд из Марфина облегчал развод Решетовской»… (???) Ко времени отъезда Александра Исаевича из Марфина необходимость официального развода из-за засекречивания у меня временно как раз отпала, я уже жила в Рязани и не подозревала, что спустя некоторое время и здесь получу спе-цанкету. Но… официальный развод и образование новой семьи у меня — события, друг с другом совершенно не связанные. Второй брак мой вовсе не был оформлен. Но самое страшное — это подтасовка фактов с путаницей в годах: как у Вас между 64-м и 65-м, так здесь — между 69-м и 70-м! Глава XXXII у Файфера и Бурга называется «Исключение» (оно произошло в ноябре 1969 года\) Тем не менее, начинается эта глава с… разрыва со мною!????? Да мы еще год жили вместе на даче Ростроповича! Ермолай был зачат лишь весной 1970 года, что положило начало драме. Никаких указываемых авторами причин для разрыва не существовало: «Солженицын отказался быть знаменитостью», «отверг материальные блага», «не захотел общаться с широким кругом людей» — «это не устраивало Решетовскую». — Все это сплошная чушь! Когда я соединилась вторично с Солженицыным, он был всего лишь сельским учителем, тот человек, которого я ради него оставила, занимал значительно более высокое положение! Но все это цветочки по сравнению с теми ягодками, которыми накормили Вы меня, отправив меня «на задворки жизни» моего мужа (стр. 157)! Да, Вениамин Львович был сначала моим другом, и Вам это могло бы о чем-то сказать в отношении меня. Вы же это предпочли счесть унизительным для Вениамина Львовича! — Спасибо !

Я. Решетовская

ГЛАВНОМУ РЕДАКТОРУ ЖУРНАЛА «ПАРИ-МАТЧ»

Париж

Уважаемый господин главный редактор!

Я полагаю, что мало-мальски добросовестного знакомства с моей книгой «Ма vie avec Soljenitsyne» совершенно достаточно, чтобы убедиться, что никакого отношения ни к «сведению счетов», ни к пропаганде, ни к дискредитации Солженицына она не имеет.

Ради истины следует пояснить, что книга начала писаться еще в период нашей с Солженицыным совместной жизни. Муж читал мои записки и одобрял их. Устами своего адвоката доктора Фритца Хееба в газете «Neue Zuricher Zeitung» от 14 мая 1973 года Солженицын сообщал, что публикация глав из моих воспоминаний «является моим полным правом» («Das ist Ihr gutes Recht»).

Издательству АПН мною была передана готовая рукопись книги. Его «помощь» выразилась в необходимых сокращениях текста, переводе на иностранные языки и переговорах с зарубежными издательствами. Естественно, что за все это я весьма признательна издательству Агентства печати «Новости».

Что касается самой рецензии, то у меня, простите за прямоту, создалось впечатление, что мадам де Броссе не прочла, а просто перелистала книгу. Иначе она не могла бы не заметить, что мои воспоминания заканчиваются 1964-м годом, и не смешала бы в кучу события, разделенные годами и даже десятилетиями. Автор рецензий просто не заметила, что между возвращением мужа в 1956 году и нашей трагедией 1970 года прошло 14 лет. (Обратите внимание на подпись к одной из фотографий: «Breves retrouvailles».) Не заметила также, чем эти годы были наполнены. Солженицын в то время не только совершал велосипедные прогулки и развлекательные путешествия, но именно в эти годы он написал свои книги, еще не изменив этому жанру ради заявлений и речей.